на земле валялся похожий на гигантский презерватив газовый баллон; на короткой привязи вертелась тощая собака; на пороге чьей-то квартиры валялась растоптанная коробка из-под молока, вся усеянная муравьями; искореженный почтовый ящик с неумело нарисованной на нем вагиной; дети на крыльце с книжкой комиксов; подростки, играющие в пятнашки чьей-то шапкой, и ругающаяся на них молодая женщина в желтых сандалиях… Он воочию видел все это, но из головы не выходили картины вчерашнего дня. Автобусы Штурмовой группы, разносимые в щепки автоматической пушкой бронетранспортера… Мори подумал, что было бы здорово, если бы подобное произошло где-нибудь здесь. От треска пулеметных очередей закладывало бы уши и заставляло сжиматься желудок. Он изобразил звуки стрельбы и представил, что пустые бутылки, собаку, детей и молодую женщину разносят на куски пули.
Тоёхара несколько раз повернул направо и налево, чтобы максимально сократить путь. Мори, приподняв зад, продолжал ехать напрямую и время от времени терял Тоёхару из виду. Так как улицы перекрещивались почти что под прямым углом, срезать у Тоёхары особо не получилось, и вскоре они с Мори встретились в одной точке. Мори прикинул, где сейчас должен быть конвой ЭКК. «Корёйцы» никогда не ездили на большой скорости, и их машины легко можно было догнать на велосипеде. Скорее всего, Специальная полиция пыталась изучить на практике план города, а также хотела избежать аварий на улицах.
ЭКК уделял большое внимание вопросам связи с общественностью, чтобы не вызывать недовольство местных жителей. Это не означало, конечно, что корейцы помогали вдовам и сиротам, переводили старушек через дорогу или убирали городские парки, но свой лагерь они содержали в безупречной чистоте и порядке, а также оставались неизменно вежливыми, чтобы сохранить свою моральную высоту и превосходство. Чо Су Ём всегда низко кланялся, появляясь перед телекамерами в начале ежедневных трансляций. Арестованные Специальной полицией «преступники» были богатыми и влиятельными людьми и большого сочувствия в народе не вызывали. И именно солдаты из Экспедиционного корпуса еще до прибытия «скорой помощи» отвезли раненых в медицинский центр. Также они собрали тела убитых, упаковали их в толстые пластиковые мешки и очистили землю от крови. В тот же вечер командующий ЭКК посетил раненых в больнице и преподнес каждому букет цветов.
На Мори большое впечатление произвел случай, произошедший в парке за несколько минут до взрыва. Корейский офицер со шрамом на лице подошел к группе пожилых людей, которые сидели за мольбертами около озера. Он поговорил с художниками, и Мори показалось, что общение офицера и стариков вышло весьма душевным, хоть в это и трудно было поверить. Но что странно, Мори никак не мог восстановить в памяти их разговор. Они действительно о чем-то говорили, но память Мори, который этот разговор слышал, была пуста. Вообще, его воспоминания о сражении в парке были фрагментарными и мимолетными, как фигура Тоёхары, мелькавшая в просветах между домов.
Впереди справа показался закрытый торговый центр. Слева на поросшем лесом склоне высокого холма стояло несколько синтоистских святилищ. Синохара обычно собирал там муравьев на корм своим ядовитым паукам и лягушкам. Между клиникой и начальной школой располагался супермаркет, куда Мори часто ходил вместе с Ямадой. Иногда они покупали сэндвичи и лимонад и отправлялись на север к морю, чтобы закусить, глядя на водную гладь. По дороге туда находились средняя школа и «Макдоналдс», где собирались байкеры из «Клана скорости». Дальше открывалась линия горизонта, и все поле зрения заполняло море.
Мори прекрасно знал местность и мог по памяти изобразить расположение всех улиц. Но его воспоминания о вчерашнем оставались разрозненными, состоявшими из отдельных изображений, которые внезапно вставали у него перед внутренним взором. Он видел старика в жилете из толстой пряжи, в которого попала разрывная пуля. Старик рисовал эскизы. Как только началась стрельба, он присел на землю, закрыл голову руками и заплакал как ребенок. Мимо него пробежал корейский солдат, чтобы укрыться в канаве. Пуля пролетела мимо солдата и попала в старика. Его живот раздулся на долю секунды, а затем из него хлынул дождь из крови и кишок. Когда Мори рассказал об увиденном, вернувшись домой, Такеи объяснил ему, что снайперы Штурмовой группы иногда используют пули с мягкой головкой, чтобы убивать наверняка. Кончик пули деформировался при ударе о тело и посылал через него ударную волну, которая разрывала внутренние органы и оставляла огромное выходное отверстие. Пуля вошла в спину старика по нисходящей траектории и вышла через пах. Из возникшего отверстия внизу живота вывалились измельченные куски кишечника, напоминавшие кровавые экскременты.
Тоёхара поставил свой велосипед у входа в корпус «С», вбежал внутрь и бросился вверх по лестнице. Мори последовал за ним. Они не стали пристегивать велосипеды цепью или прятать их, поскольку воры не заглядывали в пустынный район бывших складов. Мори совсем запыхался, но не испытывал каких-либо неприятных ощущений. Даже когда в приюте он пробежал марафонскую дистанцию, то не чувствовал боли. Разве что ноги начало сводить судорогой. В конце концов он и бежавший рядом Ямада упали в обморок от недостатка кислорода. Врач в приюте сказал, что у обоих, похоже, была одинаковая проблема, заключавшаяся в недостатке в организме специального вещества, которое стимулирует нервную систему передавать болевые импульсы. Узнав об этом, Мори и Ямада принялись экспериментировать: для начала они едва не задушили друг друга насмерть, потом принялись втыкать в тело английские булавки, щипаться и так далее. Кончилось тем, что об этом узнали служащие приюта и заставили их прекратить дальнейшие эксперименты. Мори мог ощущать жар и холод, и что-то похожее на боль в отдельных частях тела: например, когда у него болела голова или живот. Иногда, мучаясь бессонницей, он чувствовал однообразную пульсацию за глазными яблоками, — но и всё. Врачи утверждали, что вопрос заключается не в генетических проблемах, а скорее имеет психологический аспект, а это означало, что в любой момент организм может начать вырабатывать «болевые» метаболиты. Пока этого не случилось, предупредили они Мори, ему следовало внимательно следить за полученными серьезными ранами, чтобы не допустить нагноения.
Все уже собрались в «гостинке». Ребята были в восторге от предстоящей раздачи оружия. Прямо у дверей своего кабинета в качалке сидел Исихара; Канесиро, Фукуда и Такегучи стояли посреди комнаты — по-видимому, они только что закончили работать над новой взрывчаткой, которую называли «печеньками». Исихара выглядел сонным и неспешно листал потрепанный журнал с фотографиями какой-то порноактрисы. Когда вошел Мори, Ямада посмотрел на него сквозь очки в черной оправе и сказал:
— С возвращением!
Ямада сидел на ковре, сняв свои башмаки из черной кожи, в хлопковых, кремового цвета штанах, розовой рубашке и бежевом пиджаке.
Иногда у Ямады появлялась временная работа. Несмотря на экономический кризис, то тут, то там то и дело открывались массажные салоны или мини-отели для любовных встреч, и Ямада без особых проблем устраивался туда. Мори однажды пошел в массажный салон, где работал Ямада, соблазнившись обещанием бесплатного прохода. До закрытия заведения оставалось всего десять минут, однако Ямады не оказалось на стойке регистрации. Вышла пожилая китаянка, Мори сказал ей, что он друг Ямады. Китаянка отвела его в маленькую, слабо освещенную комнату, размером чуть побольше, чем кровать с пологом. На кровати лежал голый Ямада, весь намазанный маслом. В свете красной лампочки без абажура его спина казалась багровой. Увидев Мори, Ямада воскликнул: «A-а, ты все-таки пришел!» — и улыбнулся своей кроличьей улыбкой.
У Ямады было три костюма, которые он купил на деньги, заработанные на той или иной временной работе, и все три — бежевого цвета. Он утверждал, что один был итальянского пошива, но Мори-то знал, что костюм сшит в Гондурасе. Мори тоже иногда находил себе временную работу: упаковывать товар в картонные коробки или прохаживаться по улицам с рекламным щитом на груди и спине. Однажды ему предложили поработать в местном книжном магазине — эта работа оказалась лучшей из всех, так как у Мори появился беспрепятственный допуск к дешевым книгам.
Тоёхара доложил:
— Два бронеавтомобиля с пулеметами и автопушкой вот-вот должны прибыть в Одо.
Вышло так, что по телевизору именно в этот самый момент показывали движущиеся полицейские броневики. Они уже въехали в район Одо.
— Ага, значит, вы снова следили за ними? — произнес Исихара.
— Да.
Остальные смотрели на Мори и Тоёхару так, словно хотели сказать: «Ого, вы опять выслеживали "корёйцев"?» Никто не проявил большого интереса к тому, что ребята увидели накануне. Даже Ямада никак не отреагировал, услышав рассказ Мори. Правда, Мори не умел рассказывать истории, да и по телевизору круглые сутки крутили сюжет из парка. В равнодушном отношении Ямады Мори уловил что-то близкое себе самому. Ведь никто из них никогда не делился своими эмоциями с другими людьми. Когда дети испытывают печаль или счастье или впечатляются каким-нибудь фильмом или книгой, или вообще чем-нибудь красивым, они спешат поделиться этими впечатлениями с родителями и друзьями. Рассказывая о своем опыте и слушая рассказы о чужом, люди учатся делиться эмоциями. По крайней мере, именно так было сказано в книге, которую Мори нашел в приюте. Он точно не знал, что такое «делиться эмоциями», но был уверен, что ничего подобного с ним в жизни не случалось.
Мори вырос в новых кварталах на границе префектур Токио и Саитама. Его отец работал менеджером по продажам в агентстве недвижимости, головной офис которой находился в Токио. Через год после рождения Мори компания разорилась. Чтобы не потерять купленное в кредит жилье и продолжать оплачивать частный детский сад старшему брату Мори, отец устроился в деревообрабатывающую мастерскую, которую содержал его приятель. Однажды, работая на токарном станке, отец получил травму, в результате которой лишился указательного и среднего пальцев на левой руке. Отец был человеком молчаливым, но после этого случая совсем перестал разговаривать, а через некоторое время прекратил выходить из дома. После реабилитации в психиатрической клинике он получил работу в мясной лавке неподалеку от дома, где жарил мясные лепешки и крокеты. Почасовая оплата его труда составляла шестьсот восемьдесят иен. С самого детства Мори слышал от матери одно и то же: «Твой отец зарабатывает шестьсот восемьдесят иен в час». Поскольку семья не могла прожить на его заработок, мать Мори пошла работать в «МосБургер», и какое-то время у них на обед было мясо или чили-бургеры. Мори и его брат то и дело слышали от матери, что она, работая, стерла свою задницу до костей, зато теперь может устроить их обоих в частные школы. Амбиции насчет частных школ проистекали из того, что ее саму жестоко третировали одноклассники, когда она училась в государственной школе. Но Мори так и не смог поступить ни в одну частную школу, куда бы мать ни обращалась. Она все время плакала, говоря, что все ее жертвы и тяжелый труд пропа