Жёсткие меры, подумал Граф. Лучше даже не представлять, что это значило. Ему хотелось сказать: послушайте, вы что, сошли с ума? Эта ракета — самый сложный инженерный проект в истории, и никто из её разработчиков не рассчитывал, что их будут собирать как сосиски — по одной каждые полтора часа. Но вслух он произнёс:
— Ракета проверяется и перепроверяется технической частью с момента прибытия на станцию. Так что если только штурмшарфюрер Бивак не считает, что среди наших солдат завелись диверсанты…
— Я этого не говорил!
— …значит, взрыв произошёл из-за технической неисправности. Или, точнее, из-за цепочки неисправностей, наложившихся друг на друга. Я осмотрел место с лейтенантом Зайделем, но там нет ничего такого, что дало бы нам прямую подсказку, что именно пошло не так. Нам остаётся только строго следовать предзапусковой процедуре и не сокращать её ни при каких обстоятельствах — даже если есть искушение запускать как можно больше ракет в день.
Хубер вспыхнул и злобно уставился на Графа, но промолчал.
— Шах, — сказал Зайдель.
Граф опустил взгляд на доску. Он думал о девушке в лесу под Вассенаром. Что она там делала? Он не жалел, что отпустил её. В нынешнем настроении СС, если бы он её сдал, расстрел был бы ещё лёгким исходом. Он положил палец на короля. Можно было снова сделать ход — потянуть время. Может быть, Зайдель ошибётся, он не самый сильный игрок. Но Графу стало лень. Он опрокинул фигуру.
— Сдаюсь.
— Наконец-то! — Зайдель быстро начал убирать фигуры, словно опасаясь, что Граф передумает. — Ещё партию?
— Прости, я слишком устал.
— Тогда по рюмке? — Он кивнул ординарцу: — Два коньяка.
— Коньяка нет, герр обер-лейтенант.
— А что есть?
— Кюрасао.
Зайдель сморщил нос:
— Пусть будет он.
Когда ординарец ушёл, Граф спросил:
— Это заведение сегодня утром…
— Что с ним?
Зайдель складывал фигуры в коробку.
— Кто эти женщины?
— Да кто угодно. Немного голландок, француженки, польки. Всё официально, армия его курирует.
— А где берут женщин?
— В основном узницы из лагерей. Есть и прежние профессионалки. А что?
— Звучит мрачно.
Зайдель пожал плечами:
— Все хотят выжить.
— Ты бывал там?
— Раз или два.
Ординарец вернулся с двумя стаканами ярко-синей жидкости.
Граф сказал:
— Похоже на медный купорос.
— И пахнет так же. — Зайдель сделал глоток. — Но на вкус не так уж плохо. Попробуй.
Он подождал, пока Граф пригубит.
— Что скажешь?
— Бензин с апельсиновым оттенком. — Тем не менее он осушил стакан. Поиграл им немного в руках, затем поставил на стол. — Пойдём?
— Куда?
— В это заведение.
Зайдель рассмеялся:
— Милый Граф, ты меня поражаешь каждый день. Ты серьёзно?
— Нет. Не совсем. Забудь, что я сказал.
— Но теперь ты мне подал мысль. — Зайдель осушил свой стакан. — Почему бы и нет? По крайней мере, выберемся из этого морга.
Граф чувствовал, как за ними наблюдают, пока они направлялись к двери.
Хубер окликнул их:
— Спокойной ночи, господа!
Они спустились по лестнице мимо чёрно-белых фото довоенных курортников и вышли на пустынную набережную. Ветер нёс запах соли и водорослей. Где-то хлопал навес. Стальной трос глухо стучал о металлический столб. Огромная громада «Палас-отеля» с башнями и куполами напоминала севший на мель океанский лайнер. Вид на пляж заслоняла бетонная стена с колючей проволокой.
«Кюбельваген» Зайделя одиноко стоял на пустом пятачке. Он включил затемнённые фары, завёл мотор и вывернул по мокрому асфальту. Граф высунул руку в окно и почувствовал брызги.
Зайдель спросил:
— У вас в Пенемюнде, наверное, были женщины?
— Конечно. Сотни.
— И? Какие они были? Молодые? Старые?
— В основном молодые. Секретарши. Ассистентки. Были и математики. Старшим инженерам разрешали привозить семьи.
Зайдель на секунду замолчал.
— Ты женат, если не секрет?
— Нет. А ты?
— Да. А что? Думаешь, имеет значение, если я пойду в бордель?
— Не для меня.
Зайдель рассмеялся:
— Ну если у вас там было столько женщин, ты, Граф, наверняка нашёл свою?
— Нашёл.
— И?..
— Её звали Карин. Она погибла во время авианалёта.
— Ах… Прости.
Граф снова высунулся в окно, подставил лицо ветру. За всё время в Голландии он впервые произнёс её имя вслух.
Атака Королевских ВВС на Пенемюнде, получившая кодовое название «Операция Гидра», была проведена в почти идеальных условиях: в ночь с 17 на 18 августа 1943 года, под безоблачным небом при полном месяце. В 23:00 восемь «Москито» сбросили сигнальные огни и пару десятков бомб над Берлином, чтобы ввести немцев в заблуждение, будто целью атаки станет столица. Люфтваффе подняли в воздух 150 истребителей. Пока они прочёсывали пустое небо над городом, а 89 батарей ПВО выпустили более 11 000 снарядов по мнимым противникам, ровно после полуночи, в 200 километрах к северу, 600 тяжёлых бомбардировщиков пересекли побережье.
Население Пенемюнде в ту ночь составляло почти двадцать тысяч человек: инженеры, учёные, техники и их семьи; механики, клерки, секретарши, машинистки, охранники, повара, учителя, строители и иностранные рабы — в основном французы и русские. Вечер того вторника был жарким и тихим. Рабочие-рабы были заперты в деревянных бараках за электрифицированным забором. Немцы гуляли по душистым сосновым рощам и сидели на песке. На пляже, с которого был виден корпус сборки ракет, играли в волейбол.
Граф заплыл далеко, лёг на спину, направив ноги к закату. Солёная вода легко держала его на поверхности. Достаточно было время от времени вращать руками, чтобы плавать без усилий. Поверхностный слой был тёплым после долгого лета, но внизу чувствовалась холодная глубина, и течение тянуло его к востоку, в открытое море. Движение волн заставляло тело изгибаться в такт. Он отдался течению настолько, насколько осмелился, потом перекатился на живот и поплыл обратно, изо всех сил работая руками против течения — туда, где Карин, её стройный силуэт обрамлённый закатом, ждала с полотенцем.
Он встретил её весной. Она была новой личной помощницей заместителя фон Брауна и непосредственного начальника Графа — доктора Вальтера Тиля. В её обязанности входило всё: от организации встреч вспыльчивого начальника до присмотра за его двумя детьми. Её все любили: она была красива, умела создавать уют. Когда он пригласил её на свидание и она согласилась — он был просто поражён. После войны она хотела преподавать в детском саду. Ей было двадцать три. Он уже решил, что женится на ней, собирался попросить её — возможно, именно в тот вечер, если бы всё пошло иначе. Но ей не нравилось, когда он уплывал так далеко, и её тревога в тот день проявилась в редкой для неё раздражительности.
Он вышел на берег, капая и задыхаясь. Она протянула ему полотенце, отвернулась с хмурым видом и пошла обратно на пляж собирать вещи. Он переоделся из купального костюма под полотенцем, балансируя сначала на одной ноге, затем на другой. Быстрый поцелуй в тёплую щёку, солёный вкус моря — и вот её уже нет, она уходит в сторону старого довоенного отеля, где жили незамужние сотрудницы.
Раздражённый, с испорченным настроением, Граф двинулся назад по лесной дороге в душный вечер, через охраняемый вход в зону экспериментального комплекса. Его холостяцкая квартира находилась на втором этаже здания №5, рядом с административными помещениями. Таких квартир было около дюжины — одну из них занимал фон Браун. Он принял холодный душ, чтобы остыть, повесил плавки сушиться на подоконник ванной и лёг голым под простыню.
Он ожидал налёта. Летом он несколько раз замечал в небе тонкую полоску пара, будто царапину ногтя на безоблачном кобальтовом фоне. Он подозревал, что британцы проводят аэрофотосъёмку. И всё же, когда сирена разбудила его вскоре после полуночи, первой реакцией было остаться в постели, вслушиваясь в привычное гудение вражеских бомбардировщиков, летящих по «берлинскому коридору» к столице. Он ждал отбоя. Прошло несколько минут. Затем раздалась быстрая канонада зениток. Он вскочил с постели и подбежал к окну. Полная луна заливала всё серебром. Здания отбрасывали резкие тени. За мастерскими и лабораториями вспышки зенитного огня поднимались, как гирлянда из стеклянных бусин. Странные световые фигуры — красные, зелёные, жёлтые — висели в воздухе, как новогодние украшения. Белые осветительные ракеты медленно спускались на парашютах. С крыш били пулемёты. Всё происходило в южной части острова. Он смотрел, зачарованный, пока не понял, что пора бы уже идти в укрытие. Он ещё натягивал ботинки, когда мощный взрыв выбил окно, у которого он только что стоял.
Он побежал по коридору, вниз по лестнице. Входная дверь валялась поперёк ступеней, сорванная с петель взрывной волной. Она качалась под его шагами, как качели. Он вышел в дымовую завесу из искусственного тумана. Всё казалось нереальным, как во сне. Здесь и там химический туман отливал розовым и красным от пылающих зданий. Луна, казалось, мчалась по разрывам в дымке. Он различал узкую полоску звёзд, яркие лучи прожекторов, сражающихся с небом. Бомбардировщиков не было видно, но их двигатели гудели тяжело и низко между оглушающими взрывами. В панике мимо него пробегали тени. Минуту он стоял, словно зритель фантастического светозвукового спектакля. Только ощутив жар, он пришёл в себя и побежал по улице, за угол — в сторону убежища.
У подножия лестницы, в низкой бетонной камере, дюжина людей сидела, прижавшись к стенам. Убежище было только что вырыто, и в нём сильно пахло известью. Лампа под потолком качалась от каждого взрыва. Свет мигал. Граф узнал несколько инженеров. Никто не разговаривал. Все смотрели в пол. Постепенно интервалы между взрывами становились длиннее, и, прождав около пяти минут в тишине, Граф решил пойти на поиски Карин.
В ярком лунном свете он увидел, что здание штаба уничтожено, как и конструкторский блок и офицерская столовая, но аэродинамическая труба и лаборатории телеметрии уцелели. Он вышел через охраняемые ворота и пошёл по дороге. Та была покрыта тонким белым песком, как будто недавно прошёл шторм. Самолёты всё ещё гудели в небе. Мелкие обломки, осколки и стреляные гильзы сыпались с неба и шуршали по дороге и деревьям, словно град. Бомбардировщик «Ланкастер», у которого один двигатель горел, пронёсся низко над ними и скрылся в сторону моря. Один из ангаров с ракетами горел. Но сильнее всего пострадали жилые постройки. Несколько участков посёлка и лагерь рабов пылали. Сотни заключённых в полосатых робах сидели в поле у дороги, сцепив руки за головой, под охраной эсэсовцев с автоматами.