— Хорошо. Продолжайте.
Он встал, подошёл к карте.
— На прошлой неделе мы развернули в Бельгии три радиолокатора GL Mark II и два экспериментальных Mark III — здесь, возле Мехелена. Это в 70 милях от района запусков. Местность ровная, обзор — боковой. С этих радаров мы можем отслеживать траекторию ракеты, начиная с высоты 30 000 футов, пока она не уйдёт из зоны действия.
— И что нам это даёт?
— Ракета баллистическая, управляется не по радио. Как брошенный мяч — двигатель отключается, и дальше она летит по дуге. Если известна эта дуга и точка падения — можно математически вычислить, откуда она стартовала.
Офицеры переглянулись. Темплтон наклонился вперёд:
— Интересно. А практически?
— Это гонка со временем. Первый этап — радары в Бельгии дают данные через пару минут после пуска. Второй — точка падения от Стэнмора через три минуты. Всё надо быстро свести в Бельгии, рассчитать, передать координаты в воздух и успеть нанести удар. «Спитфайры» долетают до побережья минут за 25. Значит, у нас примерно 20 минут на расчёты и передачу.
— Как считаете, реально?
Большинство офицеров кивнули. Темплтон сказал:
— Это шанс. Пусть слабый, но лучший из всех. Начинаем завтра.
— Завтра? — удивился Ноузли. — Сэр, у нас пока нет подготовленных расчётчиков. Это сложные вычисления, нужно владеть логарифмической линейкой. Я начал обучать девушек из фильтрационной комнаты — с переменным успехом.
— Сколько нужно?
— Восемь человек — для круглосуточной смены.
— В стране сто восемьдесят тысяч женщин в форме! Неужели не найдётся восемь, умеющих считать?
— Это напряжённая работа, сэр. Ошибок быть не должно. На кону — жизни лётчиков.
— Мне всё равно, как, но через час я позвоню министру и скажу, что у нас есть план. И завтра восемь девушек вылетают в Бельгию. Ясно?
— Ясно, сэр.
— Хорошо. Дальше — организуйте сами.
Он встал. Помощник подал костыли. Он выглядел измученным. Кэй заметила: лицо бледное, влажное от пота, сжатая челюсть.
Когда он вышел, за столом начались разговоры.
— Ну и вляпался ты, Клэренс…
Кэй встала. Старр попытался остановить:
— Кэй, куда ты?..
Она проигнорировала и вышла. Коридор был пуст. Через минуту вышел лейтенант, кивнул и скрылся. Она подождала, затем быстро вошла в кабинет Темплтона, даже не постучав.
Он сидел за столом с бокалом виски, спиной к окну. Комната полутёмная, горела только лампа в углу. Он взглянул на неё поверх стекла, вздохнул:
— Ну и денёк. Прости. Выпьешь?
Она покачала головой:
— Как ты?
— Переживу.
— Где Мэри?
— Вернулась в Блетчли.
— Значит, ты один? Где остановишься?
— Министерство выделило отель.
— Послушай, я не пришла устраивать сцену. Мне нужно одолжение.
— Какое?
— Я не могу больше сидеть в деревне и смотреть на снимки. Я хочу в Бельгию. Я умею считать. Знаю линейку. Скажи Старру — пусть отправит меня.
Он удивился:
— Он не согласится.
— Согласится, если ты прикажешь.
— Он скажет, ты слишком ценна.
— Скажи, что это временно, пока найдут других. Пожалуйста, Майк. Это, возможно, мой единственный шанс по-настоящему помочь. Кроме того, — добавила она, играя последней картой, — тебе ведь будет проще, если я уеду.
— Конечно, нет. — Но она сразу поняла, что он колеблется. — Это не имеет значения.
Телефон зазвонил.
Он взглянул на него, напрягся, потом снял трубку.
— Темплтон. — Пауза. — Да, понял. Спасибо.
Он положил трубку:
— Только что сообщили из Стэнмора. Очередная Фау-2 попала на северо-восток Лондона. Уже девятая за день...
Он посмотрел на неё. Потом — в окно.
— Ладно. Я поговорю с Лесом.
— Спасибо.
Когда она дошла до двери, он сказал:
— Береги себя, Кэй.
Телефон снова зазвонил.
— Темплтон. Добрый вечер, сэр…
Она тихо закрыла за собой дверь.
7
После двадцати часов на боевом дежурстве Граф уже потерял ощущение времени. Его мир сузился до испытательных стендов и грузовиков управления стрельбой, запаха высокооктанового топлива и сырой растительности, безмолвия леса, прерываемого разрывным ревом запусков. Иногда ему удавалось уединиться в кабине пустого грузовика, или — как сейчас — на груде старых брезентовых тентов в углу палатки, и вздремнуть пару минут, но не проходило и мгновения, как голос прерывал сон:
— Доктор Граф! Готовы к запуску на позицию семьдесят два!
Он открыл глаза и увидел наклонённую над ним фигуру военнослужащего вермахта на мотоцикле.
— Который час?
— Ровно без десяти девять, доктор.
— Утро или ночь?
— Ночь.
— Ночь, конечно… — Он поднялся и поспешил вслед за солдатом из палатки на освещённую площадку.
Под деревьями, в тени, технические войска с налобными фонарями и карманными лампами трудились, как нибелунги. Столько движения! Темнота была наполнена их загадочными ударами молотков и криками. Рёв моторов сопровождался непрерывным, монотонным гудением генераторов. В одной из палаток, с распахнутыми створками, двое техников склонились над ракетой, соединённой кабелями с монитором. Далее по пути другой ракете прикручивали головной обтекатель к корпусу; цилиндрический фанерный чехол, ранее защищавший боеголовку, двое солдат уносили в сторону. Две ракеты не прошли диагностические испытания и теперь их прицепляли к тракторам, чтобы отправить обратно в ремонтную мастерскую в Схевенингене. Остальные ждали своей очереди на проверку, припаркованные на трейлерах вдоль дороги. Крупные мобильные подъёмники — мейллервагены[1] — сновали туда-сюда между складом и стартовыми позициями, взрывая и без того грязную землю. Как только ракету устанавливали на пусковой стол, к ней устремлялись автоцистерны и заправщики, чтобы начать заправку, а после завершения проверки мейллерваген возвращался на склад за следующей.
Граф запрыгнул в коляску мотоцикла, вытянул ноги и вцепился в поручни. Мотоциклист прищурился, опустил защитные очки и завёл мотор. Они вырвались на дорогу, вибрируя по грязи.
Позиция № 72 была одна из самых удалённых от технического склада — за трассой Дуиндигт, в лесочке у Вассенаара, почти у моря. Мотоцикл мчал по шоссе, свернул налево, проехал через КПП. В свете фары мелькали железные ворота пустых вилл; дома становились реже, они пересекли поле и снова оказались в лесу. Воздух был чище, и Граф чувствовал, как в нём просыпается энергия. Они остановились.
Ракета, стоящая в одиночестве на пусковом столе, с трудом различалась в темноте. Коричнево-зелёные полосы камуфляжа размывали её чёткие очертания среди елей. Граф осветил её фонариком — от рулевых стабилизаторов вверх к отсеку управления, затем вдоль пуповинного кабеля к электроопоре и снова вниз. В стремлении запустить дюжину ракет за один день техники, как он был уверен, торопились с проверками. Пуск задержался из-за очередной поломки трансформатора. Деталь заменили. Но нельзя было с уверенностью сказать, что авионика функционирует нормально. Всё же, что он мог сделать? Он повернулся к вагону управления запуском и поднял руку. В 21:05, в десятый раз за это воскресенье, тревожный клаксон взвыл по лесу, подобно охотничьему рогу.
Он направил луч фонаря под ноги и пробрался через подлесок к щелевым окопам, где укрывался расчёт запуска. Бойцы подвинулись, уступая ему место. Он спрыгнул вниз и снова направил свет в сторону Фау-2, проверяя её ещё раз, хотя знал, что это бессмысленно. Над лесной подстилкой поднимался лёгкий туман, неся аромат сырой земли и гниющей листвы. Из него возникла человеческая фигура — словно пробиралась сквозь воду. Весёлый голос сказал: «Освободите место, доктор!», и лейтенант Зайдель, командир второго батальона, тяжело соскользнул в окоп рядом с ним.
— Вы звучите довольным.
— Штурмшарфюрер Бивак доволен. Значит, и полковник доволен. Значит, и я доволен. А значит, и вам пора быть довольным.
— Я никогда не бываю доволен перед запуском.
— И после тоже, насколько я могу судить.
Из громкоговорителя начался отсчёт. Граф напрягся.
Сначала — ослепительный свет, озаривший лес. Затем — жаркий порыв ветра, обжёгший лицо. Ветви, листья и комья земли закружились в воздухе, шлёпаясь в окоп. Он пригнулся, закрыл голову руками и почувствовал, как по спине и плечам забарабанил дождь из мусора. Ни слышать, ни думать он больше не мог — только рокот ракеты. Земля дрожала. Рёв сменился более низким гулом. С пронзительным воем ракета сорвалась вверх. Люди тут же поднялись, чтобы наблюдать — Граф тоже. По инструкции это было запрещено — нельзя было подниматься из укрытия до сигнала отбоя, но никто не соблюдал правила. Он на мгновение оглядел окоп: в багровом свете выхлопа их поднятые лица казались смягчёнными каким-то детским изумлением. Затем свет внезапно погас, и лес стал темнее, чем прежде.
— Десять вышли, — спокойно сказал Зайдель. — Осталось двое.
— Он правда хочет запустить все двенадцать?
— Обещал Биваку. — Зайдель взглянул на часы. — Но до следующего ещё добежать надо — батальон Штока ещё не начал заправлять. Признаю, это подвиг. Ты ожидал столько ракет за день?
— Честно говоря? Я не ожидал ни одной.
Граф выбрался из окопа и отряхнул пальто от земли. Осторожно пробираясь сквозь кустарник, он вернулся к пусковой площадке. Смрад сгоревшего топлива вызывал тошноту. В зарослях кое-где тлела трава. Маленькие язычки огня, ползущие по плющу, он гасил каблуком. Его охватила волна отвращения к самому себе. Он пересёк поляну, вышел на другую сторону и направился по тропе в лес. Как только оказался на достаточном расстоянии, остановился, закурил и посмотрел на дрожащие руки. Лишь после нескольких глубоких затяжек никотин немного утихомирил нервы. Он огляделся. Вечер был холодным и тихим, воздух пронизывал аромат сосны, а луны хватало лишь на то, чтобы вырезать силуэты верхушек деревьев на фоне неба. Позади взвод уже начал разбирать стартовую площадку.