Для разработки Хрущева и других партийных руководителей Берия отправил группу оперативников на его родину в село Калиновка Курской области. Оказалось, что своего земляка местные жители называют не сыном бедного крестьянина, а незаконнорожденным ребенком польского помещика Александра Гасвицкого. Мать Никиты Сергеевича работала у него домработницей, а сам поляк от своего ребенка не отказывался. В 1914 году Гасвицкий откупил сына от армии и отправил с рекомендательным письмом в Юзовку (Донецк) к своему старому другу немецкому промышленнику Киршу. Хрущев утверждал, что работал шахтером. Однако, как следует из известной записки Молотова о том, что им так и не удалось разыскать шахту, в которой тот трудился. На самом деле, будущий руководитель СССР работал у Кирша управляющим поместья и к рабочему классу отношения не имел.
Бывший работник КГБ СССР Н.А. Зенькович утверждал, что Сталин знал об истинном происхождении Хрущева, который всю жизнь притворялся «деревенским дурачком». О польском происхождении Никиты Сергеевича также знали Ежов и председатель Совета Министров Г.М. Маленков.
Выходит только Сталин честно изложил свою автобиографию, у остальных правителей Советского Союза и России обнаруживались отдельные недомолвки, иногда существенные, что вызывало к ним недоверие.
А еще в воспоминаниях матери вождя Екатерины Джугашвили, записанные в 1935 году, можно, пожалуй, считать самыми достоверными сведениями о сыне. В одном из них она писала:
«Помню, во время приезда на Рождество он привез мне горсть сахара из своего семинарского пайка. В первые приезды сын оставался таким же ласковым и внимательным, как и в детстве. Но спустя какое-то время… начал сторониться меня. Вокруг меня шептались, ничего не договаривая конкретно, но в конце концов сказали: “Сосо стал бунтовщиком”. Я пришла в ужас. Я тайно верила, что мой сын будет епископом. Быстро собралась и выехала в Тбилиси. Сын встретил меня сердито. Тебя, мол, не касается, что я делаю. Это была первая грубость, которую он позволил по отношению ко мне».
Что ж, человека лепит среда, в которую он попадает. Она, как вихрь, подхватывает «гомо сапиенса» и делает из него совсем не похожего на того, каким он был в детстве при родителях или каким хотел стать с детства.
А еще годы пребывания Е.П. Питовранова в руководстве Четвертого управления были обозначены показатели выполнения заданий Шестого пятилетнего плана (1956–1960). Согласно отчетам тех лет, национальный доход вырос почти в полтора раза, количество сельскохозяйственной продукции увеличился на 32 %, а промышленной — на 64 %. Кроме того, были введены в рабочую эксплуатацию Куйбышевская, Горьковская, Волгоградская и Иркутская ГЭС, а в Иваново заработало самое крупное в Европе предприятие легкой промышленности — Камвольный комбинат. Но все эти достижения стояли на фундаменте сталинской эпохи. Парадигмой же всех этих удач и идей в промышленном строительстве была экономика предвоенных лет, работающая еще продуктивно и слаженно даже в те годы. Действительно, стены новостроек ставились на сваях конца 40-х — начала 50-х годов.
Знаковым событием в СССР 1957 года стало открытие VI Всемирного фестиваля молодежи и студентов, проходившего в Москве с 28 июля по 11 августа. Его символом решено было сделать Голубя мира, которого придумал художник Пабло Пикассо.
Чем больше Евгений Петрович врастал в обстановку и понимал характер нового руководства страны, тем глубже убеждался в разности стиля не только разговоров, но и действий двух хозяев Кремля. Сталин и Хрущев в его понимании были явными антиподами. Эти две личности, как писал Джузеппе Боффа, были очень разными: Хрущев не приобрел черт харизматического вождя, никогда не окружал себя тем ореолом таинства и легенды, которые так необходимы тем, кто стремится к подобной роли.
Стране, привыкшей к немногословному вождю, роняющему с заоблачной высоты точно отмеренными дозами откровения, он предложил противоположный, повергающий в смущение стиль поведения: вкус к резкой полемике, ведению борьбы в рукопашную, прямым столкновением с людьми. Он выступал с импровизированными речами в народном стиле, вдохновляясь порывистой горячностью и не пренебрегая выверенными и точно рассчитанными шутовскими приемами. В этом весь смысл правления Хрущева.
Скоро, в 1958 году, Серов возглавил Главное разведывательное управление Генштаба ВС СССР. Вместо Ивана Александровича Серова Никита Хрущев назначил амбициозного в прошлом комсомольского функционера Александра Николаевича Шелепина. Надо признать, что более далекого от чекистской практики человека представить любому сотруднику органов госбезопасности было трудно.
Он, прозванный Железным Шуриком, безголово, безграмотно, чохом снова стал шерстить разведывательные и контрразведывательные органы государства, находившегося уже тогда в удушающих объятиях холодной войны. Шелепин с беспощадной непродуманностью сокращал и понижал статусную структуру этих подразделений. Из управлений делал отделы, отделы превращались в отделения. Генеральские должности понижал до полковничьих.
Многие ветераны той поры говорили так: «наломал он дровишек в области той профессии, в которой не разбирался, являясь круглым дилетантом». Вскоре бразды правления он передал своему соратнику по боевому комсомолу товарищу Владимиру Ефимовичу Семичастному, который руководил КГБ СССР с 1961 по 1967 год. К нему у коллег автора тоже в разные годы его правления возникали вопросы, на которые высшее партийное руководство не реагировало.
Помнится, уважаемый в коллективе начальник отделения 1-го отдела 3-го Главка подполковник Николай Петрович Петриченко резко, примерно так высказался по поводу Семичастного: «Как могло случиться, что восемнадцатилетний юноша увильнул от службы в армии и отправил себя не на пылающий фронт, в окопы, на передовую драться с опаснейшим врагом Отчизны, как это делали многие юноши и девушки по призыву и добровольно. Многие делали себя старше, приписывая годы, чтобы военкомат мог направить их на фронт в действующую армию. А он легко укатил в эвакуацию. Сначала выехал в Махачкалу, а потом в Астрахань, Челябинск, Кемерово, где руководил комсомолией разных уровней…» Спустя много лет автору удалось найти его дальнейшие следы.
После освобождения Донбасса в 1943 году, когда война была в высшей точке кипения, Владимир Ефимович становится завотделом, вторым и первым секретарем Сталинского (Донецкого) обкома комсомола. И вот Хрущев в борьбе с органами и, боясь разглашения его недавней бурной деятельности на почве борьбы с «врагами народа», решил в очередной раз «окомсомолить» органы госбезопасности, которые были основными держателями тайн в области репрессий. Продолжалась борьба с прошлым исключительно через процесс десталинизации с проведением одновременно жестоких ударов по инакомыслию. Но прошлое — это чужая страна, там все по-другому, но которое изменить невозможно. Оно всегда было застывшим слепком времени. И в этом былом существовали события, в которых участвовал человек или нет.
Хрущев и новый председатель КГБ СССР вещали, что ржавое наследие прошлого надо вычищать: убивать на корню, корчевать, уничтожать. И уничтожали не прошлое, а убирали свои росчерки пера под расстрельными списками, эпизоды действий, оставшиеся на бумаге, из-за которых стыдно и страшно. Метод один — чистка своих архивов за время работы в партийных организациях Украины и Москвы. Об этих фактах писалось много и метко в статьях и книгах знающими людьми этих поводырей. Эти материалы можно найти в Интернете.
У главного комсомольца страны Семичастного, перед его назначением на высокий чекистский пост, был тоже ряд сомнительных в порядочности «достижений». Так, 30 октября 1958 года будущий «полководец» госбезопасности, а пока «румяный комсомольский вождь» Семичастный в докладе на пленуме ЦК ВЛКСМ выступил с речью, в которой сравнил признанного поэта, писателя и переводчика, лауреата Нобелевской премии Бориса Леонидовича Пастернака со свиньей: «Иногда мы, кстати, совершенно незаслуженно, говорим о свинье, что она такая, сякая и прочее. Я должен вам сказать, что это наветы на свинью. Свинья — все люди, которые имеют дело с этими животными, знают особенности свиньи, — она никогда не гадит там, где кушает, никогда не гадит там, где спит. Поэтому если сравнить Пастернака со свиньей, то свинья не сделает того, что он сделал».
Это был период, когда после смерти Сталина, с появлением ядерного оружия в СССР и стремительного научного разбега в сторону прыжка к высотам построения ракетных носителей для атомных зарядов, менялся миропорядок. Хотя США и считали себя единственной сверхдержавой, способной одной диктовать волю другим государствам, Советский Союз уже был не тем, каким вышел из войны — обгорелым, обессиленным, голодным и холодным.
Природа словно издевалась: помнятся автору суровые зимы конца 40-х роковых и начала 50-х, когда люди ждали обещанную лучшую жизнь, — морозы шпарили под сорок градусов и выше. В школы ученики, под общее ликование, не ходили, зато с удовольствием занимались своими делами: и на коньках бегали, и на лыжах ходили, и так бродили по заснеженному бездорожью.
Взаимоотношения с американцами, особенно в политике через нашу дипломатию, несмотря на активизацию деятельности ЦРУ, постепенно выправлялись. Надежды народов всего мира лежали на понимании мощи двух держав с противоположными политико-экономическими системами. Именно в это время новый министр иностранных дел СССР А.А. Громыко отметил важность двусторонних переговоров: «Ведь если бы эти две державы объединили свои усилия в деле обеспечения мира, то кто бы посмел… нарушить его? Ничто. В мире нет больше подобной силы».
Он был стопроцентно прав. Но англосаксонским пуританам мешали не столько социализм и возможность его бурного развития и такого же распространения, сколько богатая природными ресурсами страна. Она им нужна была без людей. Это потом, с приходом маразматических и амбициозных, но недалеких политиканов Горбачева и Ельцина и их команд, в которых прижилась и стайка мракобесов, уверовавших, что они смогут либеральной демократией, гласностью, свободами, конкуренцией поднять авторитет и экономику страны. Но все эти призывы оказались миражами, мнимыми горизонтами. Вместо всего лукаво обещанного они разрушили промышленное производство, нанесли непоправимый урон Армии и Флоту и, в конце концов, развалили под «добрые советы» Дяди Сэма огромную страну, разорвав ее на кровоточащие до сих пор куски.