Кореец спросил Тхака, все ли на месте. Тхак ответил, что еще не прибыл журналист из «Асахи симбун» по фамилии Ито, и тут же Ито просунул голову внутрь, сказав:
— Извините за опоздание!
Часы показывали тридцать три минуты пятого. Ито подтянулся, чтобы залезть, но офицер сказал по-японски:
— Мы не можем позволить вам опаздывать!
Хотя произношение офицера было почти безупречно, фраза прозвучала странно. Ито снова извинился, объяснив, что опоздал из-за того, что на КПП долго проверяли его документы, — он был зарегистрирован в Токио.
— Все равно это недопустимо, — безо всякого выражения произнес офицер.
Ито опешил, с трудом сглотнул слюну.
— Ясно…
Офицер подался вперед, захлопнул дверь перед носом Ито и зычно приказал водителю:
— Вперед!
«Ну, труба, — подумал Йокогава. — По сравнению с ним я просто свистулька».
Из-за высоко расположенного кузова тряска была ощутимой. Йокогаву отделял от офицера металлический трап, ведущий в башню. Едва только они отъехали, тот представился как Чхве Хён Ир, капитан Специальной полиции. Полицейские-японцы тоже назвали свои фамилии и звания, но Чхве не обратил на них ни малейшего внимания, общаясь только с корейским солдатом, что сидел, словно проглотив аршин: ноги расставлены, руки на коленях. Время от времени солдат покашливал, прочищая горло.
За десять лет работы в отделе городских новостей Йокогава повидал многих интересных личностей: правых и левых, жестоких убийц, хулиганов, рэкетиров, политиков и детективов, но никогда не встречал такого человека, как Чхве Хён Ир. Как-то раз ему довелось общаться с гангстером, чья дочь незадолго до этого попала в тюрьму для несовершеннолетних. Он поинтересовался, за что, но в следующее мгновение увидел перед собой меч. «Ребенок пошел по стопам своего отца! — взревел бандит. — Какое тебе до этого дело?!» С этими словами он сорвал с себя рубаху, чтобы обнажить татуировки, и бросился на Йокогаву. Поняв, что, вероятно, настал его смертный час, Йокогава подпустил в штаны. Однако нынешний страх был совсем другого рода.
Чхве повязал себе на рукав повязку с надписью «Полиция», хотя его форма была обычного зеленого армейского цвета, так же как и головной убор. Может быть, из-за того, что он был в чине капитана или, скорее всего, по причине его высокого роста, ему не смогли найти синей формы подобающего размера. На плече у него висел АК, на поясе был приторочен маленький, похожий на игрушечный пистолет-пулемет и висело несколько ручных гранат. Йокогава никогда еще не видел, чтобы полицейские вооружались гранатами. Японские полицейские тут не могли составить никакой конкуренции — их вооружение состояло только лишь из револьверов и резиновых дубинок.
В броневике было шестеро японских полицейских, включая водителя, и трое корейцев. Если и во втором бронетранспортере то же самое, получалось, что на шесть корейцев приходится двенадцать японцев. Те из них, что сидели рядом с Чхве, казалось, пребывали в ступоре. Чхве, Тхак и бортовой стрелок не разговаривали, а просто рассеянно смотрели на пол и стены салона, трясясь и подпрыгивая на своих сиденьях в такт хода бронетранспортера. Для них это был второй рейд, а японцы, судя по всему, работали по сменному графику. Пятеро полицейских и Йокогава, очевидно, впервые выходили на подобное задание.
Тем временем подоспела ориентировка на подозреваемого. Его звали Маэзоно Ёсио, жил он в Даймё 1-тёмэ в районе Чуо. Йокогава набрался храбрости и обратился по-корейски к Чхве:
— Могу ли я вас спросить?
Корейцы посмотрели на него, словно предупреждая, чтобы он не навлек на себя ненужных неприятностей. Прежде чем ответить, Чхве некоторое время смотрел на журналиста в упор, и от его взгляда Йокогава почувствовал колики в животе.
— Что такое? — наконец произнес Чхве.
Хотя и хриплый, его голос, когда он не отдавал распоряжения, был довольно приятен на слух, но вежливая интонация все равно заставляла внутренне напрягаться.
— У вас есть ордер на арест этого Маэзоно? — спросил Йокогава.
— Да, — коротко ответил ему Чхве, не сводя взгляда.
— А кто выдал ордер? Какая организация и на основании какого закона?
— Я не могу раскрывать все подробности, — покачал головой Чхве. — Пожалуйста, обратитесь в отдел пропаганды и управления.
— Хорошо, — отозвался Йокогава, заметив, что его собственный голос стал неестественно высоким. И еще он обратил внимание, что его подмышки стали совсем мокрыми, хотя в салоне было прохладно.
Поскольку в бронетранспортере не было окон, Йокогава не видел того, что происходит на улице. От КПП «D» до Даймё 1-тёмэ дорога должна была занять не более десяти минут, но чтобы не выезжать на блокированные магистрали, пришлось двигаться по прилегающим улицам. Чхве встал со своего места и поднялся в башню. Тхак с любопытством оглядывал Йокогаву, но, когда их взгляды встретились, кореец отвел глаза в сторону. Больше всего его заинтересовала цифровая камера Canon, висевшая у Йокогавы на шее. Тот вдруг понял, что до сих пор не сделал ни единого снимка. Стараясь, чтобы его не услышал Чхве, Йокогава тихонько спросил Тхака, можно ли ему что-нибудь сфотографировать. Тхак сокрушенно мотнул головой:
— Нет фото. Специальная полиция, — сказал он на ломаном японском.
— Понятно, — кивнул Йокогава, пытаясь догадаться, сколько лет этому юноше, почти ребенку.
Тот действительно недавно перешагнул подростковый рубеж, отделявший его от взрослой жизни, но в нем уже проглядывала зрелость. Лицо было молодым, но в глазах стояла тревога. И хотя Тхак вел себя просто и непринужденно, что-то в его поведении заставляло насторожиться.
Броневик сбавил ход. Тхак встал с места и заглянул в кабину. Чхве все еще находился в башне, и его ноги оказались прямо перед глазами Йокогавы. Одна брючина задралась, и он мог видеть притороченные к голени ножны с боевым ножом. Рукоять была оплетена металлической проволокой, а сами ножны были не кожаными, а металлическими. Йокогава размышлял: может быть, мэр действительно желал, чтобы он передал корейцам информацию о готовящейся против них операции SAT, но в любом случае он не мог поступить таким образом. Это означало бы только одно — допрос. Мысль о том, что ему придется иметь дело с таким, как Чхве, вызывала не иллюзорный страх. Кроме того, Йокогаве претило сотрудничать с теми, кто нагло и беззаконно захватил его родной город и лишил многих людей свободы. Но, с другой стороны, у тех, кто сталкивается с людьми, способными на самое жестокое насилие, возникает соблазн подыграть им. Постоянное ощущение опасности слишком изнурительно для нервной системы, и было очень легко, приняв желаемое за действительное, сказать самому себе, что, может быть, эти парни не такие уж и плохие.
Полицейские из префектуры выглядели совершенно потерянными. У них был приказ, и им нечего было противопоставить людям из Корпуса; фактически весь город стал заложником, и оставалось только беспрекословно выполнять приказы захватчиков. Полицейские делали свое дело, полностью отрешившись от ситуации. Думать о происходящем было очень страшно, и они превратились в безжизненных кукол. Йокогава, стараясь не потерять связи с действительностью, заставлял себя смотреть на Чхве и Тхака, как на террористов. И как ни хотел того мэр, он не собирался играть на стороне тех, кто покусился на его свободу.
Бронетранспортер замедлил ход и наконец остановился. Чхве открыл дверь и сделал знак японцам выходить первыми. Когда Йокогава поднялся со своего места, машина дернулась, и он едва не упал. Тхак схватил его за руку и помог устоять на ногах.
— Старею, что тут скажешь! — отозвался Йокогава, спрыгивая на землю.
Они находились в нескольких сотнях метров от боковой улицы, что шла от проспекта Тайсё в сторону Тендзина. Йокогава был до крайности изумлен, увидев на улице толпившихся людей. Экспедиционный корпус никого не уведомлял о проведении задержаний — откуда все эти люди могли узнать? Почти все собравшиеся были молодыми; некоторые приехали сюда на велосипедах. Кто-то разговаривал по мобильнику, кто-то фотографировал происходящее.
В башне бронетранспортера раздался треск, и прожектор осветил вход в частный дом, приютившийся между двумя высокими зданиями. Оператор и репортер из «Эн-эйч-кей» уже были на месте. Репортер был знаком Йокогаве, и тот спросил его, почему собралась такая толпа. Репортер предположил, что кто-то из прохожих, увидев полицейские броневики, последовал за ними, попутно предупредив своих знакомых по телефону.
Уже совсем рассвело. Сотрудник полиции префектуры подошел к воротам дома и стал вызывать Маэзоно по домофону. Ворота были действительно хороши — такие часто можно видеть в телесериалах. Слева от них виднелась небольшая дверь. Над воротами поворачивалась видеокамера, вероятно управляемая кем-то из дома. По другую сторону раздавался собачий лай. Судя по мощному рыку, пес был немаленький.
Рядом с полицейским столпилось около десяти его коллег. Корейцы разделились по двое. Первая пара заняла позицию прямо перед воротами, еще две пары встали по бокам. Корейцы взяли оружие на изготовку, причем один в каждой паре опустился на колено, а другой стоял во весь рост. Тхак Чоль Хван находился в центральной паре напротив ворот, остальные прикрывали группу со стороны улицы. Чхве занял позицию справа.
Зеваки стояли поодаль на расстоянии метров тридцать — сорок, спокойно наблюдая за происходящим. Толпа потихоньку росла. Никто не приказывал разойтись — полиция была слишком занята, а корейцы просто не обращали на собравшихся никакого внимания.
Йокогава, стоя рядом с оператором из «Эн-эйч-кей», фотографировал, предварительно выключив вспышку. Тхак оставался безучастен — видимо, фотографировать не возбранялось, если только не снимать лица крупным планом. Репортер испытывал странное ощущение, будто все происходящее отделено от него невидимой пленкой. Чувство реальности почти исчезло. Поначалу он приписал этот эффект полицейскому прожектору, который освещал ворота, отчего создавалась иллюзия солнечного дня. Если не считать собачьего лая, обстановка была достаточно спокойная. Полицейский у ворот беспрестанно повторял: «Маэзоно Ёсио, откройте дверь!» Толпа оставалась безмолвной. Даже репортер «Эн-эйч-кей», который только что шепотом уведомил телезрителей о том, что находится сейчас у дома Маэзоно Ёсио, не проронил больше ни слова. Впечатление было такое, будто все играли в каком-то фильме и сейчас воспроизведение поставили на паузу.