Антон Иванович явно что-то скрывал — и от меня, и ото всех. А у меня из головы не выходили все те слова, что произнёс Данилов, пока лежал при смерти, а ему останавливали кровь и перевязывали. Притом, что он ненавидит гвардейцев, этот человек при первой же возможности направился на службу в гвардию. Что за фокус? И я уверен, что не карьера является целью для поручика. Вряд ли в данном случае играют значительную роль социальный статус или деньги.
А мне не нужен в роте такой человек, что при первом дежурстве во дворце достанет пистолет и пристрелит кого-нибудь — а ну как даже саму императрицу. Поэтому он ещё ни разу не был на карауле во дворце при её величестве.
— Начали! — прозвучала команда Саватеева.
И тишину небольшого леса у Чёрной речки огласил звон металла. Хорошо, что я ещё не позиционирую себя как поэта, хотя уже использую стихи Александра Сергеевича Пушкина. Так что, когда была выбрана эта локация для нашей дуэли, я даже вздрогнул.
Но я же не великий поэт, чтобы тут заканчивать свой дублированный жизненный путь?
Данилов вытер платком кровь и недобро посмотрел в мою сторону. Да, вероятно, он, да и все присутствующие на дуэли господа, мог посчитать, что я не совсем честно дрался. Вот только я не собирался допускать такого момента, чтобы перед завтрашней дуэлью, которая уже может быть не на жизнь, а насмерть, я был хоть в какой-то мере ранен. Тем более, что даже после напряжённого фехтования у меня заныло плечо. Ещё и швы не сняты, а я уже вовсю дерусь.
— Нужно продолжить! — решительно сказал Данилов, когда остановил кровь.
Он сидел на мокром поваленном дереве, запрокинув голову, и держа в руке окровавленный платок.
— Условия дуэли выполнены, — нехотя признал прапорщик Подобайлов, мой секундант. — Перед дуэлью не было оговорено, что пущенная кровь должна быть только из-за порезов шпагой.
По мнению собравшихся офицеров, я поступил несколько… бесчестно. Провёл ставший для меня уже коронным удар ногой в голову. В частности — в нос, чтобы быстрее пустить юшку своему сопернику. Подобайлов, наверняка, узнал тот свой удар ногой, который он мне продемонстрировал во время нашего первого знакомства, когда встал со мной на поединок.
Этот удар, в комплекте с несколькими комбинациями со шпагой, отработан был мной до такого автоматизма, что я его нынче до конца и не осознал, как уже Данилов лежал на траве. И был готов биться дальше, но, получается, что победил своего соперника. Таких наработок нужно сделать для себя побольше, чтобы и в бою, и в дуэли использовать.
Даже за каких-то восемь занятий Франческо Манчини здорово поднял мои навыки фехтовальщика. Но всё равно они были недостаточны, чтобы соперничать на серьёзную руку с таким молодцом, как Антон Иванович Данилов. Да и не было мне никакого смысла миндальничать с ним, играть в благородство, если на кону стоит ещё и некая тайна, связанная с тем, что я вижу этого человека рядом с собой и в мундире гвардейца Измайловского полка.
— Когда будет исповедь? — подойдя к Данилову, тихо, чтобы никто не услышал, спросил я.
— Как же вы… Сразу по отъезду из Петербурга, — нехотя отвечал мне поручик.
— И до того вы даёте мне слово, что не станете предпринимать никаких дурных и противозаконных поступков, — сказал я, дождался вынужденного кивка от Данилова и продолжил: — Я хочу видеть вас в кругу своих друзей. И знайте, что если этому суждено быть, то я всегда стану за вас, прикрою, помогу. Но и вы не совершайте такого, от чего было бы скверно иным.
Тот щелкнул каблуками и ретировался.
Я присел на поваленное дерево, то самое, где только что сидел Данилов. Нужно было перевести дух. Всё же даже буквально минута интенсивного боя, а скорее, моей пассивной защиты, была пока что изнуряющей. Данилов заставил меня побегать и понервничать. И такого приятеля нужно иметь уже потому, чтобы и дальше продолжать осваивать искусство фехтования. Манчини поставил стойки, удары, а вот нарабатывать, спарринговать лучше с таким партнером, как Данилов. И я стану отличным фехтовальщиком. Это одна из моих личных целей.
Пусть я выиграл эту дуэль, конечно же, рассчитывая на то, что выиграю следующую. Но уже в скором времени те, с кем предстоит мне скрестить свою шпагу, будут дополнительно оговаривать, чтобы поединок был благородным, без элементов рукопашного боя. Ну и я растеряю своё преимущество.
Самое то в русской традиции — это когда после драки следует изрядно напиться, обняться, забыть все обиды, поклясться вечной дружбе. И это обязательно произошло бы, если бы примерно на том же месте у меня не была бы запланирована уже ранним утром дуэль с Петром Ивановичем Шуваловым.
Откуда только можно, я узнавал о бойцовских качествах этого человека. Почему же? Внешне Шувалов разве исключительный боец? Напротив. Или отличился демонстрацией таланта фехтовальщика? Отнюдь.
Но никогда не стоит преуменьшать возможности и недооценивать противника. Так что в трактир мы как раз-таки зашли, но ни я, ни Саватеев, уже мой секундант на дуэли с Шуваловым, не употребляли горячительных напитков.
А вот какао выпили.
За этим напитком в Петербурге натурально гонялись. Какао можно было бы купить очень дорого, лишь в нескольких трактирах, да ещё исключительно в сезон. Как правило, в самом начале июля можно было выпить какао, а уже к концу августа тех какао-бобов, которые привозились в Петербург, не хватало, чтобы удовлетворить спрос на этот напиток. Бешеный спрос. В Европе, насколько я знаю, сейчас также повальное увлечение какао, и начинается эра шоколада. Стоит обо всем этом задуматься.
Возвращался домой я не в самом лучшем расположении духа. Ну не нравилось мне то, сколько и как вокруг обсуждались мои танцы с Елизаветой Петровной на балу у императрицы. Хотелось бы, чтобы я запоминался людям как отважный боец, хороший командир, удачливый воин. Но точно не как танцор русских народных танцев.
И всё равно, на подходе к дому, на лице у меня возникла улыбка. Сам вспомнил, как отжигал. Как смеялся над всеми в тот момент, когда они думали, что смеялись надо мной и цесаревной.
Вслед за Елизаветой Петровной, когда и я вышел в центр зала, забыл о том, что она цесаревна, стал смотреть на неё, как в танце должен смотреть мужик на свою бабу. Ну это как в народном танце, где никак не назовешь мужика кавалером.
Ну, а потом — давай приседать да ноги выкидывать! И колесо я сделал, и фляг продемонстрировал. Это было совсем не похоже на чинное дефиле с Анной Леопольдовной. Хотел на кураже ещё и сальто крутануть, но этот акробатический трюк у меня получается через раз. Еще оконфузился бы.
И вот что нужно сказать: портной, который пошил мундир — великий человек. Это я только потом уже, когда закончил вытанцовывать, понял. Я всё-таки снял камзол где-то на середине танца, иначе никакие акробатические этюды не получились бы, но вот приседал я и отбивал ладошками колени со ступнями, будучи в камзоле Измайловского полка. И свободно было, и нигде ничего не рвалось и не трещало.
Её Величество изволили полюбоваться на шоу? Так было чем. Вон, даже в трактире, не узнавая меня в лицо, рассказывали о некоем гвардейце Норове, который выдал жару на балу у государыни. Что перетанцевал даже Елизавету Петровну, известную всем мастерицу «русского танца».
Не устану удивляться, насколько быстро в этом времени расходятся новости. И даже строгая сословная иерархия не является препятствием для того, чтобы страждущие узнали, что же там творится на самых верхах, у власть имущих.
С этими мыслями я подходил к своему дому.
— За время моего дежурства никаких происшествий не случилось! — докладывал мне дежурный солдат.
— Вольно! — скомандовал я.
Теперь я неизменно оставляю трёх солдат у себя дома. Более того, и вовсе запланировал сделать из этого дома казарму для своей роты. Сразу три пристройки к уже существующему дому планирую, надо и выкупить строения.
Расположение замечательное, почти что в самом в Петербурге, а по мере роста столицы — это точно будет центр. Пространства вокруг на данный момент хватает, стоило бы его быстрее занимать, так как темпы строительства столицы, на мой взгляд, всё увеличиваются и увеличиваются. Не за горами то время, когда я мог бы выручить за пристройки и за этот дом большие деньги, если надумаю продавать.
Но это всё планы на то время, когда я вернусь с башкирских земель.
— Виноват, ваше высокоблагородие, происшествие было! — немного подумав, добавил капрал. — Марта, та девица, что дочка трактирщика, ходит тут вокруг да около. Вас, верное, поджидает.
Я огляделся — и в кустах, метрах в ста пятидесяти от меня, увидел девушку, вернее, макушку её. Сложно огненные волосы спрятать даже в зелёной листве.
— Марта! — выкрикнул я. — Иди сюда, я вижу твою рыжую голову!
Настроение сразу же поползло вверх. За всеми этими женщинами царственных особ открывался шлейф проблем и чего-то очень сложного. А тут рыжая…
И вот Марта у меня ассоциировалась со спокойствием. Не считать же мне серьезными вероятные проблемы с её отцом? Тем более, когда у меня уже неплохо налажена система безопасности.
Рыжеволосая девушка вылезла из кустов и пошла в мою сторону с таким видом, что, наверное, на плаху к палачу выходят бодрее.
— Пошли в дом. Нам нужно поговорить, — сказал я, взял остолбеневшую девицу за руку и повёл в дом.
Уже скоро мы сидели за столом. Я настоял на том, чтобы Марта села рядом и вместе со мной выпила кофе. Наелся я в трактире, но всё равно сильно хотелось кофе. Пристрастился к этому напитку ещё в прошлой жизни, не отпускает и в этой.
— Значит, ты сбежала от отца? Поступок глупый. И что ты собиралась делать? Неуместное буйство у тебя, — отчитывал я Марту. — Скажу тебе начистоту: ты мне очень нравишься, хотя речь о любви не идёт. У меня есть и могут быть другие женщины. Если ты к этому будешь относиться спокойно, то можешь оставаться со мной. В будущем найду тебе достойного мужа и дам такое приданое, на которое твой отец не способен. Если ты на всё это согласишься, то у меня будет для тебя большое дело. Вот что. Благодаря этому делу и приданого от меня не потребуется, будешь сама зарабатывать много серебра. Заниматься тем, что уже умеешь, что знаешь. И только приличные эти дела. Думай, Марта. А я пока пойду поработаю. И сегодня очень рано ложусь спать. Завтра у меня дуэль.