Стол, разумеется, был накрыт. Богатый выбор напитков: и пхеньянский соджу, и розовый «Камхонгно», и японский виски, и пиво, а также кофе, множество сортов чая (даже женьшеневый) и, наконец, газировка и простая вода. Что же касалось еды, то такое роскошное угощение было бы не стыдно выставить на стол к Первомаю или ко Дню рождения Великого Руководителя. В центре возвышалась корзина, наполненная яблоками, мандаринами, дынями и прочими фруктами, о существовании которых Пак и не знал. Впрочем, он догадался, что некоторые из них росли на юге, — например, похожий на яйцо зеленый фрукт, покрытый нежным пушком, или желтоватый, напоминавший сладкий картофель. Рядом с корзиной поставили большую чашу с каштанами, жареной ююбой и корейскими сладостями. Также было много мясных блюд: жареная говядина и свинина с кимчи, пирожки с курицей. Но сильнее всего благоухало блюдо под названием «чекджон», представлявшее собой обжаренные в масле ломтики свинины. Не забыли и про макрель и осьминога с гарниром из обжаренного перца. Для каждого гостя стояли тарелки с охлажденным супом из водорослей и огурцов.
Ароматы кухни неожиданно напомнили Паку его дом. Пак родился в небольшой деревне в провинции Канвондо. Свинина там была доступна лишь для партийных работников. И хотя дед со стороны отца Пака погиб на войне, что означало блестящие перспективы для потомков, семья испытывала затруднения. С малых лет Пак был вынужден работать на семейном огороде.
Мама иногда готовила чекджон — например, в честь рождения второго ребенка, младшего брата Пака. Тогда Пак и отведал впервые это блюдо. Он помнил, как его отец гордился тем, что за успехи в разведении яблок и персиков секретарь местного отделения партии выделил семье немного свинины. Для изготовления чекджона требовалось смешать выжатый через полотенце соевый творог и пряности кимчи со свининой; затем добавить соль, черного перца, чеснока и кунжутного масла. До того как мясо прожарится, добавлялся яичный желток. Аромат готового чекджона было невозможно спутать ни с каким другим.
Попробовав блюдо, пятилетний Пак спросил родителей, готовили ли они такое в честь его собственного рождения. «Конечно же», — ответила мама. «А я не помню, чтобы тогда его ел!» — воскликнул Пак, и все, кто сидел за столом, расхохотались. Потом мама готовила для него чекджон по разным поводам: когда Пак вступил в партию, когда ему дали разрешение на поступление в университет. Но в тот день, когда он уезжал в Пхеньян, мать с грустным лицом сказала, что у нее нет мяса для приготовления любимого кушанья. Впрочем, в те времена не хватало не то что мяса, а даже риса или кукурузы. Мать рассказала, что старики, собиравшие рис на поле, потратили всего три дня на уборку. Пак вышел на улицу и отправился к полю, знакомому ему с раннего детства. Была зима, и там катались на коньках школьницы в красных шарфах — члены школьной конькобежной команды. За полем начинались холмы, где он в детстве собирал ягоды, орехи и желуди. Мама все время плакала и повторяла, что обязательно приготовит чекджон, когда Пак вернется, а он все смотрел на девчонок в красных шарфах.
Затем, когда Пак приехал домой, выяснилось, что дела пошли еще хуже. Родители выглядели вконец истощенными; отец страдал от невралгии и не мог больше работать. С каждым своим приездом Пак замечал, что не только домашний огород, но и местность вокруг все больше пустеет. Борясь с холодом и голодом, крестьяне вырубили все яблони и извели лес на холмах. Девочки в красных шарфах больше уж не катались по замерзшему рисовому полю. В очередной свой отпуск Пак привез мясо, но в доме не было ни кунжутного масла, ни чеснока, ни яиц, ни соевого творога. Не было даже кимчи. Мама сказала, что приготовить чекджон не получится. А Пак не знал рецепта и полагал: все, что нужно, — это лишь мясо.
Сидя в банкетном зале в ожидании высокопоставленных гостей, он мысленно перенесся в далекое прошлое. На фоне черно-белого пейзажа единственным цветным пятном были красные шарфики школьниц. Пак воочию увидел, как они развеваются на ветру, а рядом — заплаканное мамино лицо. «Ну зачем же тебе нужно помнить все это?! — мысленно вскричал он. — Сейчас ведь прибудет мэр Фукуоки. Возьми себя в руки!»
— От имени Экспедиционного корпуса Корё я приветствую многоуважаемого господина мэра города Фукуока и его превосходительство господина префекта.
Произнося приветственную речь, полковник Хан Сон Чин учел, что мэр Фукуоки старше префекта. Мэр был небольшого роста, тогда как префект отличался внушительными размерами, брюшком и холеным лицом, что говорило о хорошем питании. Войдя в зал, оба чиновника при виде накрытого стола широко распахнули глаза. Они явно не ожидали, что их будут принимать с таким почтением. Японцев подвели к столу и усадили напротив полковника Хана. По правую руку от Хана был его заместитель майор Ли Ху Чоль, который ввиду слабого знания японского языка усадил рядом с собой лейтенанта Ли Кви Ху — пусть переводит. В дальнем конце стола расположился Пак Мён, в обязанности которого входило записывать ход встречи.
Японские чиновники с опаской поглядывали в сторону Ли Кви Ху и ее ноутбука — они уже имели возможность оценить ее профессиональные качества.
Около получаса назад они прибыли на контрольно-пропускной пункт «А» на большой черной «тойоте». Их сопровождали два аккредитованных журналиста с канала «Эн-эйч-кей» и человек, который представился, как начальник полиции префектуры Фукуока. Оккупированная зона простиралась от реки Хии на западе до реки Комо на востоке, а с севера и юга ограничивалась прибрежным шоссе, пляжем и проспектом Йокатопия. Всего было оборудовано пять КПП: четыре по углам периметра и пятый на середине проспекта. Пункт «А» располагался рядом с отелем у моста через реку Хин. Именно там и дежурила Ли Кви Ху, чтобы проверить личности прибывших должностных лиц. Позднее она со смехом рассказывала, что чиновники, несомненно, впервые в жизни видели направленный на них АК‑74.
Процедура установления личности показала, что и мэр, и префект Фукуоки действительно являются таковыми. Но третий чиновник — Окияма Хирото — оказался не начальником полиции префектуры, а главой Национального полицейского агентства острова. Ли в одно мгновение «пробила» нужную информацию: место рождения, какой университет он закончил, и, разумеется, должность, которую он занимает. Также Ли добавила, что ей известно о перенесенной четыре года назад операции на позвоночном диске, о литературном псевдониме его супруги (та сочиняла хайку) и о том, что его второй внук ходит в престижный детский сад в Токио. Почти достигнувший шестидесятилетнего возраста, с выступающими передними зубами, Окияма Хирото походил на большую белку. Услышав о жене и внуке, он стал белым как полотно.
В качестве официального представителя ЭКК на КПП находился майор Ким Хак Су. Ким разозлился так сильно, что Ли подумала: сейчас застрелит Окияму на месте. Майора боялись даже спецназовцы, которым довелось служить под его командованием. Ким Хак Су, а он был огромного роста, угрожающе навис над Окиямой, словно футбольный судья, изгоняющий с поля провинившегося игрока.
— Вы не являетесь начальником полиции префектуры! — заорал он.
Схватившись за висящий на боку пистолет, майор угрожал публичной казнью. Окияма струхнул и покорно стал просить не трогать хотя бы его семью. Мэр — Тензан Тосиюки, — хотя и не отличался крупными габаритами, принялся увещевать Кима, объясняя, что Окияма всего лишь подчиняется указаниям правительства страны.
В конце концов Хан распорядился, чтобы Окияма отдал ему свои документы. Как человек, предпринявший попытку скрыть личную информацию, начальник НПА подлежал помещению под арест в отеле. Его заставили сделать заявление на камеру.
— Я, Окияма Хирото, — сказал он, — умышленно желая сорвать официальную встречу с представителями Экспедиционного корпуса Корё, совершил подлог с целью дестабилизации ситуации в Фукуоке, чем подверг опасности местных жителей.
Ли Кви Ху как председатель импровизированного военно-полевого суда зачитала обвинения и постановила признать подсудимого виновным, с последующей изоляцией.
Так Окияма стал первым «преступником», арестованным ЭКК. Ему заломили руки за спину и увели в сопровождении двух солдат, что и было зафиксировано присутствующими журналистами «Эн-эйч-кей».
Пройдя в банкетный зал, мэр и префект вручили каждому из офицеров ЭКК по квадратику плотной бумаги и вежливо представились:
— Тензан Тосиюки!
— Ёсиока Масару!
Их полные имена жирным шрифтом были написаны на картонках и там же указаны должности. Чо Су Ём тихо объяснил соотечественникам, что картонки именуются «визитными карточками» — «мэйси» по-японски. Казалось, картонки были сделаны из какого-то полупрозрачного волокна. Пак пощупал пальцами тисненую поверхность, не понимая, каким образом можно было напечатать на ней текст. Он никогда еще не видел подобных вещей и, признаться, не понимал, для чего эти карточки нужны. Разве не проще записать имя, должность и иную контактную информацию новых знакомых в блокнот?
— Покорнейше благодарим! — вежливо произнес Хан, принимая карточку. — У нас в Республике визитки не употребляются, но теперь я понимаю, что их следует ввести. А пока мы представимся вам, так сказать, в устной форме!
Хан утробно хохотнул собственной шутке. Префект натянуто улыбнулся в ответ, мэр остался серьезным.
— Итак, еще раз добро пожаловать! Прошу вас садиться.
Сев за стол, Хан наклонился вперед, чтобы обменяться с гостями рукопожатием. Коротенький Тензан, привстав, осторожно придержал полу своего пиджака, чтобы не испачкаться в соусах. Хан пожал чиновникам руки и улыбнулся в объектив телекамеры. Собственно, журналистам было позволено присутствовать и снимать лишь до этого момента, потом они должны были удалиться в холл и ждать открытия совместной пресс-конференции. Иностранных журналистов не было — хотя о захвате Фукуоки было известно уже во всем мире, японское правительство не желало открытого освещения событий. Лейтенант Чо Су Ём, назначенный ответственным за пропаганду и связи с общественностью, предоставил японским телевизионщикам эксклюзивное право зафиксировать первые минуты встречи; во время же пресс-конференции, сказал он, к ним присоединятся корреспонденты из газет «Асахи», «Майничи», «Ёмиури» и «Ниси Ниппон» (все допущенные обязаны были предоставить персональные данные).