а не оттого, что это было запрещено законом, — он сам считал, что добровольное лишение себя жизни хуже убийства. Но принятие смерти все же отличается от выбора способа умереть. Отец Чо продолжал бороться за то, во что верил, даже после принятия факта неизбежного ухода из жизни.
Чо поступил в саманскую среднюю школу, которая высоко котировалась после того, как ее посетил Великий Руководитель. Он преуспел в изучении литературы, иностранных языков, математики и тхэквондо. Окончив впоследствии Литературный институт, был принят в Восьмой корпус спецназа. То, что говорил ему перед смертью отец относительно поэзии, так и оставалось для Чо тайной. Нет, конечно же, отец не имел в виду, что поэт должен искать какого-либо компромисса с читателем, стоять «бок о бок» с народом. Стихи… они были субъективными, слишком личными, формировались, исходя из чувства языка. Только много позже Чо понял, что отец имел в виду на самом деле.
Огава все еще продолжал бубнить о противостоянии Токио и Кюсю:
— Более двадцати лет назад грязевой поток, образовавшийся в результате извержения горы Унзен, повредил или разрушил огромное количество домов. — Огава обхватил чашку обеими руками, словно хотел согреться. — Гора Унзен находится здесь, на Кюсю, — продолжал он, — но приблизительно в это же время произошел необычайный подъем воды в Пяти озерах Фудзи, что привело к затоплению нескольких туристических бунгало вдоль побережья озера Сайко. Угадайте, какое событие освещалось больше? Ну, или возьмем болезнь Минаматы. Спросите любого, кто родился и вырос на Кюсю, и он скажет вам, что если бы загрязнение воды метиловой ртутью, которое вызвало это заболевание, обнаружилось в Токийском заливе, а не здесь, то реакция правительства была бы совсем другой. А теперь Фукуока стала ключевым городом в плане торговых отношений с Китаем, так что все стало несколько по-другому… но вот не так давно наш префект — а он управляет территорией, на которой живет пять миллионов человек, между прочим! — так вот, наш префект оправился Бюро бюджетного планирования Министерства финансов и был вынужден там кланяться перед какой-то накрашенной дурой на стойке приема… Жалкое зрелище, вот что! А когда они организовали блокаду Фукуоки, я сразу подумал: «Ага! А то я не догадывался!»
Огава посмотрел на Чо и закончил свои жалобы фразой, которая должна была послужить детектором реакции Чо:
— Начало должно быть очень тяжелым, но я уже давно понял, что независимость была бы для нас не самым плохим вариантом.
— Я уверена, что все наши зрители нашли легенду о «Трехлетием перевале» весьма интересной. И комментарии рассказчика были довольно оригинальными, не правда ли? Думать своей головой действительно очень важно, хотя это тот случай, когда легко говорить, нежели делать.
Вероятно, из-за света софитов на лбу и кончике носа Хосоды блестели капельки пота. Студия была затемнена, и только они с Чо находились в освещенном кругу. Позади камер возились члены съемочной группы. Огава сидел, скрестив на груди руки. Симоды не было, а его заместитель был представлен Чо непосредственно перед началом записи.
— Давайте сделаем перерывчик минут на пять, — предложил Огава.
Он спросил Чо, не желает ли тот вернуться в отведенную им комнату, но Чо ответил, что ему и здесь неплохо. В студию вошли гримеры и аккуратно промокнули пот с лица Чо и Хосоды. Затем им принесли холодной воды, и Чо сказал:
— Извините, кажется, я не очень хорошо выступил.
Хосода легко коснулась его бедра:
— Не говорите глупостей. Все прошло прекрасно.
Ее ногти были коротко обрезаны и не накрашены. Чо обратил внимание, какие длинные и красивые у нее пальцы. Кто-то из работников студии поправил ей закрепленный на воротнике микрофон. Гримерша подмазала помадой губы.
— Нет, — покачал головой Чо. — Я знаю, что говорить я не мастер. Стоит мне подумать, сколько людей меня сейчас слушают, я начинаю чувствовать, что уже не так искренен.
Хосода хотела возразить, но сдержалась.
К Чо подошел техник — худощавый молодой человек с длинными волосами. Настраивая микрофон, закрепленный на лацкане куртки, он случайно задел какой-то твердый предмет во внутреннем кармане и понял, что это пистолет. Парень робко извинился и, закончив свои манипуляции, сказал:
— Если вы позволите мне заметить, у вас прекрасный голос.
Чо благодарно кивнул.
После перерыва Чо стал отвечать на вопросы телезрителей, которые сперва зачитывала ему Хосода.
— Какую музыку вы предпочитаете?
— Вообще, я слушаю классическую музыку, но мне также чрезвычайно нравится корейский фольклор.
— Когда появятся в продаже новые комиксы?
— Я полагаю, что этот вопрос лучше адресовать японскому правительству, а не Экспедиционному корпусу Корё.
— Откуда вы так хорошо знаете японский язык?
— Когда я учился в университете, то спал по четыре часа, не больше. Я очень много учился.
— Как вы думаете, начнутся ли в Фукуоке боевые действия?
— Я понимаю, что вы подразумеваете печальный инцидент в парке Охори, но я могу обещать, что ЭКК никогда не спровоцирует военный конфликт.
— Действительно ли, что ЭКК является повстанческой армией?
— Мы, то есть Экспедиционный корпус Корё, никогда себя так не именовали. Но верно то, что мы восстали против коррумпированных элементов в системе нашего государственного управления. Они являются причиной многих бед, в том числе неравенства, от которого страдает народ. Мы подняли восстание, чтобы раз и навсегда решить этот вопрос.
— Будет ли открыт порт Хаката?
— ЭКК получил информацию о том, что китайское правительство может потребовать от Японии возобновления работы иностранных консульств в Фукуоке. Если это произойдет, правительство Японии будет вынуждено снять блокаду.
Хосода прочитала последний вопрос:
— Какая женщина для вас была бы идеальной?
— Во-первых, — проговорил Чо, — она должна быть хорошо образована. Во-вторых, обладать добрым сердцем, широтой души и улыбкой — такой же прекрасной, как гладь моря.
Глядя на Хосоду, Чо спустя мгновение добавил:
— Мне также нравятся большие глаза.
— Спасибо за приятную беседу, — закончила трансляцию Хосода и ласково улыбнулась Чо.
После съемок все вернулись в комнату, где Чо воспользовался горячим полотенцем, чтобы снять с лица макияж. Затем он позвонил заместителю командующего Ли Ху Чолю. Ему хотелось узнать мнение Хосоды насчет похорон погибших товарищей, но было бы неплохо сделать это в отсутствии Огавы, то есть вне студии.
Дозвонившись до штаба, он начал объяснять ситуацию, но связь была неважной, и Ли попросил его говорить громче. Сзади послышался восхищенный вздох. Чо отдернул трубку от уха и обернулся. Рядом с ним стоял Ли Сон Су и указывал на его левое запястье.
Ах, часы! Именно в этот день командование выдало ему водонепроницаемые электронные часы. Предыстория была такая: пытаясь раздобыть витаминные добавки, Ким Хван Мок наткнулась на склад наручных часов с большими циферблатами. По-ви-димому, эта модель была популярна несколько лет назад, но потом спрос упал, и нераспроданные экземпляры оказались на складе. Ким потратила около полумиллиона иен, чтобы приобрести три с половиной тысячи часов и батарейки к ним. Предполагалось, что часы в качестве награды будут вручаться участникам первой волны захвата Фукуоки, сначала офицерам, а потом солдатам, которые проявили себя с наилучшей стороны.
Чо вновь принялся объяснять по телефону суть проблемы, и майор пообещал решить этот вопрос.
— С нашей стороны никаких возражений, а что касается Огавы, я позвоню ему сам, — кричал он в трубку. — Скажу ему, что она нужна тебе приблизительно на час, чтобы обсудить важный материал. Но куда ты собираешься везти ее? Где лейтенант Чо Су Ём, звезда местного телевидения, собирается поговорить с прекрасной дикторшей, так похожей на Лю Хва Ми?
Лю Хва Ми была самой популярной артисткой в Республике. В основном она снималась в исторических драмах, и между ней и Хосодой действительно имелось определенное сходство.
Чо сказал, что подумает и перезвонит. Брать Хосоду с собой в штаб-квартиру ЭКК или же прогуляться с нею по парку было бы чистым безумием. Проще всего было проехаться с ней вокруг лагеря.
В конце концов все вопросы были согласованы. Ли Сон Су, охранник Чо, ждал распоряжений. Чо сказал ему, что задаст женщине несколько вопросов в машине по пути в лагерь. Ли щелкнул каблуками и взял под козырек.
Из окон автомобиля струился оранжевый свет заката, отражаемый водами озера в парке Охори. День потухал. Одной вежливой просьбы хватило, чтобы Огава согласился отпустить Хосоду, сказав ей с улыбкой, что дело очень важное. Они сели в черную «тойоту» — служебный автомобиль телекомпании с логотипом «Эн-эйч-кей» на капоте. Всякий раз, когда Чо смотрел на этот логотип, он представлял себе флажки ЭКК, которые скоро будут развеваться на всех машинах Фукуоки.
Хосода Сакико сидела впереди, рядом с водителем, позади которого устроился Ли. Салон «тойоты» был довольно просторным. Заднее сиденье было снабжено выдвижным подлокотником посередине, и в него был вмонтирован телефон. Чтобы позвонить, нужно было всего лишь сунуть в ухо наушник и набрать номер.
Ли, ни на секунду не расставаясь со своим автоматом, пристально всматривался в окно, но иногда переводил взгляд на небольшой жидкокристаллический экран слева от водителя. Это устройство принимало радиосигнал, отраженный от спутника связи, и показывало местоположение транспортного средства. Кроме того, прибор отзывался на голосовые запросы водителя. «Какой сейчас трафик на Кокутайской дороге?» — спросил тот, и прибор тотчас же отозвался приятным женским голосом: «Трафик плотный, но движение есть». В дополнение к этой функции устройство предлагало альтернативные маршруты. Увидев такую штуку в первый раз, Чо подумал, что она могла бы кардинально изменить проведение специальных операций, позволяя оперативным сотрудникам разделяться и при этом не терять друг друга. На потолке был укреплен двенадцатидюймовый жидкокристаллический телевизор, а рядом с подлокотником находился пульт дистанционного управления размером с пачку сигарет.