Несмотря на то, что голова ещё больше разболелась, я порадовался, что начали в ответ турецким бить наши крепостные пушки.
— Очнулись, господин секунд-майор? — в комнату зашёл Иван Кашин с тарелкой…
Не удивлюсь, что Кашин пришёл с кашей. Как я стал чаще приходить в себя, так мой не денщик, а друг всё норовит накормить. Так и лишние килограммы скоро образуются. Хотя мне бы восстановить ещё те килограммы, которые были потеряны, когда я чуть было не умер от антоновa огня.
Когда сразу после дуэли я потерял сознание, то пришёл в себя достаточно быстро. Да, голова немного кружилась, всё-таки крови потерял немало. Но был уверен, что гречка в прикуску с говядиной, немного сухого вина — и всё образуется, стану на ноги быстро.
— Как там? Турки на приступ ещё не идут? — спросил я, вставая с кровати.
— Александр Лукич, да лежите вы ещё. Только вчера в бреду пребывали! — заволновался Кашин.
Я заметил, что Кашин ведёт себя как-то жеманно.
— Ты не ответил мне. И что-то не договариваешь?
Иван упёр взгляд в пол, будто бы виноват передо мной в чём-то. Может, и виноват.
На второй день после дуэли, несмотря на то, что Ганс и канал прочистил, и пулю извлёк, у меня начался жар. А потом дней пять я просто не помню. Урывками. Для меня все эти пять дней прошли словно несколько часов.
А ещё… я помню женские руки. Или это последствия бреда?
— Расскажи мне свои тревоги Кашин! — потребовал я.
— От его высокопревосходительства приходили. Судить вас удумали! Всё грозились! Отчего-то я думаю, что, если судить и будут, то не так, чтобы и строго. Тут, на месте. Ну, а если дуэль станет достоянием общественности и дойдёт до ушей государыни… Вот тут, как поведёт себя императрица, судить не сложно. Немало зависит от того, какое настроение будет у неё, когда будут рассказывать о дуэли с родственником её величества.
— Бах, бах, бах! — вновь последовали выстрелы.
— Турки осаду начали. Траншеи выкопали, ретрошементы. Вот их и выбивают из крепостей! — объяснил мне ситуацию Кашин.
— Мундир мой здесь? — спросил я.
— Медикус наказал лежать! — будто родитель, сказал Кашин.
— Мундир! — потребовал я.
Кашин, нахмурившись вышел. В комнату, несмело зашла…
Так вот, чьи руки я помнил. Передо мной стояла девушка. Красивая, не отнять. Чернявая, с густыми волосами. Одета была в татарской традиции. В шаровары, жилетка. Но точеную фигурку спрятать сложно даже под ворохом одежд. Она мялась у порога, опустив глазки в пол.
— Кто такая? — спросил я.
— Я?
— Ну кто я такой, я знаю. Ты чьих будешь? — спрашивал я.
— Деда вашего подарок, — сказала девушка и подняла на меня глаза.
Вот же… Утонуть в этих двух темных океанах можно. А дед мой знает толк в извращениях. Прислать такую девицу! Но чего добивался Исмаил-бей.
— Ты говоришь по-русски, но не русская. Татарка? — поинтересовался я, только сейчас понимая, что лежу в исподнем, да еще и без рубахи.
Но чего уже…
— Я была подарком от вашего деда для хана. Но… Теперь ваш подарок. Не гоните меня, господин. Я выучена русскому языку, французскому, немецкому… Я знаю медицину, — девушка казалась милой, слабой.
Таких хочется защищать, оберегать. Смазливое личико ангелочка, тело и женские формы развитые. Разве можно устоять? Можно. Тем более, что не верю я в то, что дед внуку, христианину, подарки гаремные станет дарить. Понимать же должен, что это аморально. Тогда зачем?
— Бах-ба-бах! — прозвучал особо громкий выстрел.
Что-то крупнокалиберное ударило. И это в нашу сторону.
— Бам! — был услышан и прилет.
А выдержат ли стены, если вот таким крупняком бить турки будут? Вопрос.
— Что ты должна была для меня делать? А для деда? — этот вопрос так же не переставал меня волновать.
Девица молчала. Стреляла глазками. Другого она ожидала. Может был бы я здоровый, так иначе реагировал на все эти женские хитрости.
— Мне повторить вопрос? Или ты отправишься обратно к деду?
Ну? Да нет же!
— Прекрати рыдать! Не работает это на мне! — потребовал я.
— Бах-ба-бах!
— Да твою же мать! Сейчас перестреляю там всех! — уже нервно отреагировал на новые выстрелы.
Жаль, что это не сосед сверху, сверлящий стены и одновременно нервы. Там можно было договориться, ссылаясь на боли в голове. Тут же не пойдешь к туркам, не скажешь: «Нисколько не уважаемые турки, не стреляйте, будьте так любезны, голова нынче болит». Но было бы интересно иметь такой опыт переговоров с противником.
— Я жду! — в раздражении я уже кричал на девицу.
Понятно, что она помогала меня выходить. Но стоит тут вся такая… Красивая. Зачем? Нет, не зачем красивая, зачем тут.
— Хозяин Исмаил-бей приказал следить за вами. Быть с вами, знать о вас все, — через некоторое время призналась…
— Как зовут? — спросил я.
— Аиша! Но вы можете придумать мне иное имя, — кокетливо сказала девушка и начала раздеваться.
— Ни-ког-да, если я только не скажу, не раздевайся и не пробуй со мной возлечь. Деду сообщать нужно? Будешь говорить, что я скажу тебе. А так…
В комнату вошел Ганс Шульц. И… Он стоял и глупо улыбался. Так, как могут только по уши влюбленные люди. Причем те, кто не избалован множеством пережитых историй любви. Врач, который уже казался мне матерым хирургом, где-то и циничным, хладнокровным. Он влюблен.
— Я твой хозяин теперь? — спросил я у Аиши.
— Да, — отвечала девушка.
— Примешь лютеранство и замуж выйдешь за Ганса, — я указал рукой в сторону Шульца. — Вот, за него.
Шок — это по нашему! И девушка и врач смотрели с удивлением, ждали продолжения, что, мол, пошутил.
— Все! Идите и разговаривайте. Венчание в первой же лютеранской кирхе. А лучше… Ганс, переходи ты в православие. Геннадием будешь! — усмехнулся я, выпроваживая парочку.
А чего все Шульцу по рыжей Марте вздыхать, тем более, когда та уже вышла замуж?
— Бах-бах! — очередные выстрелы.
Но уже не так чтобы и сильно бьют они по голове. Приятно, оказывается, решать судьбы своих подчиненных, и друзей. И настроение появилось, и желание жить, воевать, побеждать.
— Кашин! Неси мундир! К фельдмаршалу Миниху пойду! — выкрикнул я.
Глава 21
Никогда ничего не замышляйте против России, ибо на любую вашу хитрость она ответит своей непредсказуемой глупостью.
Отто фон Бисмарк
Перекоп
28 июня 1735 года
Грохот пушек учащался и усиливался, уже не проходило и десяти секунд, чтобы хотя бы какой-нибудь ствол не изрыгнул из себя ядро. Турки подтянули какие-то просто огромные пушки, стреляющие с расстояния, куда не докидывали ядра орудия даже со стены.
А вот ту артиллерию, что турки тянули через свои траншеи, чтобы быть ближе к стенам крепостей, наши пушкари выбивали качественно. Интересно, что тактика ведения осады османами не меняется уже почти пятьдесят лет. Так они действовали под Веной в 1683 году. Тогда проиграли. Посмотрим, как будет сейчас. Тем более, что мы еще далеко не все свои козыри выложили на стол.
Я стоял на крепостной стене центральной крепости Перекопа и наблюдал за тем, как турки самоотверженно, под огнём нашей артиллерии продолжают рыть траншеи. Они и не скрывали своих намерений. Да и тот, кто хоть немного учил историю, должен был предполагать, как именно будут турки действовать. Ещё нужно проверить и «послушать землю» — обязательно должны где-то сейчас рыть подкоп для подрыва стены. Подрывы стен — визитная карточка турок.
Если всё пойдёт по классике, то турки обязательно пойдут на штурм. Но только когда подведут свои траншеи практически вплотную к нашим укреплениям, и предвестником штурму должен обязательно стать мощнейший взрыв.
Я стоял на стене не один. Фельдмаршал, командующий первой русской армией в Крыму, Христофор Антонович Миних сам попросил меня посмотреть на диспозицию. Это уже второй раз, когда он со мной советуется.
В первый раз, после сложного разговора на повышенных тонах, вернее, только тон фельдмаршала был повышен, говорили о санитарии. Пришли сведения, что в Очакове началась эпидемия. То ли чума, то ли холера, о том не известно. Только слухи, но кажущиеся убедительными.
Так что русская армия ввела карантинные меры. Но зачем я вновь понадобился командующему?
— Господин фельдмаршал, могу ли я задать вам вопрос? — спросил я и, дождавшись дозволения, продолжил: — А вы чего ждёте от меня, уже который раз вызывая на стену обозревать вражеские позиции?
Миних недовольно посмотрел на меня, таким же нарочито недовольным голосом, недовольство которого усиливал ещё и немецкий язык, сказал:
— Я тщательным образом собираю сведения о всех тех операциях, в которых вы участвуете. Вы постоянно преподносите врагу сюрпризы. Нынче же нужен подобный сюрприз. Неприятеля нужно ошеломить. Уж больно они свободно чувствуют себя.
— Вылазка нужна большим конным отрядом, — озвучивал я, как мне показалось, наиболее напрашивающийся вариант. — У нас есть кавалерия. Если запросить со Второй армии всех башкир и казаков с уланами, то выйдет мощный удар.
— Думаю, что этого неприятель и ждет. Мы разгромили ханскую армию. Но еще есть Буджацкая орда, есть сипахи, турецкие тяжелые всадники. А еще взгляните в зрительную трубу вон туда! — сказал Миних, указывая рукой налево.
Я сперва и не понял, что именно он мне хочет указать. Чуть левее, в верстах трёх от наблюдательного пункта был словно недоработанный турецкий участок осады. Там и визуально было крайне мало вражеской артиллерии, и не видно каких-либо серьёзных сил поддержки этого направления. Укрепления как-будто бы недоработаны, траншеи узкие.
Прежде, чем уповать на глупость противника, нужно рассмотреть вариант, что он изрядно хитёр. То есть такая расхлябанность отдельного участка обороны — это не что иное, как военная хитрость.
— Нас приглашают? — проявил я догадку.
Да и сам фельдмаршал подсказывал мне правильный ответ. Стал бы он обращать столь пристальное внимание на определённый участок обороны.