социальных нужд. А сегодня по ТВ слышим и видим, как чиновники, в том числе и высоких уровней, беспардонно заявляют: «Государство вам ничего не должно!» В связи с этим у многих граждан России может возникнуть ответ: «Значит, и мы не должны ничего государству!» А ведь за этим стоят понятия — Родность, Родина, Отчизна! Почему этих чиновников никто не одергивает, не гонит взашей? Или почему государство в стороне и через рекламу на радио и телевидении обращается к народу сброситься на лечение детей за границей через создаваемые благотворительные фонды. А ведь, честно говоря, лечение везде осуществляется примерно на одинаковом качественном уровне, и уровень летальности после вмешательств эскулапов практически одинаков. К фондам нередко прилипают грязные руки дельцов от этого монетарного бизнеса, а к ним липнут и деньги.
Вопросы, вопросы, вопросы…
После начала нового 1953 года Семен Денисович Игнатьев поздравил Евгения Петровича с назначением на высокий и ответственный пост начальника Первого Главного управлении МГБ СССР и сразу представил его руководящему составу Главка.
Конечно, эту встречу ожидал коллектив с неподдельным интересом. Хотелось увидеть вчерашнего заключенного тюрьмы на Лубянке, фаворита Сталина и его узника, услышать от него, не имеющего опыта разведывательной работы, слова о путях реализации своих планов.
Ветераны рассказывали, что выступление его было кратким, но емким: словам — тесно, а мыслям — просторно. Он, во-первых, отвел ожидания и слухи о массовом приводе с получением новой должности «своих»; во-вторых, заверил сотрудников, что в его планы не входит проведение каких-либо радикальных перестановок; в-третьих, предложил подготовиться к обстоятельным индивидуальным беседам, которые он провел с каждым руководителем подразделения Главка. Евгений Петрович, чтобы понять суть деятельности на новом направлении, не ставил перед собой цели научить своих новых подчиненных, а хотел выслушать «зубров», авторитетных профессионалов. Если бы он знал, как опыт работы, приобретенный в этом подразделении, ему пригодится в дальнейшем!
Он рассуждал примерно так: «Если Сталину досталась страна с малокомпетентным чиновничеством, безоглядно доверять которому он опасался, а потому постоянно искал новых людей, то для меня разведка тоже страна, но особенная страна. В ней подавляющее большинство — опытные кадры, у которых есть чему поучиться. А если возникнет кадровый голод, я знаю, кого и где искать». Искать ему не пришлось.
После бесед с ветеранами службы, особенно с Василием Зарубиным, Исхаком Ахметовым, Александром Коротковым и многими другими разведчиками, Евгений Петрович понял, какой большой и ответственный участок работы ему поручил Сталин. Не забывал Евгений Петрович и спорт, считая его значительным подспорьем в любой деятельности, тем более в разведке. Многие сотрудники, будучи молодыми и энергичными, выкраивали время для встреч на теннисных кортах, волейбольных и городошных площадках.
Прошло два десятка дней кипучей познавательной деятельности на новом направлении оперативной работы, как вдруг министру Игнатьеву позвонил секретарь Сталина Поскребышев:
— Семен Денисович, срочно направьте к Сталину товарища Питовранова! Он его ждет на беседу.
Искать долго Евгения Петровича не пришлось — он был на рабочем месте. От Лубянки до Кремля можно было дойти пешком, но генерал вызвал машину — видно, спешил на эту встречу. Вскорости он уже легко открывал массивные дубовые двери и по-военному попытался доложить, переступив порог кабинета, как услышал:
— Ну вот и прибыли… Садитесь, как вам удобно…
Сталин указал на стулья вокруг длинного приставного стола. Питовранов присел на первый поблизости к нему стул. Сталин находился на своем рабочем месте.
— Садитесь поближе, так удобнее беседовать.
Гость повиновался предложению и подсел к «главному столу» поближе.
— Расскажите, как идут дела, с какими трудностями встретились, какие проблемы остались нерешенными от прежнего руководства… Доложите все по порядку, у нас с вами достаточно времени, — проговорил Сталин.
Волнение, с первых минут приема вследствие доброжелательности и почти домашней обстановки, создаваемой светом зеленого абажура настольной лампы огромного кабинета его хозяина, мало-помалу улеглось. Евгений Петрович не боялся вопросов Сталина, так как понимал, что он должен отвечать честно на основании информации, полученной на новом участке деятельности.
Евгений Петрович доложил о первых шагах в новой должности руководителя советской внешней разведки, о знакомстве с коллективом, беседах с руководящим составом отделов и управлений, с ветеранами, о планах некоторой переориентировки деятельности на более важные направления с учетом новых вызовов времени…
Отвечая на вопросы Сталина, Питовранов поймал себя на мысли, что хотя волнение в целом удалось подавить, но его голос почему-то иногда продолжал предательски дрожать. Он понимал, что перед ним действительно великий человек, победивший вместе со своими братьями и сестрами фашизм в жестокой войне. И, конечно, со своей, ставшей могучей Армией.
Это он сделал страну сверхдержавой с ядерным щитом и мечом.
Это под его руководством обеспечено производство сельскохозяйственной продукции и проведение масштабной индустриализации России.
Это он назван не случайно «отцом народов».
А потом осекся внутренне: конечно, не он один, а люди — солдаты, рабочие и колхозники, которых Сталин сумел организовать для побед на фронте, в цехах и на нивах.
Для него в тот момент на столе лежали стопки документов, папки и книги, напротив располагался сам Всевышний, сам Бог, но в человеческом облике. Потом острой болью ударила мысль: «В этом же кабинете я общался со Сталиным до ареста. Почему же он молчит о недавнем моем заточении на Лубянке? Почему не спросит о моем отношении к той трагедии? Может, не хочет ворошить прошлое? Наверное, прошлое — для таких людей чужая страна… Там все по-другому. Да, ничто не меняется так быстро, как прошлое, превращаясь в настоящее…»
— Товарищ Питовранов, исходя из содержания вашего доклада следует, что вы в основном освоились с порученным вам очень важным и сложным участком службы. Знаете кадры, главные направления работы, механизмы, при помощи которых следует управлять этим секретным кораблем. Я вас понял правильно?
— Так точно, товарищ Сталин! С разведывательными операциями для контрразведывательных целей мне пришлось столкнуться в военные годы. Но это было дома. Дома, как говорится, и стены помогают. Разведке и разведчикам ПГУ приходится работать на чужой территории, и в этом сложность адаптации.
— Вот поэтому я говорю о качественном подборе кадров, — опять вставил кадровую составляющую в разговор вождь.
Питовранов продолжал докладывать, отвечая на конкретные вопросы вождя.
Сталин его слушал внимательно, изредка посасывая свою курительную трубку, табак в которой почему-то никак не хотел раскуриваться. Он ее отложил без огорчения и продолжил беседу:
— В своей работе обратите особое внимание на кадры — качественный подбор сотрудников ведомства, их негласных помощников, от которых зависит успех этого важного для страны дела. Избавляйтесь от нерадивых, болтунов, карьеристов, трусов, слабых характером… Это балласт. Да-да, я говорю о балласте потому, что через него приходят предательство и измены. Они совершаются чаще всего не по обдуманному намерению, а по слабости характера. У вас очень сложный участок работы, устремлен на многие годы вперед, а потому будущее имеет обыкновение жестоко мстить за легковесность, с которой решаются проблемы настоящего…
Питовранов слушал мудрые напутствия человека, с именем которого были связаны и грандиозные победы, и чудовищное беззаконие. Именно последнее выбивало из седел наиболее честных, непримиримых к подлости, смелых, независимых людей, настоящих — неквасных патриотов. А еще в этом быстростареющем человеке от пережитых эпохальных событий и от частого курения он видел тонкого психолога, умеющего находить подходы к любому собеседнику.
Вскоре Сталин нажал кнопку у стола…
Вошел Поскребышев с небольшим подносом, на котором стояли два стакана с искрящимся янтарным чаем и две вазочки с колотым сахаром и сушками. За чаепитием Сталин продолжил опрос нового руководителя внешней разведки, все углубляясь и углубляясь в сердцевину проблем главного добывающего органа страны.
— Вы говорите, что практически освоились с хозяйством? Это хорошо — темпы врастания именно таковыми и должны быть. А теперь скажите, сколько у вас надежных агентов за рубежом? — неожиданно спросил хозяин кабинета.
К ответу на такой вопрос Евгений Петрович был явно не готов. Но он быстро собрался и не очень уверенно ответил:
— Тысячи три, товарищ Сталин… или около этого. Откровенно скажу — еще не посчитал…
— Три тысячи? Что, все это наши с вами достойные люди, — на выдохе с удивлением заметил вождь. — Не спешите, товарищ Питовранов, вспомните… Ведь я говорю не обо всей массе агентурного аппарата. Согласитесь, среди них могут быть и лица с идеями преторианской гвардии. Кстати, она, эта гвардия, не всегда была верна римским императорам. Нам с вами нужны верные нашей идее люди. Если бы вы мне назвали эту цифру без одного нуля, я бы поверил.
— Если строго подходить к оценке работоспособности, дельной отдачи агентурного аппарата, товарищ Сталин, то, наверное, так и будет — пара или тройка сотен. А вот десяток есть таких, которые на вес золота. Например…
Сталин оборвал генерала:
— Не надо называть их, мне это сейчас не надо. А клички тем более. Не стоит загружать память цифрам, именами и псевдонимами. Важно, чтобы такой «золотой фонд» негласных помощников у вас был в наличии. Вы их должны ценить, беречь, уважать, материально поддерживать, но разумно — не сорить деньгами, они ведь заработаны нашими тружениками. У большевиков никогда не было большого числа агентов. Вот, к примеру, в Баку в 1908 году у нас было всего несколько тайных помощников, но какие это были агенты!!! Добирались до секретов охранного отделения! Мы даже знали, что лежит у их руководителей в сейфах. Вот так надо работать: глубоко, прицельно, целеустремленно.