Ещё одним пунктом программы была социальная политика. Я пока не определился с мнением, можно ли вообще на данном этапе развития Российской империи упразднять полностью крепостное право. Однако считаю задачей минимума не допустить запрета на покупку крепостных иным сословиям, кроме дворянства.
При Елизавете в иной реальности это сделали, чем задушили даже такой бизнес, что основывался на крепостном труде. А еще и Америку не могли нормально осваивать, людей не хватало. А купили бы основатели русско-американской комании крепостных, да переселили бы их. Гляди и как-то иначе ситуация сложилась. Если еще и свободу на новых землях пообещать…
Ну, а в идеале, конечно, создать ситуацию, при которой держать в крепости крестьян будет просто не выгодно. Сложно осуществимо, но мысли и в этом направлении есть. Всех я, конечно, в миг счастливыми не сделаю, но такой задачи перед собой и не ставлю. Будет сложно! Но нам еще нужно заселять Сибирь, то же Дикое Поле.
И для того, чтобы страна была лучше управляема, следует провести административные реформы. Хотя бы сделать то, что после Пугачевского восстания ввела Екатерина.
Нужно поделить империю на более мелкие губернии и объединять их в округа, ну или назвать все это округами генерал-губернаторства. Генерал-губернатор, по сути, наместник государя в регионе и принимает почти все решения самостоятельно. Он — и военное командование, и государственное управление.
Армия — это отдельная головная боль. Видел я ее… В срочном порядке нужно создавать общие правила санитарно-гигиенического состояния войск. Причем, нужен чуть ли не процессуальный кодекс, где прописать сразу и меры наказания за разные провинности в этом деле.
Уже в следующем году будет война с Османской империей. И как быть? Снова терпеть десятки тысяч небоевыми потерями, буквально с одним десятком тысяч потерь в бою и от ран?
И ведь все уже придумано, в том числе, и как с турками воевать. В этом отношении России равных в иной истории не было. Пусть все эти задумки, или не все, но большая их часть, лишь в моей голове, но все же… суворовский метод передвижения войск, румянцевский метод сохранения в бою резервов и использования артиллерии, потемкинский метод передвижения во множественном каре, путь даже прямо внутри турецкого войска… И многое другое.
Я читал некогда труд Суворова «Наука побеждать», оттуда почти все можно и нужно внедрять в современную русскую армию. Миних молодец, на самом деле, немало уже сделал. Но недостаточно, чтобы русское оружие громило турку и добивалось таких результатов, чтобы не только воевать на территориях врага, но и занимать эти земли [тут отсылка к походу Х. А. Миниха в Крым, который был разорен, но оставлен русскими войсками].
Необходимо провести ряд реформ в чиновничьей системе, выработать правила, документооборот, пусть даже с учетом нынешнего времени и медлительности работы всех служб.
Ну и наука с образованием. То, что назрела необходимость открыть сразу не один, а два университета — факт. Система, при которой каждый профессор в Академии обучает двоих человек, не оправдывает себя. И кадры необходимо иметь грамотные, люди нужны образованные в массе.
Я бы раньше и Ломоносова вернул. Уверен, что с его азартом к науке, если где-то немного и недоучился, то все равно великим станет. Если что, помогу. А так, он же влачит в Германии убогое существование, да и в прусскую армию гляди, как и забреют, да не сможет удрать оттуда. Вот и кончится великий русский ученый, а отличный прусский солдат Ломоносов появится вряд ли.
Я отложил тарелку с кашей, отодвинул листы с набросками к плану действий и улыбнулся сам себе.
— Экий я прожектер! Еще позаботиться о своей безопасности не могу, лишь только начинаю жить, а все туда же — Россию переделывать собрался.
— Вы что-то сказали, господин Норов? — в комнату вплыла моя лебедка.
— Сказал? Ах, да. Что ты самая красивая женщина в мире! Вот что истина, — сказал я и усмехнулся, уж больно забавно было видеть покрасневшие от смущения щечки девушки.
И это она смущается все лишь от слов и после всего того откровения, что уже вторую ночь подряд происходит между нами? Но это и забавно, и чертовски привлекательно. Впрочем, если нравится мужчине женщина, как и наоборот, то, чтобы не происходило, какая бы глупая шутка не прозвучала, все равно все в кассу, все принимается, и от всего умиляешься. А вот при отсутствии симпатии, что ни делай, все одно — плохо.
— Ни от кого не было сообщений? — спросил я у Марты, когда поцеловал ее и проверил количество, длину и степень «задираемости» женских юбок.
— Вы больше ожидаете от кого посланий? — с нотками ревности спрашивала Марта, оправляясь.
Я отстранился от девушки, строго посмотрел ей в глаза.
— Не нужно ни тебе, ни мне говорить о том, что уже было оговорено. Нам здесь и сейчас хорошо, пусть так и будет. А что после… То одному Богу и ведомо. Боле, кабы никакой ревности не слышал! — сказал я.
Марта попробовала было отвернуться, показать капризы. Но я не реагировал, кроме того, что уже хотел указать ей на дверь. Вздумала пробовать манипулировать своими женскими штучками! Нет, мне женщина нужна не для проблем, она мне нужна для души, сердца, ну, и в некотором смысле, для тела.
— От господ морских офицеров прибыл вестовой. Лишь сказал, чтобы вам передали «спасибо»! И вот же… Полтину с меня стребовал за одно только слово! — поняв, что ее женские капризы на меня не действуют, сообщила Марта.
— Полтину! Вот же! — усмехнулся я.
Моя встреча с Лаптевым и Спиридовым состоялась на следующий день после их приезда в Петербург. К сожалению, времени у мичманов практически не было. И немалого стоило моим друзьям, чтобы уговорить при личной встрече Николая Фёдоровича Головина, президента Адмиралтейств-коллегии, чтобы он в сопровождении или даже под конвоем, но позволил двум мичманам встретиться со мной.
Только лишь то, что я ранен, и способствовало смягчению Головина и он своим личным распоряжением разрешил мичманам со мной встретится. Как сейчас помню те глаза, тот скепсис, что излучали Лаптев и Спиридов. Они пришли проведать меня, а я тут с ходу, с порога, сразу…
— Не убоюсь этого слова, друзья, у меня есть для вас важное! То, что сохранит жизни русским исследователям, позволит изучать иное, скажем, что Западной побережье Америки, Японию, — после приветствия, не теряя времени на досужие разговоры, переходил я к делу. — Взгляните сюда!
Я развернул бережно склеенные четыре листа бумаги, разложил карту на столе. Приходилось краем зрения посматривать на четырёх солдат и одного офицера, которые сопровождали мичманов. Всё же расстояние между нашими столиками, расположенными практически в разных концах зала, позволяло надеяться, что нас не слушают.
Сперва нехотя два морских офицера стали рассматривать карту. А потом почти одновременно их глаза загорелись азартом. Они пока ничего не говорили, но попеременно, будто выполняли физические упражнения на шею, то опускали голову к карте, то свой взгляд устремляли на меня. И все с неизменным удивлением смотрели в мою сторону.
Через минуты две послышались раздельные звуки, скорее всего, демонстрирующие удивление и восхищение мичманов, которым представилась исключительная возможность первыми в мире увидеть многое, если не всё, что ещё пока скрыто даже от англичан.
У меня не было специализированного образования географа, но географию я в школе преподавал. Причем, в советской школе, где немалый упор делался на знание карты мира.
Особенно изучалась территория Советского Союза со всеми реками, заливами, островами, горами и равнинами. Вся информация, что я бережно и насколько мог аккуратно, зарисовал на карте, была бесценна. Это был как раз тот случай, когда я мог бы обогатиться, монетизируя географические сведения, что были общедоступными в будущем. Правда, не зарисовал пока некоторые острова, что в иной реальности были открыты только Куком, лет так через сорок. Ну и Антарктида ни к чему пока.
И почему я, вопреки здравому смыслу любого жаждущего, бесплатно показывал мичманам скрытое от человеческих глаз мореплавателей этого времени? Так для меня деньги — это не самоцель, это средство достижения целей.
Россия — она во все времена Россия, как бы при этом ни называлась. Да, даже сейчас, когда я уже окунулся в эту эпоху, когда начал видеть в ней не только плохое, но и немало хорошего, я всё равно ещё предпочёл бы оказаться в Советском Союзе. Но СССР — это Россия в широком понимании этого слова, как матушка для многих и многих народов.
Та же мать может быть разной, и в истории России бывали моменты, которых хотелось бы избежать. Но мать всегда любит, и даже когда наказывает, она всё равно любит. Хотя, хотелось бы, чтобы мама была исключительно доброй. Вот только дети тоже бывают не подарочком.
— Прошу простить меня, господин капитан, но я не верю в то, что сейчас разглядываю! — решительно, даже с некоторым вызовом, сказал мичман Спиридов.
Я не спешил отвечать, тем более, что видел, как и Лаптев хочет высказать свой скепсис. Пускай пока высказываются.
— Я знаком с Дмитрием Овцыным. Он прямо сейчас должен исследовать выход в море Оби. И никаких сведений об островах, проливах, которые вы здесь столь подробно начертили, нет в делах Северной экспедиции, — сказал Харитон Прокофьевич Лаптев.
— А откуда это у вас? — последовал ещё один вопрос от Григория Андреевича Спиридова.
Две пары глаз уставились на меня, всем своим видом показывая, что они требуют ответов. Проблема заключалась в том, что правдоподобных ответов у меня не было. Так, на уровне мистики, удачи, стечения обстоятельств.
И были даже мысли о том, что мне не стоило бы светиться подобными знаниями. Однако прямо сейчас немалые средства, которые могли бы пойти на строительство флота, обучение новых экипажей, направляются на Камчатку, в сторону Аляски, в дельты Оби, Лены, Колымы.
Героические люди, которые могли бы заниматься и другими исследованиями, например, Америки, либо составить элиту русского военного флота, тратят годы своей жизни, кладут на алтарь научных исследований своё здоровье, судьбу, чтобы узнать лишь только четверть, или того меньше, что уже есть на этой карте.