Я понимал причины его сомнений и метаний. Ещё месяц назад летняя Крымская кампания казалась разведкой боем. Вряд ли в России нашёлся бы кто-то, ну, может, только кроме меня, кто предполагал бы подобный исход военных действий.
Сейчас Россия неожиданно для себя получала большую часть Крымского ханства, по крайней мере, полуостров. Да, ещё не взяты турецкие крепости. Но проход на полуостров закрывает Первая русская армия. Плотно закрывает.
Всем понятно, что Миних — гений современной военной инженерии. Если у него будет хоть немного времени, то Перекоп станет неприступной твердыней, какую бы армию турки ни привели. И выходит, что, действительно, нужно что-то делать с политическим урегулированием тех завоеваний, которые вот… буквально сегодня окончательно сваливаются на Россию.
— Правильно ли я понимаю, господин секунд-майор, что вы предполагаете, что я стану заниматься этими вопросами? — спросил фельдмаршал.
— Вы — командующий. Со своей стороны я сделал всё зависящее от меня. И взятие Бахчисарая было бы невозможным без содействия крымских беев, кои выступают против хана, — отвечал я.
Фельдмаршал посмотрел на меня так, будто я на него сейчас навешиваю многопудовые грузила. Но, право же, вопросы политического урегулирования не в моей компетенции. Как бы я ни заигрывал со своим дедом, а он со мной, но решение принимать будут в Петербурге. Либо же местные фельдмаршалы, Ласси и Миних. Дали же им свободу действий!
— Может быть, мне было бы проще отправить Владимира Семёновича Салтыкова к Перекопу? Раз на вас завязаны такие большие политические дела? — с задумчивым видом говорил Пётр Петрович.
Нет, Салтыкова он не отправит никуда. Эта фигура становится при фельдмаршале таким же бесполезным атрибутом, как и при Минихе состоит уже вроде бы как генерал-майор Степан Апраксин. Бесполезные существа, с которых пылинки сдувать нужно.
Тридцать лет уже исполнилось Владимиру Семёновичу Салтыкову, тому самому офицеру, с которым у меня должна состояться дуэль. Но интересно другое. Он на службе всего лишь месяц, а уже в чине капитана гвардии.
Немудрено, что для человека, который не только не видел войны, но толком и не слышал о ней рассказов, увиденное на поле сражения — словно декорации, бутафория. Он не прочувствовал страха, он не успел распить бутылку венгерского вина с погибшим офицером до того, как его располовинило вражеское ядро.
— Даёте ли вы мне слово, что никакой дуэли не состоится? — спросил Ласси.
Я просто молчал и продолжал смотреть прямо в глаза фельдмаршалу, будто бы и вовсе этого вопроса не прозвучало.
— Мне нужно повторить вопрос или вы всё же перестанете делать вид, что не слышали? — Ласси был настойчив.
— Такого обещания дать не могу. Как не могу и не принять вызов, — всё же ответил я то, что и без слов ранее прекрасно понял командующий.
— Чего вы такие упёртые… хорошо, скажу прямо, не обижайтесь… — вопреки своему заявлению, что сейчас прозвучат слова какого-то откровения, фельдмаршал замолчал.
Создалась неловкая ситуация. Прямо командующий говорить, видимо, передумал, а мне бы поспать, а не стоять в шатре фельдмаршала и из последних жизненных сил вытягиваться и делать вид бравого офицера.
— Садитесь! — только минуты через три Пётр Петрович нарушил тишину. — Рассказывайте и про бой, и про то, как вы граби… посещали Бахчисарай.
Естественно, замалчивая некоторые подробности, которые я считал не предназначенными для ушей фельдмаршала, я достаточно подробно всё рассказал. Было видно, что, когда я стал говорить о потерях моего отряда, то внутри него боролись какие-то противоречивые чувства.
Скорее всего, он с одной стороны хотел указать мне на высокие потери, но ведь упрекнуть, по сути, нечем. Пусть подумает, как бы он поступал на моём месте. Не исключено, что, если бы гуляй-поле защищали не мои гвардейцы рука об руку с лучшими бойцами башкирского народа, то ещё первый штурм татарской кавалерии мог бы увенчаться успехом для противника.
Но в итоге…
— Двести шестнадцать гвардейцев… — повторил озвученное мной количество погибших.
Скорее всего, число безвозвратных потерь возрастёт. Есть среди раненых тяжёлые, многие из которых не доживут до рассвета. И я давал себе зарок, что крупные потери, которые у меня случились за всю военную карьеру, продолжать которую я намереваюсь с ещё большим усердием.
— Ступайте, Александр Лукич. Я вижу, что вы совершили подвиг. При в общем шести сотнях ваших потерь, более двух с половиной тысяч побитых противников. И вы сделали тот бой, я это понимаю, — сказал Петр Петрович Ласси перед тем, как я покинул его шатер.
Я вышел из шатра, вдохнул прохладного свежего воздуха. Хорошо… Пошел в сторону, где остановилось мое сопровождение. Еще каких-то пару часов и я в своем расположении. Там уже стоят шатры и палатки… Высплюсь.
— А вот и он! Господа офицеры, встречайте невежду Норова! Позволил убить врагу половину своих солдат и офицеров, а нынче же хочет славы! — сказал…
— Господин Салтыков, а вы всё служите Бахусу и бутылке вина? Отечеству и государыне нашей послужить не желаете ли? — уже не думая о каких-либо последствиях, я шёл на обострение конфликта.
Но я ли этот конфликт обостряю?.. Как по мне, так это делает именно мой оппонент. Ведь меня здесь и сейчас поджидали. Встреча отнюдь не случайная.
Тем более, что вокруг как-то слишком подозрительно много столпилось офицеров. Я даже практически уверен, что в каком-то из шатров происходило офицерское собрание. И вот оттуда всех жаждущих яркого представления и увлёк Салтыков.
И его проведение я прочитал. Без году неделю служит, да ещё и сразу дали чин капитана гвардии, о котором менее родовитые дворяне только мечтают. Нужно же показать свою удаль.
Тем более поставить на место меня, героя, о котором уже ходят многочисленные байки, чуть ли не былины слагают. Но он оказывается не шибко умён, раз подумал, что резкий взлёт моей карьеры военного связан с протекцией. Вернее, что только лишь с протекцией и связан.
— Так что, господин Салтыков, будете ли вы и дальше пятнать честь своего великого и славного рода? Или же прославитесь на ратном поле, а не в словесных баталиях? Впрочем, вы и в них проигрываете, — продолжал я втаптывать Владимира Семёновича в грязь.
— Дуэль! Непременно дуэль! Здесь, сейчас! Или я просто заколю этого выскочку! Я хотя бы не зарабатываю свои чины в постелях с царевнами! Как они? Сладки? — выкрикнул Салтыков.
Тут же всё наихмельнейшее офицерское сообщество резко протрезвело и стало отходить от Салтыкова, будто заподозрив в нём прокажённого. Да и по нему было видно, что Салтыков понял, что именно выкрикнул. Ведь, по сути, он только что назвал Елизавету Петровну и Анну Леопольдовну шлюхами. Ну или около того.
Даже всесильный фаворит, герцог Бирон, и тот никогда не произнесет подобного в обществе. Никто не произнесет, если только не государыня.
— Я ещё искал возможности примириться, когда у нас с вами произошли взаимные обвинения и оскорбления. Но ни о каком примирении и речи быть не может, когда вы порочите имена царственных особ, в том числе и матери будущего наследника престола Российской империи! — возмущенно говорил я.
Уверен, что мои слова, звучавшие в полной тишине, слышались словно оглашение приговора. Я же внутренне ликовал. За дуэль с Салтыковым, даже, если бы я его только подранил, меня бы, так, на всякий случай, отправили бы под конвоем для разбирательства в Петербург.
А сейчас пускай попробуют! В стране, где могут казнить или отходить батогами до полусмерти лишь за то, что уронишь монету с изображением императрицы, за такие слова, что произнёс только что Салтыков… Ну не знаю… Могут казнить.
— Завтра поутру я пришлю своего секунданта, — сказал я, развернулся и пошёл в сторону своего сопровождения.
Увидев десяток моих бойцов, я усмехнулся.
— Подпоручик Кашин, а ну спрячь пистолет. Неужто собрался воевать с русскими офицерами? — усмехался я.
— Да хоть с чёртом, ежели за вас, господин секунд-майор, али наказать за те слова гнусные, что звучат в отношении царственных особ.
А приятно, чёрт возьми! Вот когда добиваешься подобной верности от сильных людей, то хочется сделать так, чтобы те люди никогда не сожалели о своём выборе.
Если дело с дуэлью решится хоть сколько благоприятным образом, то обязательно буду оббивать пороги, но добьюсь внеочередного повышения для всех моих отличившихся в этой войне офицеров.
Я уже добрался до своей телеги, намереваясь побыстрее прилечь, как почувствовал взгляд. Я понял, кто на меня смотрит. Тот, кто стал свидетелем нелицеприятного, недостойного офицера, поведения Владимира Семёновича Салтыкова.
А теперь и фельдмаршал Пётр Петрович Ласси наверняка осознал, что я вижу его. Вот и посмотрим, насколько командующий Второй армией честный человек. Встанет ли он на мою сторону в споре с Салтыковым, если на то будет необходимость?
От автора:
✅ Очнулся в Смутное время. Вокруг разбойники, татары, поляки и прочие немцы.
Все говорят — царь нужен. А какой из них настоящий? Ответ знаю только я. Мне и разбираться.
✅ 1-й том со скидкой: https://author.today/reader/464355
Глава 20
Ничто не обходится в жизни так дорого, как болезнь и — глупость.
Зигмунд Фрейд
Северо-Восточнее Бахчисарая
16 июня 1735 года
Такое впечатление, что в степи и восход, и заход солнца происходят будто моментально. Ещё не успел насладиться сумерками, как уже темень. Ещё не успел полюбоваться на алеющий рассвет, как солнце уже полностью вышло из-за горизонта.
Дурные мысли лезли в голову. А что, если это мой последний рассвет? Вот сейчас, на дуэли меня убьют, и всё… Может же быть и такой ихот для меня?
Отчего-то в этот момент подумалось: я был бы не прочь обнять… Как же странно об этом думать. Какая нелепость! Мне захотелось обнять свою жену! Юлиану, мою тигрицу. Почему так? Может инстинкт охотника? Ведь чувствую, что еще не покорил Юлиану. Вот и тянет завершить дело.