Лестницу уже везли на прицепе за небольшим грузовиком. Водитель остановился у основания ракеты, выскочил и сразу принялся отцеплять её — это была пожарная выдвижная лестница из трёх секций. Другой солдат передал Графу ящик с инструментами. Оба тревожно косились на дым. Граф выбрал пару маленьких гаечных ключей, отвёртку и фонарик и запихнул их в карманы пальто.
Он поставил ногу на первую ступеньку и начал подъем. Нижняя секция, самая широкая, была ещё прочной, но выше лестница становилась всё более хрупкой, а ветер крепчал, швыряя полы его пальто. Он держал взгляд строго вперёд, убеждаясь, что каждая ступень под ногой надёжна, прежде чем сделать следующий шаг. Он миновал отсек двигателя, бак жидкого кислорода, бак со спиртом. В месте, где фюзеляж начинал сужаться к носовому обтекателю, он достиг второго отсека управления.
Из-под люка валила чёрная гарь. Ему пришлось снять правую перчатку, чтобы взяться за отвёртку и открыть люк. Когда он открыл его, вырвался густой поток едкого дыма. Он отвернул голову, чтобы не надышаться, и от этого движения взгляд скользнул в сторону. Он увидел дорогу, машины сопровождения, далёких солдат, наблюдавших за ним — и в тот миг у него как будто ослабли руки и ноги. Он вцепился в лестницу, пока нервы не успокоились настолько, чтобы он смог освободить одну руку и снова натянуть перчатку.
Он сунул руки внутрь ракеты, вертя головой из стороны в сторону, кашляя, с глазами, полными слёз. Хорошо ещё, что он знал внутренности этого отсека как свои пять пальцев — работать приходилось почти вслепую, ощупью, от распределительной коробки к фильтрующему блоку и далее к главному электрическому узлу. Он нащупал гаечный ключ и провёл им по корпусу, пока не нашёл пару болтов, удерживающих трансформатор. Через пару минут ему удалось их открутить. Он обеими руками выдернул трансформатор — металл обжигал лицо жаром. Он крикнул Биваку внизу, чтобы тот отошёл, и швырнул устройство как можно дальше.
Дым сразу же начал рассеиваться. Он включил фонарик и осмотрел отсек. Большая часть резиновой изоляции на кабелях расплавилась. Фанерная обшивка вокруг отсека была обуглена. В остальном серьёзных повреждений не наблюдалось. Он закрыл люк. Очень медленно, не глядя вниз, он начал спуск.
Когда он достиг земли, у ракеты уже собрались десятки человек — и пешие, и на грузовиках: не только Зайдель с расчётом, но и сам полковник Хубер, сидевший на переднем сиденье штабной машины. Бивак нагнулся над обгоревшим трансформатором. Он попытался его поднять, но металл был слишком горячим — даже в кожаных перчатках, и он тут же уронил его.
— Как сильно повреждена ракета? — спросил Зайдель.
Граф снял перчатки, сел на корточки отдышаться:
— Вроде не повреждена. Только трансформатор.
— Что предлагаешь?
— Слить топливо, отправить в ремонт на проверку электроники.
— А если просто заменить трансформатор?
— Можно, но зачем рисковать?
— Вы же сказали — нет повреждений, — вмешался Бивак.
Граф встал:
— Вероятно, нет. Но уверенность будет только после проверки.
— Сколько займёт слив топлива?
— Пару часов.
— Полдня потеряете, и у Лондона будет выходной! А если запустить — что худшее может случиться?
— Осечка, — ответил Граф, уже едва сдерживая раздражение. — Или промах, и в пустую сотни тысяч рейхсмарок.
Подошёл Хубер:
— Итак, господа?
— Доктор Граф рекомендует отменить пуск. Штурмшарфюрер — против, — доложил Зайдель.
— Не обращайте на меня внимания, — Бивак махнул блокнотом. — Я здесь только наблюдатель.
Хубер посмотрел на ракету, на обгоревшую деталь, на Графа — и на блокнот Бивака. Граф почти слышал, как скрипят шестерёнки в голове полковника.
— На войне надо рисковать. В этом суть национал-социализма. — Он кивнул Зайделю. — Заменить деталь. Запуск — провести.
Граф отвернулся, с отвращением. Хотел закурить — не позволили. Осталось лишь ходить кругами, как в Пенемюнде, пока всё не будет готово.
Трансформатор доставили на мотоцикле. Один из унтер-офицеров быстро поднялся по лестнице, установил его. Отсек закрыли, лестницу убрали, подключили кабели. Прозвучал сигнал тревоги. Люди спрятались в укрытиях. Зайдель, Хубер, Бивак и Граф отправились к пусковой машине.
Внутри было тесно и холодно — люк на крыше открыт. По громкоговорителю из Гааги подтвердили: самолётов противника в радиусе 50 км нет.
— Готовы к пуску.
— Каков порядок?
Граф отступил в угол. Пусть Зайдель объясняет:
— Пять положений тумблера. Сейчас — первое...
Сержант выглянул в люк:
— Обратный отсчёт.
Десять… девять…
Второе положение — закрытие клапанов, подача воздуха в бак кислорода.
Восемь… семь… шесть…
Третье — подача перекиси и перманганата в турбонасос. Искровой воспламенитель, как огненное колесо.
Пять… четыре…
Четвёртое — подача топлива в камеру сгорания. Пламя охватывает основание.
Три… две… одна…
— Пуск! — Сержант спрятал голову, захлопнул люк.
Пятое — турбонасос на полную. Топливо с бешеным давлением врывается в камеру. Машина задрожала. Шум, рождающийся в солнечном сплетении, расходился во все стороны. Лесной мусор стучал по броне. Граф зажал уши и начал молиться.
4
К этому моменту Кэй стояла на углу Чансери-Лейн и Уорик-Корт, держала чемодан и наблюдала, как машина «Скорой помощи» пытается протиснуться через переполненную улицу в сторону больницы Бартс. Прошло уже семьдесят шесть минут с момента удара ракеты. Улица была заполнена выжившими и зеваками. Водителю пришлось включить звонок, чтобы расчистить путь. Люди поворачивали головы, отходили на тротуар, сталкивали других с дороги, а потом снова возвращались назад.
Наконец «скорая» исчезла из виду, и звук звонка затих. Но Кэй даже не пошевелилась. Голова казалась именно полузасыпающей — она могла думать только об одном за раз.
Тем временем над Северным морем ракета работала почти идеально: двойные гироскопы — один отвечал за тангаж, другой — за крен — вращались со скоростью 30 000 оборотов в минуту, удерживая V-2 на курсе.
Кэй вдруг поняла, что мерзнет в платье без пальто. Она впервые оглянулась вокруг и увидела: почти все витрины на Чансери-Лейн выбиты, стекла разбиты в верхних этажах зданий и в машинах, брошенных на улице под разными углами. Широкая улица, хотя и заполненная, казалась странно неподвижной — как Вест-Энд поздно вечером, когда прохожие стоят, ожидая друзей, обсуждая спектакль или планируя дальнейшие действия. Кровь — на лицах, одежде, маленькими пятнами на тротуаре. Пожилая пара сидела на бордюре, держась за руки, их ноги свисали в стоке. Маленький мальчик плакал, вцепившись в пустую коляску. Везде валялось битое стекло, кирпичи и куски штукатурки. У ног Кэй лежал странный кусок тонкого металла — она подняла его. Он был еще теплым. Похоже, это обломок ракеты — часть корпуса или хвостового оперения. Она осторожно опустила его обратно. Кто-то что-то ей сказал, но когда она собрала внимание — этого человека уже не было.
Через некоторое время она пошла в том же направлении, что и машина скорой помощи.
Чуть более чем в четырёх милях к юго-востоку, на Нью-Кросс-роуд в Дептфорде, в универмаг Woolworths поступила партия кастрюль — дефицитного товара в военное время. Слух быстро разнёсся, и у магазина выстроилась длинная очередь домохозяек. Этот филиал Woolworths занимал большое четырёхэтажное здание. Суббота была самым оживлённым днём, а обеденное время — самым загруженным часом. Многие женщины пришли с детьми; многие из них толпились у прилавка с конфетами. Молодая мать с двухмесячным младенцем на левой руке, шедшая по Нью-Кросс-роуд навстречу легендарной "раздаче кастрюль", вспоминала сорок лет спустя «внезапную, безвоздушную тишину, будто перехватило дыхание».
Когда объект преодолевает звуковой барьер и продолжает движение с превышением скорости Маха (767 миль в час), он тянет за собой шум звукового удара, как моторная лодка — волну от носа. В 12:25 — точное время Кэй запомнила, потому что потом увидела его в официальном отчёте — она услышала громкий хлопок в небе, похожий на фейерверк, а спустя несколько секунд — отдалённый, но тяжёлый удар, как будто с силой захлопнулась массивная дверь. Затем раздался свист ракеты. Все вокруг остановились и подняли головы.
Ракета Фау-2 попала точно в центр здания Woolworths и пробила все этажи, прежде чем взорваться, оставив воронку глубиной в тридцать футов. Большинство жертв погибли мгновенно — в самом Woolworths, в соседнем магазине Co-operative, в лавке тканей напротив или в автобусе № 53, где мёртвые пассажиры так и остались сидеть прямо, с внутренностями, разрушенными ударной волной. Погибли сто шестьдесят человек.
Бэнфилл, Брайан Джон, 3 года; Бэнфилл, Флоренс Этель, 42 года…
Браун, Айви, 31 год; Браун, Джойс, 18 месяцев; Браун, Сильвия Розина, 12 лет…
Гловер, Джулия Элизабет, 28 лет; Гловер, Майкл Томас, 1 месяц; Гловер, Шейла, 7 лет…
Перед Кэй над крышами начал подниматься тонкий, размытый столб коричневого дыма.
Во время и после войны шли споры — что страшнее: Фау-1 или Фау-2? Фау-1 можно было увидеть и услышать, и она начинала падать, когда заканчивалось топливо — был шанс укрыться. Фау-2 же падала без предупреждения. Большинство называло более страшной именно её — Фау-2. Она вызывала нервозность, и не давала ни капли времени на спасение. И ее вид казался жутко футуристическим — предвестником новой эры, созданной врагом, которого казалось, уже победили. Думаешь, что еще может у Гитлера в рукаве.
Кэй задумчиво смотрела на дым несколько секунд, сделала два шага назад, затем резко повернулась и направилась прочь, лавируя между зеваками, не обращая внимания, кого толкает, и хаотично в ответ на проклятия.
Характерные двойные взрывы эхом разнеслись по всему Лондону. Переходящие мимо в субботних суматохах с поникшими головами, напряженными лицами и приглушенными голосами. Когда Фау-2 впервые начали падать в сентябре, власти сказали, что это взрывы газовых магистралей. Никт