решетчатыми перегородками, укрепленными оцинкованным железом. В каждой импровизированной камере площадью два квадратных метра стояло ведро и было постелено одеяло. На момент появления Омуры в камерах уже сидели девять человек. Вдруг позади Омуры раздался какой-то звук, напоминавший собачий визг. Звук многократно отразился от бетонных стен и пола. Как выяснилось, одного из заключенных избивал охранник: что было мочи лупил по рукам несчастного плеткой, сделанной из свиных кишок с вплетенной медной проволокой.
Двигаться заключенным не разрешалось. За исключением времени, отпущенного на сон, прием пищи и оправку, все должны были неподвижно сидеть, скрестив под собой ноги, а руки держать на коленях. Через пару часов сидения в такой позе на бетонном получеловек начинает ощущать сильнейшую боль в суставах ног и в области ягодиц. Но стоило попытаться хоть немного изменить неудобное положение, как охранник свистком делал предупреждение; после двух предупреждений заключенный подвергался избиению свиной плеткой. От ударов кожа на руках лопалась, нередко дело оканчивалось переломом костей запястья.
Пять блоков с камерами шли параллельно друг другу, разделенные проходом шириной метр. В каждом блоке находилось от пятнадцати до двадцати камер-ячеек, перегороженных листами кровельного железа высотой чуть ниже человеческого роста. Сверху камеры не перекрывались. Перегородки крепились при помощи деревянных распорок, вмурованных в бетон, а сзади к конструкции приколачивался толстый фанерный лист. Двери висели на петлях и открывались ключом, освобождавшим шток замка. Одеяла в камерах были в половину своего нормального размера, то есть попросту разрезаны пополам. Подушек не предусматривалось. Заключенные носили только тонкие хлопчатобумажные халаты и резиновые шлепанцы.
В коридоре между блоками появилась шатающаяся фигура человека с поганым ведром в руке. Это был подследственный № 9, почти семидесятилетний старик по имени Оцука Сэйдзи. Он был юристом и работал на сеть преступных синдикатов: занимался отмыванием денег, консультировал по вопросам уклонения от уплаты налогов, сколотив на этом вполне приличное состояние. Оцуку арестовала команда Пака Ир Су. На старика возложили обязанность собирать все девять поганых ведер и опорожнять их в туалете за лифтом. После нескольких часов, проведенных в неудобной позе, его правое колено и лодыжка опухли и приобрели фиолетовый оттенок. Оцука подволакивал ногу и не мог нормально ходить. Из ведра нестерпимо воняло, и запах распространялся по всему помещению; охранник грозно орал, что, если содержимое выплеснется на пол, заключенный будет подтирать пол собственной одеждой. Оцука всхлипывал, словно ребенок, которого сильно отругали, его плечи тряслись, голова моталась из стороны в сторону, когда он вытирал слезы свободной рукой.
Рядом с запасным выходом стоял большой автобус. Сиденья в салоне были сняты, и теперь транспортное средство служило помещением для досмотра. Из окон открывался вид на камеры, и сразу становилось ясно, что сбежать отсюда практически невозможно.
При виде Чхве двое солдат вытянулись и поприветствовали его. Омура побледнел, но все еще старался держаться достойно. Ему приказали раздеться, осмотрели волосы, рот и заглянули в анус. Костюм-тройка, перламутровые запонки, обручальное кольцо, наручные часы и очки в черепаховой оправе были конфискованы. Затем ему объяснили, что любой акт неповиновения приведет лишь к тому, что его изобьют обученные тхэквондо и кёксульдо охранники. Повторный проступок повлечет более жесткое наказание. Наконец Омуре вручили его тюремную одежду — нестираный гостиничный халат, пропахший по́том и прочими человеческими выделениями. Лишившись очков, подслеповатый Омура долго не мог справиться с рукавами…
В течение одного дня все оставшиеся следы его прежнего положения должны были бесследно исчезнуть.
Чхве отпустил На в лагерь, чтобы тот приготовился к следующему рейду, назначенному на вторую половину дня. Сам капитан отправился в комнату, где проводились допросы. Некогда это помещение три на четыре метра служило административным офисом. Со стен свисали веревки и проволока, посередине стоял небольшой стол с прикрученными тисками и кузнечной наковальней. Рядом лежали вымазанные в крови плоскогубцы и молоток. Большую часть пола закрывал синий брезент. У стены стояли двое солдат, державшие в руках палки с потемневшими пятнами.
На нижнем этаже отеля содержались только подследственные. Заложники — все трудоспособные мужчины от пятнадцати лет и старше, включая сотрудников отеля и некоторых водителей отъятых Девятьсот седьмым батальоном машин, — размещались на двадцать втором этаже. Солдаты вывели весь транспорт с автостоянки на этаже В2 в лагерь, оставив на месте только автобус. Надзиратели вскоре стали называть номера для заложников гостевыми комнатами, а камеры для подследственных — административным центром, так в Республике официально именовались исправительные лагеря.
Чхве сменил камуфляж на зеленую полевую форму с повязкой на правом рукаве, означавшей служащего Специальной полиции. При виде начальства солдаты вытянулись в струнку. Достоинства Чхве были хорошо известны всем служащим Девятьсот седьмого батальона. В капитаны он был произведен после захвата «Фукуока Доум». К нему относились почти что с благоговением, так как, в отличие от большинства солдат ЭКК, он действительно участвовал в боевых действиях. В 1995 году Чхве и его товарищи перешли границу с Южной Кореей, где убили несколько солдат марионеточного режима и гражданских. В 1998‑м он участвовал в вооруженном конфликте на необитаемом острове в заливе Кёнги.
И все же главным его достоинством был не послужной список, а способность принимать быстрые решения. Такой опыт включал в себя формирование у подчиненных привычки немедленно выполнять приказы: упасть на землю, открыть огонь из положения лежа, перезарядиться, изменить направление движения и снова упасть лицом в грязь… Иногда муштра продолжалась по два дня, с двухчасовым перерывом на отдых. Накопившаяся усталость может сыграть с человеком злую шутку: он просто перестанет адекватно реагировать на изменяющуюся ситуацию. Например, забудет поменять прицел, не рассчитает количество оставшихся боеприпасов, потеряет из поля зрения противника, не сможет правильно указать свое местоположение или, чего доброго, откроет огонь по своим. Но ни с самим Чхве, ни с его подчиненными такого произойти не могло. Подготовка по мгновенному реагированию была важной частью общей подготовки для Сил специальных операций. Последовательность действий отрабатывалась до полного автоматизма. Солдат спецназа должен был превратить себя в высокоточный, доведенный до совершенства инструмент и быть готовым выполнить любой приказ в любое время дня и ночи, в любой обстановке и при любых погодных условиях.
Войдя в помещение, Чхве спросил лейтенанта Ли Су Ира, ответственного за полицейское расследование, сообщил ли подследственный № 6 имена управляющих активами и владельцев банковских счетов. Ли был родом из Сепона, что в провинции Кангвон, расположенной неподалеку от демилитаризованной зоны. В 2008 году он был переведен из Штаба обороны в Девятьсот седьмой батальон. Ему было двадцать семь лет, и в своих очках без оправы он походил на школьника, хотя в его личном деле было указано, что Ли полтора года числился командиром снайперского взвода в демилитаризованной зоне. Кроме того, Ли был специалистом по допросам вражеских шпионов и политических преступников. Он сообщил Чхве, что с подследственным № 6 все закончено, а подследственный № 7 уже согласился на сотрудничество по конфискации его активов. С этими словами Ли указал на человека с черными от порошка для снятия отпечатков пальцами, сидящего на стуле. К заключенным обращались не по имени, а по присвоенному каждому номеру, для того чтобы лишить их идентичности и пресечь в корне всякую способность к сопротивлению.
Номер 7 ранее занимался незаконным вывозом отходов. Он был крепкого телосложения, настоящий громила, но с того момента, как его доставили в административный центр, надели грязный гостиничный халат и дали пообщаться полчаса с охранниками, он стал тише воды ниже травы, как, впрочем, все, кому не посчастли вилось попасть на допрос к ЭКК. Номер 7 пытался подписать необходимые бумаги, но, поскольку кожа на его руках почти слезла от побоев, он не мог нормально держать перо. Активы, которые он добровольно передавал Экспедиционному корпусу, были размещены на различных счетах (более девяноста миллионов иен на одном и тридцать миллионов долларов на другом), плюс к этому почти миллиард иен, размещенных в акциях, банковских долговых обязательствах и вложенных в коллекцию антиквариата, куда входили старинные мечи, фарфор и древние свитки.
Заместитель командующего Ли Ху Чоль решил, что в связи с юридическими трудностями недвижимость заключенного не будет подвергнута конфискации. Кроме того, учитывая сложившееся в Японии общественное мнение, от наказания будут освобождены и его родственники. Последнее обстоятельство особенно мучило Чхве, поскольку в Республике действовало правило, согласно которому ответственность распространялась на три поколения семьи преступника. Однако полковник Хан Сон Чин, как и его заместитель, настаивали на том, что коль скоро японцы не принимают подобную практику и считают ее ретроградной, то введение такого правила может вызвать ненужную враждебность местного населения по отношению к силам Экспедиционного корпуса. Чхве и Ким Хак Су высказали свои возражения на сей счет, но командующий остался непреклонен. Главной целью принципа ответственности трех поколений являлось не просто стремление наложить коллективное наказание и укрепить систему управления через страх, а все-таки заставить уважать и понимать всю важность родовых связей. Но Чвхе никак не мог понять, почему Экспедиционный корпус должен был принимать в расчет чувства побежденных.
Подследственный № 6 тем временем получил медицинскую помощь — ему перевязали раздавленный тисками палец. Он был корейцем по происхождению, входил в Чхонрён и занимался изготовлением и продажей поддельных дамских сумочек европейских брендов. Перед ревальвацией северокорейской валюты он провел несколько спекулятивных сделок и теперь обвинялся в уклонении от уплаты налогов. Во время ареста в своей шикарной квартире он назвал имя одного из высокопоставленных членов Трудовой партии и угрожающе спросил, понимают ли корейские полицейские, что с ними будет после его задержания? Так как имя партийного функционера было у всех на слуху, сотрудники спецподразделения заколебались. Но Чхве Хён Ир подошел к нему и без лишних слов ударил в плечо, сломав при этом ключицу. За это Чхве получил выговор от заместителя командующего Ли Ху Чоля, поскольку Специальной полиции, которая работала совместно с полицией Фукуоки (полицейские из префектуры предоставляли им свои броневики, водителей и десять офицеров сопровождения), предписывалось воздерживаться от применения силы, за исключением случаев необходимой самообороны.