Тхак Чоль Хван проинформировал команду и сотрудников полиции о том, что подозреваемый будет взят под стражу в другом месте, не у себя дома. Японцы были крайне удивлены; чувствовалось, что нервы у них взвинчены до предела. Тхак сказал, что процедура задержания остается прежней, затем проверил личности водителей бронетранспортеров и сверился с картой парка Охори. В свободное от службы время Тхак настойчиво изучал японский язык при тусклом свете лампочек командного центра и со дня высадки в Фукуоке спал не более трех часов в сутки.
Полицейские забрались в броневик. Никто не разговаривал. Рядом с соседним броневиком кланялся репортер из «Асахи симбун», приветствуя Чхве. Вчера журналист опоздал к началу рейда и был отстранен от освещения событий. Но отдел пропаганды внял его просьбам и восстановил аккредитацию, учтя, что недисциплинированный писака представлял крупнейший печатный орган Японии.
Бронетранспортеры двинулись вперед, здание стадиона осталось по левую сторону. Стоявшие по периметру лагеря часовые помахали им на прощание. Зрелище выезжавшего на задание отряда, несомненно, поднимало боевой дух солдат.
Справа по ходу движения располагалась пятиэтажная стоянка для автомобилей амбулаторных больных, посещавших медицинский центр. Чо Су Ём уже дважды побывал там в сопровождении муниципального служащего. Руководство центра было заверено, что ЭКК не станет чинить препятствия деятельности лечебного учреждения и постарается обеспечить все возможное для дальнейшего сотрудничества. Когда встал вопрос о проверке автотранспорта, служащие центра обещали, что не допустят действий, направленные против сил Корпуса. Наш долг, сказали они, спасать жизни и помогать больным, а не содействовать распространению агрессии.
Напротив больницы размещался большой торговый центр. Чхве еще не успел побывать в нем, но в отделе поставок и логистики ему рассказали, что здание представляет собой сквозную галерею с великим множеством магазинов. В самой середине был просторный, словно спортивный зал, магазин игрушек. Ким Хван Мок призналась Чхве, что такое обилие товаров едва не свело ее с ума. Соберите все игрушки в Республике, сказала она, скривив губы, и все равно не заполните этот зал!
С позавчерашнего дня все магазины стояли закрытыми, однако теперь, за исключением пабов и ресторанов, снова заработали, хотя и открывались к середине дня. Многие из торгующих, прослышав о большом заказе нижнего белья для солдат ЭКК, захотели установить деловые контакты с Корпусом.
За комплексом, по правому борту, находился пропускной пункт «С». Команда остановилась для проверки. Вокруг громоздились бастионы из мешков с песком, откуда торчали жала пулеметов. Совсем рядом были служебные помещения, принадлежавшие консульствам марионеточного режима и Китая, но корейцы без лишних церемоний захватили их для своих нужд.
Конвой въехал в жилой массив. Бронетранспортеры миновали буддийский храм, парк, несколько домов, какие-то здания, напоминавшие общежития, хозяйственный магазин, аптеку, супермаркет — продуктовый магазин, работающий круглые сутки, что для корейцев было в диковинку, и, наконец, достигли конца улицы. Повернув налево, они оказались на широком проспекте, похожем на взлетно-посадочную полосу. Под проспектом проходила ветка метрополитена, которая, судя по всему, вела к аэропорту Фукуоки; мелькали названия станций. Помимо метро, действовали и автобусные маршруты; вообще, на улице было полно народу и машин. Но как только появились бронетранспортеры Специальной полиции, проспект словно замер в оцепенении. Корейцы не включали предупредительных сирен, но транспорт и так прижимался к тротуарам. Люди выходили из магазинов и глазели на боевые машины. Чхве заметил, что за конвоем следуют несколько человек на велосипедах, и некоторые даже умудрялись фотографировать. В небе неожиданно появился вертолет телекомпании. Чхве часто смотрел фильмы, посвященные Освободительной войне, и больше всего его воодушевляли сцены, где показывали офицеров корейской армии, проезжавших на джипах по улицам отвоеванных городов Южной Кореи. Студентом университета он наслаждался кадрами из нацистских хроник: грузовики с эсэсовцами или танки вермахта на площадях. Даже самого простого присутствия военных достаточно для того, чтобы полностью изменить вид города.
— Вы считаете, что местные жители одобряют ваши рейды? — спросил репортер из «Асахи».
Чхве поморщился — вопрос показался ему глупым. Он что, думает, силы Корпуса являются мирной делегацией, чем-то вроде гуманитарной миссии? Завоевателя никогда не интересует, одобряют ли его действия. Его дело — добиться наиболее эффективного контроля над ситуацией. Если сохранение жизни местного населения больше способствует достижению поставленной цели, то это можно назвать политикой. Если же нужно убивать — то, что ж, пусть будет так! Этот идиот пока еще был жив лишь потому, что любое убийство вызвало бы сейчас неодобрение международного сообщества и повлекло военное вмешательство дислоцированных на японских островах войск США. Чхве захотелось грубо осечь дурака-журналиста, сломать ему челюсть, но он сумел взять себя в руки и ответил вопросом на вопрос:
— А вы-то как сами считаете?
— Кёаку, — ответил газетчик.
Чхве не знал этого слова, но, прикинув в уме, понял, что это сочетание иероглифов «зло» и «сила», и слово это означает воротил преступного бизнеса. Казалось, журналист был убежден, что многие жители Фукуоки радовались незавидной судьбе этих людей.
Чхве повернулся к уоррент-офицеру, чтобы договориться об использовании во время операции мобильной связи, и репортер был вынужден закончить свой расспрос. Хотя Чхве так и не ответил ему по существу, он принялся делать пометки в записной книжке. Вид у него был, как у школьника, впервые оказавшегося на пикнике. Отложив свой блокнот, репортер схватился за пристяжной ремень и с отсутствующей ухмылкой стал смотреть на улицу через бойницу в корпусе. «Экая дубина!» — в сердцах подумал Чхве. Он, конечно, слышал, что «Асахи» — ведущий орган японской прессы, но не мог понять, зачем ему прислали этого идиота. Тем более что журналист ни слова не знал по-корейски. Вот его коллега, старший репортер из «Ниси Ниппон симбун», прекрасно владел корейским и, несмотря на то что выглядел совершенной деревенщиной, задавал очень острые вопросы: например, его интересовало юридическое обоснование арестов японских граждан. Пока не прибыло подкрепление из ста двадцати тысяч корейских солдат, ЭКК не имел возможности создать полноценное оккупационное правительство, и поэтому все вопросы относительно правовых основ для принятия тех или иных мер были преждевременны.
Репортер из «Ниси Ниппон симбун» участвовал в задержании подследственного № 2 — Маэзоно Ёсио. Приятель Маэзоно выскочил из дома с дробовиком в руках и ринулся в сторону оператора «Эн-эйч-кей», и Тхаку пришлось разнести голову вооруженному придурку выстрелами из автомата. После этого эпизода журналист «Ниси Ниппон» написал статью, в которой оправдывал действия корейского солдата, указав, что тот защищал жизнь японского гражданина. Материал был на пользу ЭКК, но все же в нем таилась потенциальная опасность. В конце статьи высказывалось мнение о том, что хотя подозреваемые, возможно, и нарушали закон, следует учитывать, какие именно юридические основания применялись при их задержании. (Опять эти основания!) Кроме того, журналист призывал общественность к непредвзятому подходу к личностям арестованного Маэзоно. В своих выводах газетчик ссылался на мнение посторонних лиц, однако в штабе Корпуса решили либо воздействовать на него силами отдела пропаганды, либо включить в список политически неблагожелательных элементов после высадки основных сил Корё.
Погода стояла прекрасная. Парк Охори был полон народу. Нежный ветерок нес по безоблачному небу запах цветов и щебетание птиц. Автостоянка была забита до отказа; в ее конце выстроились четыре туристических автобуса. Озеро, настолько большое, что с одного берега невозможно было различить другой, отражало солнечный свет; по его поверхности скользили стаи уток и лебедей. То там, то сям виднелись прогулочные лодки. Озеро опоясывали беговые дорожки, рядом находились детская площадка, Музей искусств и сад камней. Солнечный свет резал глаза, повсюду пестрели раскрытые зонтики. Несколько художников-любителей, вероятно, членов местного клуба, склонившись над своими мольбертами, изображали водную гладь и мост над ней.
Бронетранспортеры, миновав стоянку, сразу направились к зданию ресторана, где должен был находиться Куцута. Чуть поодаль за ними следовали несколько зевак на велосипедах. В небе стрекотал вертолет телевизионщиков.
При виде бронетранспортеров люди в парке пришли в замешательство. На первом этаже ресторана посетители повскакивали с мест; матери хватали детей. Официанты, казалось, прилипли к широким стеклам. Гулявшие в нерешительности остановились, художники-любители оторвались от этюдников. Каждый знал, что на бронетранспортерах приехали люди из Корпуса Корё для того, чтобы арестовать очередного преступника. И благодаря многократно транслировавшемуся новостному сюжету всем было хорошо известно, что накануне попытка ареста одного из подозреваемых в тяжких преступлениях окончилась стрельбой со смертельным исходом. Чхве все это очень не нравилось, так как паника могла привести к непредсказуемым последствиям.
Первым делом он передал по рации Тхаку, который находился в другом транспортере, чтобы тот сообщил через штаб в редакцию «Эн-эйч-кей» о срочном отзыве вертолета с журналистами. Затем Чхве приказал На Юн Хаку следовать за ним, и они оба вылезли из БТР. Зеваки вокруг оживленно переговаривались и, судя по всему, не собирались расходиться.
Чхве осмотрелся и выпрямился, ожидая, когда улетит вертолет с телевизионщиками. Как только звук лопастей стал затихать, он поприветствовал собравшихся на своем родном языке: «Анхён хэшхимникка!» — «Добрый день». Несколько человек невнятно отозвались. Чхве заложил руки за спину и подошел к группе живописцев-любителей. Их было около десятка, в основном пожилые люди. Один из рисовальщиков, бородатый, в коричневом кожаном пиджаке и берете, был у них, вероятно, главным.