— Вы мне противны! Вы выкачали все ресурсы Рейха ради своих проклятых ракет — и теперь не можете попасть даже в город, до которого два часа езды! Выполнить немедленно, ясно?
Хубер выпрямился:
— Так точно, группенфюрер!
Каммлер резко кивнул:
— Название цели держать в секрете от личного состава. Надо защитить источник. Свободны.
Трое офицеров вермахта покинули кабинет. Граф последовал за ними. В коридоре Хубер устало сказал:
— Что ж, вы слышали приказ. Зайдель, готовьте расчёт к запуску. Граф, вы займётесь перенастройкой цели.
Его плечи опустились. Он выглядел подавленным. Его уволят до вечера, подумал Граф.
Они пересекли вестибюль и вышли в утро.
Граф склонился над картой в технической палатке, измеряя расстояние циркулем. Расчётная дальность от Схевенингена до Мехелена — 121 километр. Транспортир показал: вместо курса в 260 градусов ракете нужно лететь почти строго на юг — 183. Время отключения двигателя требовалось сократить с 65 до 26 секунд, чтобы сделать траекторию более пологой. Это означало, что нужно обойти бортовой акселерометр и отключить двигатель по радиосигналу с земли. Расчёты были грубые, но лучше ничего он сделать не мог. Чёрт бы побрал Каммлера, пробормотал он.
Он откинул полог палатки. Ракета лежала на колёсной платформе под деревьями, соединённая с тягачом. Контрольная панель №3 была открыта. С помощью отвёртки и пассатижей он переподключил акселерометр, кивнул капралу и отступил в сторону, пока панели снова закрывали. Капрал стукнул рукой по кабине тягача, двигатель завёлся, и ракету медленно повезли к монтажному участку боевой части, где в подвешенном состоянии ждал обтекатель с тонной аматола, всё ещё в металлическом транспортировочном барабане. Пять человек потребовались, чтобы опустить его с помощью блока и канатов и точно состыковать с корпусом. После того как носовая часть была прикручена, контейнер убрали. Через пять минут установили взрыватели — и ракета была готова.
Граф шёл рядом с ней ровным шагом, как гробовщик рядом с катафалком, пока её везли по лесной дороге. Впереди, в просеке под стрелой мобильного крана, уже ждал мейллерваген. Тягач остановился рядом, ракету подняли и осторожно переместили, её головная часть слегка покачивалась на ветру. Сзади трое мужчин удерживали корпус натянутыми тросами. Когда её опустили на тележку и закрепили спереди и сзади, Граф подошёл к кабине тягача и открыл дверь:
— Подвезёте?
— Конечно. Садитесь.
Они поехали к пусковой площадке. Граф опустил стекло и высунул голову в прохладный утренний воздух. Он смотрел на проносящиеся деревья. Мысли о стычке с Каммлером и возможном возвращении в гестапо его почти не тревожили. Он чувствовал опасное безразличие. Даже тот факт, что только что он перенастроил баллистическую ракету на удар по бельгийскому городу, почти не вызывал эмоций. Британцы или бельгийцы — какая разница? Сколько мирных он уже убил? Он провёл рукой по лицу. Господи, кем же я стал? Был ли он и правда лучше СС? В каком-то смысле — хуже. Те хотя бы убивали в лицо.
Пусковой стол уже был установлен. С десяток человек ждали их прибытия. Буксир остановился в пятнадцати метрах от площадки; Граф спрыгнул из кабины и наблюдал, как мейллерваген отсоединили от тягача. К шасси ракеты подсоединили стальные тросы и вручную подкатили её основание точно над пусковым столом. Выдвинули опоры. Гидроцилиндры начали поднимать ракету. Всё просто до гениальности: спустя пару минут Фау-2 заняла вертикальное положение, зафиксированная рукой мейллерваген в нескольких сантиметрах над круглой платформой. После проверки вертикальности её медленно опустили. Как только ракета стояла на опоре, мейллерваген отъехал на пару шагов. Гидравлический рычаг опустили, к корпусу ракеты подсоединили обслуживающие платформы на разных уровнях, снова подняли и подкатили ближе. Протянули кабели для электрических тестов.
Граф подошёл к одному из топографов, вглядывающемуся в теодолит, проверяя вертикальность ракеты.
— На этот раз у нас другая цель.
Солдат моргнул от удивления. Все ракеты, пущенные из Гааги за последние шесть недель, летели в Лондон.
— Это новый приказ?
— Сто восемьдесят три. Можете спросить лейтенанта, он подтвердит.
Он увидел, как Зайдель направляется от машины управления огнём. Граф поманил его.
— Азимут сто восемьдесят три.
— Отлично, — сказал Зайдель. — Вы слышали доктора Графа, солдат. Перенастройте ракету.
— Есть, лейтенант!
Послышался рёв моторов — прибыли топливозаправщики: два с метанолом, один с жидким кислородом и один с перекисью водорода. Граф и Зайдель отошли.
Граф сказал:
— Акселерометр отключён. Расчётное время выключения двигателя — двадцать три секунды.
— А если сигнал не пройдёт?
— Тогда попадём в Реймс.
Зайдель остановился, как вкопанный.
— Это шутка?
— Нет. Я проверил дважды. Если пролетит всю дистанцию — приземлится именно там.
— Господи… Это безумие. Даже для Каммлера. Он в курсе?
— А ему-то что? Это же всего лишь французы.
Зайдель, качая головой, пошёл контролировать заправку. Граф занял привычную позицию, прислонившись к дереву, готовый вмешаться, если потребуется его участие. Он наблюдал, как топливная и ракетная рота готовили Фау-2: защитные колпаки с сопел сняли, под рулями установили угольные лопатки — слишком хрупкие, чтобы ставить их раньше. Аккумуляторы, разряженные во время тестов, извлекли и заменили. Заправщики подъехали ближе, развернули шланги.
Все эти действия стали рутиной. Ни один из солдат не имел понятия, сколько лет и труда потребовалось на разработку каждой процедуры. Вся моя жизнь… — подумал Граф. …а всё ради вот такого выстрела в случайный бельгийский город.
Сначала залили 6000 литров спирта — это заняло десять минут. Затем 6750 килограммов жидкого кислорода — ещё восемь. Трубопроводы покрылись ледяной коркой. Над поляной клубами стелился пар. В парогенератор закачали перекись водорода. Перманганат натрия, вступающий с ней в реакцию и создающий пар для турбины, высыпали в приёмник в хвостовой части. Отсеки закрыли. Заправщики отъехали. Гидравлический рычаг мейллервагена опустили. Установили воспламенитель. Наконец, топографы повернули ракету на пусковом столе так, чтобы стабилизатор №1 точно указывал на азимут 183°.
Граф оторвался от дерева и пошёл к машине управления огнём, когда зазвучал сигнал тревоги. Он захлопнул тяжёлую дверь броневика за собой. Зайдель выглядывал из люка в крыше. Он захлопнул его и спустился на своё место. В руке у него были часы-секундомер.
— Двадцать три секунды, верно?
— Верно.
Он поднял телефонную трубку. РЛС в Гааге дала разрешение на запуск. Он кивнул сержанту:
— Начинайте процедуру.
Граф приготовился, когда начался отсчёт. Сквозь бронированное стекло он наблюдал знакомое зрелище — ослепительный всплеск искр, огненное облако, рев и жара, когда ракета достигла полной тяги. Зайдель нажал кнопку секундомера в тот момент, когда ракета вырвалась вверх и скрылась из виду.
Он сказал в трубку:
— Приготовиться к отключению двигателя. Двадцать секунд… пятнадцать секунд…
18
В Мехелене зазвонил телефон. Звонок заставил всех вздрогнуть. В тишине банковского хранилища его звук был оглушительно громким, словно сигнал тревоги.
Кэй подняла голову с надеждой. Ожидание начинало действовать ей на нервы. С десяток пар глаз уставились на капрала из Сигнального корпуса, когда тот снял трубку.
Прозвенел звонок. Кэй взялась за карандаш.
Капрал начал диктовку:
— Цель, азимут сто восемьдесят три; высота тридцать одна тысяча; скорость три тысячи двести двадцать футов в секунду…
— Постой, — пробормотал Ноусли. Он недоверчиво посмотрел на капрала. — Сто восемьдесят три? Этого не может быть.
Он схватил транспортир, вылетел из-за стола и подбежал к карте.
Кэй не отвлекалась, продолжала записывать.
— Цель, азимут сто восемьдесят три, — продолжал капрал, — высота сорок семь тысяч, скорость…
Ноусли перебил его:
— Запросите подтверждение азимута.
— Можете подтвердить направление? — Капрал слушал. — Направление подтверждено.
Он опять прислушался и тоже выглядел озадаченным.
— Ракета поднимается, но мы не получаем её трек, сэр.
— А потому что она летит прямо на нас, — спокойно сказал командир крыла. — Включите воздушную тревогу. Всем укрыться.
Фау 2, с отключённым по радио двигателем, пролетела над Роттердамом в свободном полёте, вдвое превышая скорость звука.
Все в комнате бросились искать укрытие — кроме Кэй. Она не могла поверить, что это снова происходит с ней.
— Кэй, под стол! — крикнула Барбара. Пришлось повторить громче. — Кэй!
Сирена стихла.
Время вытянулось, напряглось — казалось, стало бесконечным.
И вдруг: смена давления — тот же еле уловимый щелчок в ушах, как предчувствие — затем, через мгновение, чудовищный удар над головой. Потом глухой взрыв вдалеке, тут же поглощённый лавиной грохота падающей ракеты.
Кэй лежала, не двигаясь, в наступившей тишине. Я слышала эту трёхчастную последовательность дважды, подумала она. Немногие живые могут сказать то же.
Спустя полминуты Барбара прошептала:
— Это всё?
— Думаю, да.
Её накрыла волна клаустрофобии. Она выбралась из-под стола, опираясь на локти. Остальные тоже начали вылезать из своих укрытий. Кэй поднялась, отряхнула пыль с юбки и мундира. С улицы послышался сигнал «отбой». Кто-то заплакал.
— Ну перестаньте уже, — сказал Ситвелл.
Все поднялись из хранилища и вышли на тротуар. Справа, за шпилями Бруссельских ворот, в небо поднимался столб чёрного дыма. Люди на улице остановились, чтобы посмотреть — точно так же, как в Лондоне, подумала Кэй: потрясённые, подавленные мыслью, кто мог оказаться под ударом, и — облегчённые, что это не они.
Барбара сказала:
— Интересно, куда они попали?