— Я имею честь командовать вот этими доблестными воинами, — громко выкрикнул я. — Но мне некогда разговаривать с Великим калга. Мне ещё на днях Керчь брать.
Мне ответили. Говорил еще кто-то, кого не было видно за спинами воинов. Прозвучали малопонятные слова на татарском языке, из которых я понял только «пёс», «раб», ну и «драться». Впрочем, и этого было более чем достаточно и для того, чтобы я понял, чего от меня хотят, и для того, чтобы мне разозлиться.
— Мой хозяин уважать русский воин и сказать… э… готов честь оказать сразиться с русский воин, — очень дипломатично перевёл слова наследника крымского престола его переводчик, ну или советник.
Не было сомнений, чтобы принять вызов. Что это? Желание прославиться? Тот, кто в поединке сразит наследника ханского престола, явно приобретет популярность. Но, нет. Я был склонен считать, что причины принятия мной вызова иные. Мои воины, как и башкиры, оценят поступок командира.
Я подошёл к передней линии своих бойцов, показывая им жестами, чтобы расступились и дали возможность выйти тому, кто только что меня, перед моими же солдатами и офицерами, оскорблял. И почему-то мне было всё равно, что кроме меня мало кто мог бы уловить смысл прозвучавших оскорблений.
— Не утруждай себя, старик, переводом. Я понял, что твой недостойный хозяин не умеет вызывать на бой достойного. Что ж, я сражусь с куском свинины, — сказал я, извлекая из ножен свою шпагу.
Промелькнула мысль, что делаю это опрометчиво. Наверняка наследник престола должен быть изрядно обучен искусству владения клинком, скорее всего, саблей. Но тут был как раз-таки тот случай, где я мог бы стать заложником понятия чести и достоинства.
Что может быть более благородным, чем принять вызов от очень знатного своего врага? И что может быть более позорным, чем не принять вызов от практически побеждённого врага, показывая тем самым, что ты трус или победа была добыта кем-то другим, но явно не тобой!
Старик перевёл своему хозяину мои слова. Но явно опять проявил дипломатический талант, про свинину не упомянул. Правоверный, после того как я его назвал куском свинины, мог бы даже забыть извлечь из ножен свою саблю, но уже бежать меня убивать, грызть, душить. На то и был расчёт — вывести своего противника из равновесия.
Через некоторое время, когда я уже шепнул подоспевшему капитану Подобайлову, что нужно ускорить процесс разграбления ханского дворца, раздвигая широкие спины своих бойцов, выходил Менгли Герай — калга Крымского ханства.
Второй человек в крымско-татарском государстве не выглядел тренированным воином. Имел явный избыточный вес, но смотрел решительно, и сабля в его руках выглядела органично. Был он уже в достаточном возрасте, за сорок точно. В это время, по моим наблюдениям, люди стареют раньше, чем в будущем. Но предполагать, что предстоит бой со стариком, не стоило.
Уже не говоря ни слова, без церемоний, сразу же, как встал передо мной, противник попробовал провести атаку и ударить своей саблей сверху. Парировать такой удар шпагой, пусть и боевой, с более широким лезвием, нет смысла.
Я сделал шаг назад, выставил свой клинок и тем самым предупредил дальнейшие действия противника. Татарин усмехнулся, видимо, посчитав, что либо я его боюсь, поэтому отступил, либо я плохой фехтовальщик, неуверенный в своих силах перед ним, грозным мастером сабельного боя.
Мне было глубоко наплевать на подобные возможные мысли наследника ханского престола. Могу уже с уверенностью сказать, что за год плотных занятий фехтованием, я стал неплохим бойцом. Да и учителя у меня были, когда в Петербурге пребывал особенно, хоть на подбор и разных школ.
Но я не собирался сломя голову наступать, а лишь анализировал технику своего противника, отступая. Например, мне показалось, что у него сильно дёргается плечо, когда он только намеривается произвести какие-нибудь действия саблей. Ещё Калга смотрит пристально в то место, куда собирается нанести удар.
Менгли делает шаг, я сразу же смещаюсь в сторону, он доворачивается, но, как я успел уловить, делает это несколько запоздало. Тому виной, наверное, лишний вес и изрядный живот моего противника. Чревоугодие, а Менгли Герай явно любил покушать, не способствует росту боевых качеств воина.
Калга замахивается и наотмашь пытается рубануть в сторону моего левого плеча. Я вновь разрываю дистанцию, но в этот раз тут же произвожу выпад и почти достаю лезвием своей шпаги до ляжки татарина. При этом вполне здраво рассудил, что сейчас я мог бы провести ещё одну атаку. Но нет, та картина боя, которая уже почти сложилась у меня в голове, не предполагала скорых и слишком активных действий.
Кружились уже две минуты. Для почти всегда скоротечного боя на клинках — это очень много. Но я защищался, использовал своё преимущество в реакции и быстроте, физической подготовке, постоянно уходя с линии атаки.
А ещё тот, кто атакует, как правило, тратит больше энергии. И для знающего человека уже было понятно, кто именно выигрывает в этом поединке. У меня ещё ни разу не сбилось дыхание, чувствую себя словно на разминке перед основной тренировкой. В отличие от противника. Менгли Герай чуть дышит, пот ручьем течет с его головы, в том числе мешая глазам.
Но пора этот спектакль заканчивать.
Делаю шаг справа, противник выставляет саблю по направлению вероятного удара моей шпаги. Делаю два шага назад, замечаю, что Калга с удовлетворением и надеждой встречает этот мой манёвр. Но в этот раз я не жду новой атаки татарина. Сам атакую.
Резкими шагами сокращаю дистанцию, делаю выпад, и моя шпага впивается-таки в ляжку татарина. Он пробует отмахнуться от меня саблей, я уклоняюсь от удара и тут же контратакую.
Менгли Герай отступает, саблей машет, казалось, что хаотично. Но он отточенными движениями просто перекрывает большинство направлений атаки. Делаю шаг в сторону, противник ожидаемо с трудом поворачивается…
— Хух! — на выдохе делаю выпад, нанося удар в правую руку противника.
Отступать не собираюсь. Все для победы уже сделано. Рабочая рука Менгли поражена, а время переложить саблю в левую руку, даже если он ею так же хорошо держит саблю, я не даю.
— Бам! — моя нога взметает ввысь и пятка впивается в челюсть татарина.
Он начинает заваливаться, но я успеваю нанести укол Менгли Гераю в грудь.
✅ Том 3. «Одинаковые. Индокитай»!
✅ 20% скидка на Том 1. «Одинаковые. Адаптация»!
✅ Отставной майор разведки погибает, отомстив за смерть лучшего друга. Его сознание переносится в тела сразу троих мальчишек конца 19-го века. Приключения, прогрессорство, боевик.
✅ https://author.today/reader/465624
Глава 14
Одержать сто побед в ста битвах — это не вершина воинского искусства. Повергнуть врага без сражения — вот вершина.
Сунь Цзы
Бахчисарай
11 июня 1735 года
Калга Крымского ханства упал замертво. Установилась тишина. Татары явно растерялись, либо готовились молча и обреченно принять смерть. Мои же воины смотрели и ждали, когда я прокомментирую свою победу. Но первым нарушил тишину другой человек.
— Это начало конца! — сказал старик, который ранее призывал к поединку. — Аллах прогневался на нас.
— Это начало большого пути! — в той же манере высказался и я.
Я посмотрел на оставшихся татарских воинов. Почему-то хотелось сделать какой-нибудь жест. Такой, что будут обсуждать. Одни похвалят и в пример поставят, иные осудят. Но имя мое прозвучит. А именно это мне нужно будет скоро.
— Оружие оставьте свое. Дайте слово, что две недели воевать не будете против России и уходите в чем есть! — обратился я к оставшимся защитникам дворца. — Я отпускаю вас потому, что вы достойно сражались даже тогда, когда уже не могли надеяться на победу.
— Можно взять своих коней? И отставь, великий воин, оружие при нас. А слово свое мы даем, — отвечал за всех один из воинов-татар, а старик спешно переводил.
— Без коней, но с оружием выходите! А старик поработаешь толмачом, а потом уйдешь, — отвечал я, а после развернулся и пошел в сторону, где должен был находиться…
Гарем — как много в этом звуке для сердца, и не только для него, озабоченного мужика слилось. Как много в нем отозвалось! Я приказывал не трогать бабский батальон хана. И не потому, что собирался трогать их сам и за разные места, или потому что жалко женщин. Нет. Русский офицер с женщинами не воюет. Но… русскому офицеру нужны деньги, а их в гареме должно было быть немало.
«Здравствуйте, товарищи женщины! Вечер добрый в хату… в гарем» — хотелось мне сказать, когда я пришел на женскую половину дворца.
Но… промолчал. Не поймут, причем и жены с наложницами хана, и свои. Такое большое число дамочек в одном месте я не видел уже давно. Или, скорее, никогда. Сколько их здесь? Полсотни? Ну не столько жен было же у хана⁉ Хотя, наложницы, наверное, могли быть в большом количестве.
— Господин, уведите меня отсюда, прошу вас! — ко мне в ноги бросилась одна из красавиц.
Блондинка, с выразительными голубыми глазами. Фигурка, судя по всему, тоже хороша. Пусть и в значительной степени скрываема одеждами. Не по моде — не толстая.
— Кто хочет уйти с нами, уйдет. Мы не будем оставаться в городе. Остальные… снимите подарки хана с себя, и уйдите в… Куда угодно. И от греха подальше, — сказал я и, конечно же, уловил, что большинство девиц и женщин меня не поняли, так что толкнул старика, которого взял с собой. — Переводи им!
Старик стал переводить, а я все пытался «отлепить» от своей ноги одну из девушек, явно славянской наружности, которая единственная бросилась в ноги и явно хотела покинуть гарем.
— Да будет тебе. Пойдешь с нами. Но это опасно, — сказал я, поднимая за плечи девицу.
Хороша! Вот ей Богу, хороша! И нет, не собирался я быть с дамочкой. Со своими гаремами бы разобраться. Но если она будет настаивать… То есть достаточно мелькать перед глазами… До греха доведет, чертовка!
— Господин секунд-майор, позволите сопроводить даму? — услышал я за спиной.