Надю ограждали от домашних дел, наслаждались её присутствием и баловали любовью, которая ещё никому не навредила. Дружелюбная дочка светилась от счастья и щедро раздаривала его другим в паре с улыбкой.
Семья жила в частном доме, который построил отец после рождения сына, чтобы не ютиться в коммуналке. Со временем дом благоустроили, маленький и уютный был кстати из-за инвалидности сына.
…Мать с дочкой вышли во двор, остановились у богатой на урожай рябины, наблюдая, как птицы снуют у оранжевых гроздей. Мысли о сыне на мгновение овладели ею. Одержимая любовью к сыну, матушка мечтала провожать его на работу, растить внуков, но беда нарушила все ожидания. Теперь сын был маленьким ребёнком в семье, прикованный к постели, парализованный, не мог обходиться без помощи родных. Везение, что жив остался. Авось Бог смилостивится, и встанет её Илья Муромец на ноги, мечтала мать, и благодарила Бога за то, что дал ей на старость лет поскрёбыша. Непоседливый котёнок, не давала скучать семье. Жизнерадостное солнышко, заглянувшее в дом, освещала трудный путь родителей.
– Нынче суровая зима будет. Вон, столько ягод созрело, – мать поправила банты и легонько шлёпнула дочь по попке, – Смотри, не балуйся на уроках.
Надя глянула вверх, подпрыгнула пару раз, чтобы достать до ветки, но усвоив урок, что пока ростом не вышла, обняла маму.
– Суровая зима – это значит холодная? А ты мне коньки белые купишь?
Бесконечные вопросы подтверждали любознательность дочери.
– Ой, Надюша, а скрипка где? – мать проворно забежала в дом, схватила инструмент и протянула дочке.
– Спасибо мамочка. Ты такая заботливая. Я тебя сильно люблю, больше всех на свете, – дочь обняла загорелую натруженную на грядках руку и поцеловала.
Туманное утро предвосхищало хмурый, но тёплый день, казалось вот-вот пойдёт дождь. Непредсказуемая погода то рассеивала, то сгущала туман, и когда мать, не напутствуя словами, провожала свою принцессу, из непроглядных туч пробился солнечный луч, проредил на мгновенье туман, поцеловал серую детскую макушку и снова спрятался в глубине облачного одеяла. Надя обернулась, махнув на прощанье рукой, послала матери воздушный поцелуй, и скрылась за поворотом. Нарисованные классики на пути в школу манили озорницу прыгать. Переполненный книгами, тетрадями и школьными принадлежностями портфель-рюкзак давил тяжестью знаний на плечи, мешая свободному движению. Егоза прошлась по квадратам, решив, что на обратном пути обязательно скинет портфель и вдоволь напрыгается. Мать вернулась в дом, когда Надя скрылась за шиповником с красными, как райские яблочки, плодами, чтобы накормить сына, нуждавшегося в её уходе. А затем её ждал трудный рабочий день.
День пролетел в хлопотах и заботах. Надина мама Ольга Степановна не заметила, как наступил конец смены. Работу в отделе технического контроля на заводе не бросишь, пока не придёт подмена. Сменщица опоздала, и пришлось на пару часов задержаться. Домой Ольга вернулась поздно и, переступив порог крикнула:
– Надюша! Ты где? Почему не встречаешь? – из дальней комнаты она услышала голос сына.
– Мам, а Нади нет.
Мать сняла обувь и с полными еды сумками прошла на кухню и выложила в холодильник еду. Прошла в детскую к сыну. Поцеловала его в макушку.
– Гуляет, пожалуй.
– Не знаю. Она со школы не приходила.
– Странно. Поищу у соседей.
Ольгу охватило волнение. Муж не мог помочь, он остался работать в ночную смену. Чувствуя вину перед сыном, что он остался один на один со своей болезнью, Оля ещё раз прислонилась к макушке и поцеловала.
– Прости. Я сейчас быстро принесу поесть.
– Ничего мамуль не волнуйся, вместе поедим. Звони соседям.
– Куда запропастилась? Сорванец. Уже все вернулись со школы, а её нет, – мать поругивала себе под нос дочь.
– Коль, я пройдусь по улице, а ты позвони тёте Даше.
Ольга вышла на улицу, покричала, затем пошла по соседним переулкам. Надя не отзывалась. Соседи выходили и отрицательно мотали головой. Никто не видел малышку. У Ольги в желудке неприятно скисло. И у тёти, и у десяток Надиных подруг её не нашли. Мать задумала наказать дочь, лишив её сеанса мультиков по воскресеньям.
К розыску подключились желающие помочь соседи. Некоторое время в доме раздавались бесполезные звонки, Коля всех благодарил за помощь. Утешительных сведений не было. Вскоре телефон умолк.
Коля почувствовал беду, и сердце неприятно затрепетало. Он очень любил сестру, маленькую козочку, которая радовала его своим присутствием. Разные мысли лезли в голову. Если бы он мог, то избегал бы каждую тропинку и нашёл бы сестру. Ночь превратилась в непреодолимое препятствие.
Подключившийся к поиску отец, через три часа понял, что своими силами не справиться и надо сообщить в милицию. Раньше с Надей такое не случалось. Лишь однажды она решила остаться на ночь у подружки, не сообщив родителям. Тогда Юрий Петрович первый раз шлепнул дочь прутиком по ягодицам. Ей даже не было больно, но от обиды она плакала полночи. После этого Надя усвоила, что домой надо приходить, а отец дал зарок больше не притрагиваться к дочери.
Коля так сильно боялся только во время первого прыжка с парашютом и теперь, когда увидел на пороге замученное волнением и безысходностью лицо матери, он запаниковал. Он ненавидел себя за то, что превратился в обузу для родителей и теперь валялся словно кукла. Родители были опорой во всем и если их не сберечь, то, как ему без них жить.
– Вот, явится домой Надька, я ей всыплю. Отругаю, на чем свет стоит, за бесшабашность.
Он так любил её, что не мог представить, как можно просыпаться по утрам без её звонкого голоса, звеневшего колокольчиком во всех углам. Наблюдая за её игрой на скрипке, он наслаждался музыкой, отвечал на тысячу вопросов, давал советы и даже сам пробовал сыграть на инструменте, но из Нади учитель был никакой.
Семья поняла, что Надя пропала. Они обзвонили морги, больницы и сообщили в милицию. В сводках о преступлениях Надя не числилась. Розыскные мероприятия отложили на утро.
Безлунная ночь отгородила дитя от мира, спрятала в чёрном саване. Медленно тянулись часы до рассвета для потерявших надежду родителей. Обещанная помощь теплила надежду на благополучный исход.
Глава VИгрушка
Жизнь приграничного города скрашивалась солнечными днями чаще, нежели ненастьем. Горожане жили привычно скучно, в некоторой степени даже беспечно, не роскошествуя, праздновали знаменательные даты. В глубинке, как впрочем, везде, противоборствовали зло и добродетель. Отдалённость от столицы замедляла жизненный темп людей. Небольшая по площади административная территория избавляла жителей от рутинного передвижения, присущего мегаполисам. Отсутствие индустриального шума уносило прочь тревогу. Тишина, присущая малым городам, сдерживая скоротечность мыслей, умиротворяла сознание. Внешнее благополучие способствовало естественному приросту населения. Дети здесь рождались чаще, чем умирали старики.
Осень дефилировала по улицам города бабьим летом, нитями паутины удерживая сезонную власть. Парк «Живых и мёртвых, которым гордился город, занимал пару десятков гектар. В народе его прозвали «Мёртвым» за то, что на краю расположилось кладбище, а на центральной аллее находилось захоронение воинов Великой Отечественной войны. Мраморная стела с вечным огнём была местом преклонения подвигу людей, спасших страну от фашизма. Молодожёны традиционно возлагали цветы к месту погибших за их тихое счастье.
Центральную его часть ограждал высокий кованый забор с остроконечными пиками. В дремучем лесном массиве можно было без труда потеряться на бесконечных витиеватых тропинках путающих след. Открытые поляны с клумбами белоснежных и алых роз на ощетинившемся как ёж газоне и причудливые каменные горки перемежались непроходимыми зарослями и топкими берегами у реки. Облагороженные холмистые склоны естественно изрезанного рельефа спускались к небольшим запрудам. Река, ползущая серой змеёй под изогнутыми мостами, завораживала сверкающей зеркальной чешуёй. Солнечные кувшинки вплетались в островки белоснежных лилий и, как желтки в глазунье вкусно прикрашенные зеленью листьев, приманивали проплывающих мимо глупых уток на завтрак, завлекая к себе игривыми бликами росы. Забавные мосты под сенью высоких ив были связующим звеном божественного начала с космосом, служили местом интимного единения и любования природой, уравновешивали энергетику парка и людей. Облокотившись на резные перила, каждый индивидуум мог созерцать рукотворную красоту, под шелест листвы осмысливать будущее, оценивать прошлое.
Крестом на медном куполе возвышалась церквушка с окнами-глазницами, смотрящими на четыре стороны света, являя главную достопримечательность парка. Обветшалые стены придавали ей историческую значимость, а прихожанам достоверность, что Бог существует многие века. По выходным горожане сбегали из душных каменных джунглей в тенистость парковых аллей, а прихожане, в надежде получить отпущение грехов, толпились у входа в церквушку.
Парк щедро делился богатством закромов: исцеляющим терпким запахом ели, шуршащей листвой, пологими ситцевыми полянами, разноцветьем душистых трав, ласкал слух журчаньем речушки сбегавшей по камням. Короткое лето люди загорали на зелёных коврах, нежились в мягких лучах долгой осени, наслаждались истинной природной тишью, умиротворяли уставший от будней дух. Листья трепетали на ветру, птицы, отыскивая острым взглядом добычу, шныряли по веткам, река задорно неслась по руслу, а кошки, прижившиеся в парке, обнюхивали окрестность, метили завоёванную в боях территорию, отсыпались в укромных местах перед ночной охотой. Разморившись на солнце, горожане прятались в тени могучих дубов на удобных лавочках. Детишки визжали, носились сломя голову за мячом. Старые липы с морщинистыми замшелыми стволами скрипели, устало качаясь на ветру. Немолодые с пожелтевшей проседью берёзки хороводили у стройных сосен. Живой парк, приютивший горожан, алчно надзирал за каждым мигом сменяющихся картин, величаво торжествовал над жизнью, ведь он, на века хоронил в своих потаённых углах добытые им секреты.