г-то обрывистый — хрен выберешься. Сами потонут или приказать потопить? Пожалуй, для верности прикажу. Сука, и это действительно я?..
— Питер! Мать твою, кто здесь интендант: ты или я? — Я приметил, как ван Риис уже крутится на галере, прикидывая, с чего половчее начать грабеж. — А ну, живо навел порядок! Посудину полностью вычистить, все ценное к нам на борт. Да передай там Веренвену, чтобы послал людей на ялике и вон тех пловцов… Да-да, начисто. И это… посбрасывайте всю падаль за борт. А теперь живо выдели мне десяток человек…
Я не договорил, потому что один из франков, тот самый длинный дворянин, защищавший ют, вдруг ожил и вскочил на ноги. Он ловко пнул Гаврилу, сбив того с ног, саданул рукояткой меча Альмейду, крутнулся волчком, проскакивая между Бользеном и Тумбой, и со всех ног кинулся к борту галеры. Ты смотри, каков молодец.
— Ну ни хрена себе… — Я хотел приказать взять его живым, но не успел: Тумба уже швырнул вслед свою страхолюдную секиру. С гулом пролетев по воздуху, она врезалась беглецу в спину, с треском проломила ему кирасу и швырнула франка на палубу.
Я подошел к телу и перевернул его на спину. И замер.
— Не может быть… — только и смог сказать. Передо мной лежал…
В голове пронеслись «кадры» многолетней давности. Высокий кабальеро в малиновом берете, очень похожий лицом на гравюрное изображение Шарля Ожье де Батца де Кастельмора, графа д’Артаньяна, генерал-лейтенанта Франции, прообраза знаменитого героя романов Дюма, улыбаясь, говорит мне:
— Оставьте, бастард. Я поступил по велению своего сердца и ни о чем не жалею. Но вы — мой должник. Барона де Монфокона должен был убить именно я. И я вам этот долг еще вспомню…
Да, передо мной лежит виконт Гастон дю Леон, тот самый кабальеро, выпустивший бастарда Арманьяка из замка Бюзе-Сен-Такр после того, как я зарезал там отравившего Маргариту аптекаря и ублюдка барона Гийома де Монфокона…
— Твою же мать!!! — в отчаянии завопил я и затряс неподвижное тело. — Живо лекаря!!! Лекаря…
Сука, как назло, Соломона оставил в Гуттене. Вот же…
— Дайте-ка я гляну, ваше сиятельство… — Наш обер-медикус Бельведер растолкал латников, толпившихся возле меня, и склонился над франком. — Тэ-экс… что тут у нас?..
Я встал, подошел к борту и уставился в воду. Вот как это называется? Большей пакости от гребаной суки-судьбы я и не ожидал. Этот кабальеро в свое время спас мне жизнь просто так, из благородства, а я чем ему отплатил? Пусть даже не моя рука его убила, но все равно… Зараза… А ведь он как раз мог прояснить судьбу Монфокона. И теперь — опять все концы в воду…
— Дырка в плече и ушиб спины. Жив! И будет жить, ежели Господь даст… — бодро констатировал Бельведер. — Вашсиятельство, так как с ним? Могу упокоить, а могу и талант свой к нему приложить…
— Я к тебе сейчас сам свой талант приложу, — мрачно пообещал я ему, хотя изнутри меня просто распирало ликование. — Тащи его на шебеку и пользуй. Так, чего застыли? Работаем. Шевалье ван Брескенс, отчитайтесь о наших потерях…
— Сир… — Логан осторожно потрогал пальцем ссадину у себя под глазом. — Среди абордажников семь убитых: пять из ваших холопов и двое наших, Алекс Барбье и Курт Боулингер. Да и среди команды шебеки четверых насмерть подшибли.
— М-мать… — Я со злостью ругнулся. Боулингер был со мной еще в рутьерах. Млять, дорого обошелся абордаж. Дорого…
— Порезаны многие, — флегматично продолжил Тук. — Но жить вроде как будут, а вот один из черных, подопечный Гавриила, вряд ли. Его на копье насадили…
— Ладно, Господь милостив, — прервал я его. — Бери с десяток людишек и идем казну перетаскивать…
— Так есть все-таки! — Тук бурно возрадовался.
— Конечно, есть. Я фуфла не прогоняю…
— Э-э-э… чего не прогоняете, ваше сиятельство?
— Не важно…
Глава 9
Вот это да…
Сами посудите: канцлер Джон Мортон, епископ Кентерберийский; главный хранитель архивов Томас Ротерхем, епископ Линкольнский; обер-камергер сеньор Гастингс; Томас Монтгомери, герцог Норфолк; обер-шталмейстер мэтр Чейн; маркиз Челленджер и еще многие уважаемые и могущественные британцы сидят на ежегодном пенсионе у руа Луи и лоббируют его интересы при британском дворе. Из захваченной нами казны ровным счетом двадцать пять тысяч экю предназначалось именно этим дворянам. Вот строгие инструкции: кому и сколько, начертано рукой самого Луи. Ну и вся серебряная посуда в качестве подарка им же. С таким-то французским лобби теперь становится понятно, почему Эдуард никак не мог решиться помочь своей сестре. Признаю, умеет Паук вести дела, этого у него не отнимешь.
— Красавчик… — Я бросил на стол свиток и откинулся на спинку кресла.
— Кто, ваше сиятельство? — поинтересовался Логан, не отрываясь от груды золотых монет. Ввиду отсутствия Хорста Тук добровольно вернулся к обязанностям аудитора, наплевав на невместность подобного занятия для благородного сословия. И вообще, мне кажется, он просто наслаждается бухгалтерским делом.
— Ты, братец, ты… — улыбнулся я. — Отсчитал?
— Ага… — Шотландец шлепнул на столешницу еще один мешочек. — А не многовато будет? И зачем в кошельках? В лапу насыпать, и все… много чести…
— Нормально. Прикрой монеты и закрой сундук. Луиджи, запускай по очереди. Первого — Веренвена. Земфира, перестань вертеться у зеркала и прими приличествующий вид. И тащи сюда мою латную перчатку.
— Как прикажете, мой господин… — Сирийка в последний раз полюбовалась массивным золотым ожерельем на своей шейке, подскочила к моему креслу, подала перчатку и застыла рядом, напустив на личико серьезный вид.
— Господин шаутбенахт… — Обер-сержант-адмирал Тиль Веренвен прямо у порога грохнулся на колени.
— Встань. Теперь ответствуй, каково состояние корабля…
— Дык… — Тиль напустил на себя испуганный, а как по мне, немного придурковатый вид. — Корпус расшился… енти грохоталки, значица, поспособствовали… Весь ремонт ундине под хвост…
— Сами справитесь?
И про себя выматерился. М-да… помимо людских потерь серьезно пострадала шебека, но тому виной только я. Инженер-конструктор, мля… Корпус просто не выдержал залповой стрельбы из пушек, хотя я его уже переделывал и укреплял. По своему разумению. Видно, недостаточно. Но ничего, переделаю опердек и систему гашения отдачи орудий заново. Уже знаю как.
— Справимся, — с готовностью кивнул Веренвен. — Пару дней, сухой лес — и все будет в порядке. А до Нанта дойдем, не сумлевайтесь, течи-то мы устранили. Тока надо поберечься и не палить боле.
— Хорошо… Обер-сержант-адмирал Веренвен, мы довольны тобой и присваиваем тебе новый чин обер-сержант-гранд-адмирала и, помимо того, жалуем десять экю золотом!.. — Я протянул ему в левой руке мешочек и правую руку в перчатке. Для целования, значит. Не люблю, но никуда не денешься, необходимый ритуал Средневековья. Не дашь лобызать — обиду нанесешь.
— Служу вашему сиятельству… — Тиль почтительно чмокнул протянутую перчатку.
— Ценю. А вот здесь монеты для команды. Распределишь сам. Свободен. Луиджи, следующего.
Ритуал повторился, теперь уже с цейхвахтером Симеоне. Потом я облагодетельствовал Юппа Зельвегера, а после него, по очереди — остальной командный состав. Ближников награждал отдельно, помимо финансовой благодарности поднося каждому чарку арманьяка. Ритуал у нас такой, успел уже образоваться.
А вообще, доволен я безмерно. Это же надо, такое дельце обтяпать! Помимо сведений, которые вполне могут поставить в Британии все с ног на голову, мы добыли средства, на которые Максимилиан наймет швейцарцев. Хватит на целую армию головорезов. А вот после этого война с Пауком пойдет живее. Гораздо живее. Есть еще задумка, даже не одна, но о них позже.
Ну и сам я тоже на деньги поднялся: по меньшей мере с пяток тысяч экю осядет в моем кармане. И все серебро в посуде тоже мне достанется. А это, мать его, целое состояние. К примеру, моя ласточка, то бишь шебека, стоит едва ли пару сотен ливров. Вот так-то… Стоп… Логана еще не наделил…
— Братец, себе отсчитай сам полторы сотни. И по десять экю своим эскюэ. И моим пажам по столько же. Остальное опечатать и в судовую казну под караул. Потом подашь мне отчет по расходам и остатку. В письменном виде…
— Сир!.. — Небритая рожа шотландца расплылась в довольной улыбке. — Вы щедры, как Крез!
— Заслужил… — Я хлопнул его по плечу. — Стоп… выплати лучнице Земфире десять экю, ибо оная лучница наравне со всеми в бою участвовала и даже куда-то там попадала…
— Прям «куда-то там»… — притворно сварливо отозвалась сирийка. — Пятерых положила точно.
— Видел, не бурчи. А теперь пойдем проведаем наших гостей.
Сразу по выходе на палубу меня встретил дружный торжествующий рев. Радуется народец победе и прибытку. И приличному прибытку, надо сказать. Сейчас я им выплатил только премию, а ведь есть еще ежемесячное жалованье, тоже не малое. А после того как реализуют трофеи с галеры, весьма богатые, они еще раз получат свою долю. Так что служить мне — очень прибыльное дело, и людишки это прекрасно понимают. И приветствуют искренне. Орут даже лежачие раненые, которых вытащили из трюма проветриться.
Пришлось задержаться, толкнуть коротенькую речь и обойти увечных, коих после боя у нас образовалось весьма немало. Но ничего, оклемаются, а если нет, семьи получат пенсион: невеликий, но получат обязательно, я за этими делами слежу строго. Да, затратно, но зато у людишек желание служить господину прямо зашкаливает. Несмотря на великие шансы сгинуть. Что очень немаловажно.
Остановился возле Венцеля, того самого гиганта, послужившего нам тараном при прорыве на галеру, и попытался понять, что он мычит. Парень и раньше был косноязычным, а после того как франки пару раз со всей дури ошарашили его по башке алебардой, а потом добавили еще чем-то тяжелым, его речь вообще стала подобна мычанию теленка. Впрочем, как я говорил, не это его главное достоинство. До конца боя гигант остался на ногах, правда, потом уже не сдюжил и скопытился. Бельведер говорит, что оклемается: супостаты, при всем своем старании, так и не смогли ему черепушку пробить.