– Как же! Ему же только крови и подавай.
– Нужна чья-то кровь…
– Это все из-за нее! – раздался истошный визг, и Тома увидела давешнюю тетку с кочергой.
Она уже переоделась в широкое темно-красное платье с рукавами и болотного цвета жилетку.
– Она чужачка! Я сразу сказала! Сказала я, что от нее только беды будут? И что же?! Она на нас эту беду и навела. Вы гляньте на нее! – Тетка ткнула в Тому пальцем. – Она же ведьма! Разве может обычная баба так волосы стричь? – Тетка заверещала пуще прежнего. – Убейте ее! И дружка ее тоже! В лес вышвырните. Он небось только притворялся раненым, гад. И эту, паршивку, их приютившую, – туда же!
Несколько человек переглянулись, невнятно загудели и мрачно надвинулись на Тому. Остальные чертили в воздухе знаки Царя-по-крови. Тома мимо воли сжала ладонь стоявшей рядом Нилы. Ощутила холодный кристалл в ее пальцах. Словно наяву увидела мягкое изумрудное свечение.
«А свой стеклолет так и не зарядила, – мелькнуло в голове. – Умру, и никто не узнает, как именно».
– Вышвырните их в лес! Вышвырните-е-е!!!
– Молчать, женщина, – глухо пророкотало рядом, и перед теткой-крикуньей вырос староста. – Все умолкните. Отойдите! Если уж на то пошло, то гостей наших приютил я. Я дал добро, я за них и отвечаю. Или меня тоже – в лес?
Он оглядел односельчан, но все отводили глаза. Тогда староста продолжил:
– Вы хоть бы головой подумали, прежде чем глупость кричать. Хотели бы они наш поселок спалить, ушли бы тихо ночью, а не бегали и не разбивали акведук.
– Теперь еще и акведук чинить, – прошипела тетка. – Все огороды затопит.
Староста зыркнул на нее из-под густых бровей, и она, скривившись, умолкла.
А между тем стремительно светлело, и внизу, на подступах к поселку проступили тени, зазвучали голоса. Гости шли, даже не скрываясь.
«Бадс, – подумала Тома. – Ему нужна только я. Возможно, я упрошу его не трогать поселок. Взять только меня…»
Ага, согласится он, как же!
Кто угодно другой – но не Бадс. И не тот, кто пошел по его пути.
Стеклолеты лишают тебя собственной жизни. Огнекамни забирают нечто большее. Напрочь выжигают душу. Потому-то их секрет и похоронили на многие годы. Пока Бадс не раскопал.
Тома оглянулась на Нилу и увидела, что та отошла за храм, а в руках ее пылает зеленый огонь. И вдруг паленой шерстью запахло.
– Что ты… – Тома не успела договорить.
Теней стало больше.
Перед теми, что брали поселок в кольцо, выросли новые – более крупные, гибкие и грациозные. И первые отступили. Потеряли строй, зашатались бестолково, будто овцы с пути сбились.
Люди зашептались, многие попадали на колени – толстая тетка-крикунья среди первых.
– Кошки Царицы-по-крови…
– А разве они есть?
– А это что, по-твоему?
– Я же говорил, Она нас защитит!
– Ты про Царя говорил.
– Да насрать, кто из них…
– Смотрите, они уходят!
И правда, первые тени некоторое время постояли, сбившись в кучу, еще несколько раз попытались подойти к поселку, а затем медленно отступили в лес. Вторые же до самого вечера сторожили поселок. А потом растаяли во тьме. Враг больше не возвращался.
А в доме Нилы спал Дым, и неясно было, лучше ему или нет.
Вернувшись под кров лекарки, Тома первым делом бросилась к нему, сжала холодные ладони. Обернулась к Ниле.
– Уйми тревогу, – устало выдохнула она. – Верну я тебе его. Сейчас только отдохну чуточку. И…
– И выращу новое стекло удачи? – закончила за нее Тома.
– Не разумею, о чем ты. Я трав заварить хотела.
Тома подошла к ней, взяла за руку.
– Я же все видела. Ты вызвала кошек Царицы!
– А помогла мне ты – шерсть принесла.
– Но ты и раньше защищала поселок. Отводила от него беду. И выхаживала больных. И стекла твои ни на что не похожи. А ты… – Тома осеклась, заглянула лекарке в глаза. – …ты можешь остановить войну? Сколько нужно стекол? Может, я смогла бы…
Нила покачала головой, высвободила руку.
– На поселок меня и то еле хватает. На тех, кто рядом. Или, думаешь, ты первая, кто мечтает о большем?
– Тебе никогда ни в чем не везло… – пробормотала Тома.
– Ступай, отдохни. И если догадалась о чем-то, о том не болтай.
Спустя четверть луны Тома и Дым шли по дороге, уводящей от поселка невезучей лекарки. Дым вдыхал горячий летний воздух, благодарил Царицу и даже немножко Царя за то, что может идти и дышать. Прикидывал, когда они доберутся до своих, когда он вернется в строй, снова возьмется за оружие. И думал: как же славно, что вот прямо сейчас воевать не надо, а можно просто идти за руку с любимой женщиной и радоваться летнему теплу. И хоть ненадолго забыть о войне.
Уже на пороге, прощаясь, Нила вложила в ладонь Томы зеленый кристаллик – на удачу, а еще – записанный стеклолет.
– Я их не очень умею делать, – улыбнулась лекарка смущенно, – но посмотри, как отойдете подальше.
И они посмотрели. Вечером, на привале.
Маленькая светловолосая девочка держит в руке зеленый кристаллик. Они у нее получаются, хотя давно уже не получались ни у кого. Ее научил прадедушка. Он многих учил, но вышло только у Нилы. Она знает, что этот кристаллик даст ей удачу в любом деле, какое бы ни задумала. Она всегда хотела красивое платье, как у соседской Маришки. И хотела, чтобы яблоки в саду у мамы росли большие-пребольшие, а не крохотные, словно вишни.
Но сильнее всего она хотела, чтобы прадедушка еще пожил немного. А то чего это он? «Наконец-то кристаллы ожили, можно и умереть». Как же это так?
И Нила жгла кристаллы один за другим, пока еще они поддерживали жизнь прадеда… А потом заболела любимая собака. А потом друг подросшей Нилы едва не остался без ноги. Он не знал, почему нога чудом зажила, он вскоре и думать забыл о Ниле, но она ни разу не пожалела о сделанном. А потом брату понадобилась удача в трудной дороге. Он справился, но Нила за это время разбила оба колена и долго хромала. Она могла бы быстро залечить ноги, но старушка-соседка вдруг ослепла… А еще вдове с соседней улицы было нечем кормить детей – перемерли все цыплята…
Она не знала, как именно, но раз за разом чувствовала, где именно нужны ее кристаллы.
А яблоки в саду так и остались не больше вишен. И платьев красивых у Нилы никогда не было.
И все, что она могла, – выращивать зеленые кристаллы. Но их никогда не хватало на всех, кому так хотелось помочь.
Тома вскочила на ноги:
– Я возвращаюсь.
Дым хмыкнул, тоже встал и заглянул ей в глаза.
– И чего это ты удумала?
– Она же их всех спасает. А они… Они ее ни в грош не ставят! Зовут невезучей. Да они же не разумеют, кто она, что делает для них. Они же не знают ничего!
Тома лихорадочно затолкала в дорожный мешок подаренное Нилой одеяло, запихала в котомку остатки скромного ужина.
Дым покачал головой, скрестил руки на груди.
– А ты, значит, придешь и все это им на голову вывалишь, да?
– Они должны знать! Они должны все знать! – Тома была готова расплакаться.
– Счастье мое, – Дым приобнял ее за плечи, – вспомни, о чем ты спросила Нилу, когда узнала о стеклах удачи?
– Не может ли она закончить… Стой! Ты же спал! Ты беспамятный был. Ты не мог слышать!
– Беспамятный не беспамятный, а все же повтори.
– Не можешь ли ты закончить войну, – прошептала Тома и отвернулась.
– Теперь понимаешь? – встряхнул ее Дым. – Думаешь, ты одна такая? Ее же на куски разорвут.
Тома молча кивнула. И, кусая губы, принялась распаковывать одеяло.
Алексей Кунин. Город мертвых богов
– Вон он! И ребенок с ним.
– Да тихо ты! Не маши руками, как флюгер. Хочешь, чтобы он тебя заметил?
Джос, прижимаясь к холодным камням стены, осторожно выглянул из-за угла. Альта была права: не дальше чем в двадцати шагах от них он увидел высокого жреца, укрытого плащом с капюшоном. Рядом с ним, держась за руку, вышагивал маленький мальчик. На вид ему было не больше десяти. Деревянные башмаки, потертые штаны, пузырящиеся заплатами на коленках, и свободно болтающаяся засаленная курточка с надорванным рукавом ясно говорили о том, что вряд ли во всем городе найдется хоть один человек, которому есть дело до ребенка.
– Ну что? Я ведь говорила, – прошипела Альта ему на ухо.
– Давай за мной, – сказал Джос и скользнул за угол.
Они с Альтой крались в тени домов, держась достаточно далеко от жреца, чтобы тот их не заметил, даже во время редких заминок на перекрестках улиц и переулков.
Колокол Высотного храма пробил всего четыре раза, но на улицах города царил полумрак. Солнечное око казалось подслеповатым больным бельмом в небе, с прожилками гноя, так что солнечный свет едва пробивался сквозь пухлую подушку пыльных облаков. Порывы ветра, предвестники дождя, играли друг с другом в салки, наперегонки гоняя по пустынным камням мостовых желто-красные листья. С каждым годом листопад начинался все раньше, приближая наступление месяцев скорби.
Редкие прохожие старались поскорее добраться домой, где можно было почувствовать себя более или менее защищенным, укрывшись за крепкими дверями, железными замками и тяжелыми засовами. Возле распахнутых дверей храмов скучали послушники в разноцветных мантиях: кружки для пожертвований давно уже не радовали своих владельцев ни глухим тяжеловесным звяканьем золота, ни легкомысленным переливом серебра.
А ведь этот район считался вполне безопасным. В получасе неторопливой ходьбы уже начинался Долинный квартал, где на перекрестках горели фонари, заправленные земляным маслом, а улицы патрулировала гвардия гарма.
– Стой. – Джос схватил Альту за локоть и потянул ее за собой в небольшой простенок слева от них. Жрец с мальчиком остановились у неширокого приземистого здания, к двустворчатой двери которого вели три ступени. Над дверьми было что-то изображено, но из своего укрытия Джос не мог рассмотреть, что именно. Жрец повернул голову и медленно повел ею из стороны в сторону, то ли что-то высматривая, то ли – пришла к Джосу странная мысль – вынюхивая. Вот капюшон жреца развернулся назад, и Джосу показалось, что скр