планы были у главы Тайной канцелярии на плотное сотрудничество с иностранными державами. Но саксонец оказывался нужен не столько Ушакову, сколько его союзнику. Нужно было закреплять такой союз двух могущественных чиновников империи. Вот этим и собирался заняться Ушаков.
Так уже повелось, что даже во внутренних делах Российской империи нужно оглядываться на мнение европейских держав. Прежде всего, на то, что могут сказать в Австрии, когда узнают о смене власти в России. Если не будет признания новой власти иными державами, то могут быть забыты все союзы и договоры. Тогда и войны начнутся и другие проблемы в политике. Но не только это привело Андрея Ивановича в дом к саксонскому послу.
— Господин Ушаков, вы вот так, среди белого дня, приехали ко мне? Как это в русской традиции… отобъедайтье! — на немецком языке, при этом коверкая русские слова, Ушакова встречал Мориц Линар.
Андрей Иванович молчал, не скрывая своего гнева. Он строго, как учитель на нерадивого ученика, смотрел на саксонского посла.
— Ах, вы по поводу случая в ресторации? — догадался саксонец. — Так пустое! С кем не бывает. Девицы в моей постели? Ну все же грешны!
— Пустое? — на немецком языке отвечал Ушаков. — Вот вам мой совет! Под любым предлогом лишь только пришлите поздравительное письмо государыне о её выздоровлении, уезжайте в Саксонию, в Вену, или в Варшаву. Или вы отъедете туда с позором.
Мориц Линар, как стоял возле стула в гостиной, так и рухнул на неустойчивый предмет мебели. И чуть было и вовсе не завалился на пол.
Ушакову в какой-то момент даже стало жалко саксонца. Вот Волынского буквально час назад так не жалел, как этого, вдруг потерявшего все жизненные силы, немца. Дурак Линар. Проиграл все свои партии в чистую.
— Но я не знаю, как так получилось. Что такого, что я был в ресторации? Многие туда ходят. И девицы продажные там есть… — недоумённо бормотал Линар, когда Ушаков, являя собой хозяина положения, удобно размещался на кресле.
— Мой друг, вы же должны понимать, что одно дело, когда, пусть многие но тайно посещают легкодоступных девиц. Я сам знаю о тех господах, что стремятся развлечься в ресторациях. Но о них мне становится известно не из публичного пространства, не с улиц Петербурга. А еще они не избивают девиц. Вы же, немец, и уже поэтому за ту дрянную девку, которую вы сперва… — Ушаков замялся, выдумывая приличные формулировки. — … помяли, а после били. За нее многие могут заступиться.
— Не бил я никого. И вообще это какое-то недоразумение, меня подставили, — спешил оправдаться саксонец.
Но Ушаков в подобных словах видел только лишь слабость и трусость.
На самом деле, вопрос с девицами пришёлся куда как кстати и самому Ушакову, и в целом политике Российской империи. Андрей Иванович тоже, было дело, подумал, что Линара подставили. Но всё выглядело вполне логичным.
Ему отказала жена Норова… Вот и причина, почему нужно было это поражение покрыть сомнительными связями с другими женщинами. Отсюда, скорее всего, и агрессия.
Между прочим, жена Норова встречалась с Линаром тайно. И уже сам факт встречи был весьма интересен Ушакову. Он подумал над тем, как можно было бы использовать это. Может быть, припугнуть даже Юлиану Менгден и шантажировать её, чтобы она шпионила за своим мужем? Но это после… если ещё Норов вернётся с войны.
Историю с Линаром можно было и не раздувать, если бы политическая обстановка складывалась в пользу саксонца. А Линар не только был послом Саксонии, но докладывал и польскому королю, за отдельную плату шпионил и для австрийского императора.
Так вот, опала и жёсткая критика поведения саксонского посла должны были стать сигналом и для Речи Посполитой, и для Австрии. Что они ведут неправильную политику в отношении России.
— Понимаете, мой друг, Россия вступает в войну с Крымским ханством, а через него и с Османской империей. Моя государыня много сил положила для того, чтобы ваш сюзерен стал польским королём. Август нынче и курфюрст Саксонии и король Речи Посполитой. И для меня не тайна, что вы шпионите и для австрийцев, — Ушаков взял паузу, осмотрел помещение на наличие слуг, которых рядом не оказалось, встал и сам налил себе вина. — Знаете ли, с самого утра день не задался… Слабые люди нынче пошли. И неделю на дыбе выдержать не могут, так и норовят помереть.
Линар невольно сглотнул поступивший к горлу комок. Эти слова он расценил как намёк. Ведь если раздуть информацию о том, что Мориц Линар является австрийским шпионом, то русская императрица может приказать пытать Линара. А польский король, чтобы не потерять поддержку России, закроет на это глаза.
— Да не ужасайтесь вы так! Сделайте, как я сказал, а после отправляйтесь в Варшаву или в Вену. Россия крайне недовольна тем, что наши союзники ничем не помогают и ничего не предпринимают в начавшейся войне, — допив рейнское вино, Ушаков поднялся, направился к выходу, остановился у самой двери, развернулся. — С вами свяжутся. Теперь всё, что вы узнаете при дворах польского короля или австрийского императора, всё это я должен знать. И быстрее уезжайте. Помните мою доброту и предупреждение.
Довольный собой, Ушаков сел в экипаж, приказал ехать домой, облокотился о внутреннюю обшивку своей кареты. Он выполнил просьбу своего союзника Андрея Ивановича Остермана.
Внешняя политика Ушакова волновала, но значительно меньше, чем внутренние дела Российской империи. А вот Остерману, который только что был в зените славы после проведённой конференции в Данциге, предстояло испытать недовольство государыни.
Там, на конференции, пусть и без подписанных дополнительных протоколов, но и австрийцы, и нынешний польский король обещали помощь России в её войне с Османской империей. Польша, конечно, крайне ограниченным контингентом своих войск, во многом — припасами. А вот Австрия заверяла министра иностранных дел Российской империи Остермана, что непременно выступит против Османской империи.
Но пока даже не было и видимости подготовки Австрии к войне. Вот Остерман в рамках союза с Ушаковым и попросил главу Тайной канцелярии посодействовать хоть как-нибудь с этим вопросом.
Ушакову сейчас было важно, чтобы Остерман после смерти Левенвольде не затерялся в политических верхах России. Так что помогал по мере своих сил.
Глава 9
Самопожертвование дает нам возможность жертвовать другими без угрызений совести.
Джордж Бернард Шоу
Гизляр
2 июня 1735 года
Город Гизляр был взят. В той неразберихе и суете, которая началась после развернувшихся событий в порту, защитники города оказались неорганизованными. И русская армия встречала лишь разрозненные очаги сопротивления, пусть и весьма упорные, но бессмысленные. Не столько турки защищали город, как татары. Они закрывались, будто бы брали пример с моей группы, баррикадировались, отстреливались когда из луков, иногда из огнестрельного оружия.
Но стоило подвести пушку к такому укрытию, или дополнительные силы, как здания разбирали в щепки, или брали штурмом. Так что ещё до полудня кое-где звучали выстрелы, а после всё стихло.
Мы выстояли, склад остался за нами. Когда штурмовые отряды русской армии оказались в городе, местным уже не было никакого дела до склада. Так что сейчас мои интенданты по описи передают имущество армии. Добрый я. У генерал-майора Лесли просто нет таких денег, чтобы купить военное имущество, сохранить и оборонить которое мне удалось.
Я стоял в порту, дышал через смоченную в воде повязку, оценивая последствия наших ночных диверсий. Здесь уже можно было находится без маски, но недолго. Учитывая то, что за утро успел надышаться угарным газом, старался дальше беречься.
Если ещё пару часов назад у меня было острое желание, чтобы все турецкие корабли были сожжены дотла, то теперь, когда уже всё решено и город наш, хотелось бы увидеть, что какой-то из кораблей можно было бы в ближайшее время восстановить и поставить в строй.
И такой корабль был, наверное… Об этом можно судить только корабелам или же опытным морским офицерам. По мне, так из трех погорелых кораблей один собрать можно было бы. Наверняка, знающие люди посмеются с моих слов. Но точно еще что-то с турецких фрегатов, да и с боевых галер, взять можно.
Один фрегат всё-таки расцепился во время ночного боя, и то ли волнами его отнесло чуть в сторону, то ли каким-то провидением, но сейчас корабль, частично пострадавший от пожара, дрейфовал в стороне. На нём уже были бойцы моего батальона — первые прорвавшиеся во время штурма города к порту. Так что я думал, что, если частично заменить мачты, сменить обгоревшие участки корпуса, то фрегат можно было бы использовать… Ну, если ещё найти парусину.
Как бы сейчас не помешало прибытие Донской флотилии! Но у меня всё больше складывалось ощущение, что высшее командование, тот же самый Миних, не верили в успех военной кампании этого года. Будто было принято решение произвести разведку боем, а уже после, с учётом проб и ошибок, на следующий год организовать полноценное наступление на Крымское ханство.
Потому как без хоть какого флота, невозможно полноценно действовать в Крыму. И я точно знал, что ряд морских офицеров были отправлены на Дон. Планировалось использовать флот. На Азов атака должна была быть… Все как-то так… Недоработано. Но свои задачи я решаю, может даже более успешно, чем это ожидалось командованием.
— Отчего пригорюнились, Александр Лукич? — голосом, из интонации которого сочилась радость или даже счастье, спросил меня генерал-майор Юрий Фёдорович Лесли.
— Вопрос не праздный, господин генерал-майор: что дальше делать? — с досадой и тоном, противоречащим всеобщей радости и веселью, ответил я. — Где флот?
— Так выдвинулся уже фельдмаршал Миних. И силища с ним может и поболе нашей будет! — воодушевлённо говорил генерал-майор, явно не понимая моего настроения. — Вот разобьет он хана Каплан Герая, все проще станет.
— Вы не обращайте внимания, это во мне говорит усталость. Но, и сожаление от упущенных возможностей, — сказал я, указывая рукой в сторону от порта. — Если вы не против, пойдёмте, господин генерал-майор, отсюда. Можем надышаться угарным дымом так, что и отравимся. Помереть не помрем, но голова болеть будет.