Мне стало не по себе.
Вместе с напитыванием артефакта стали происходить изменения и в окружающей среде. Небо над головой, до этого абсолютно белое, вдруг начало сереть. Неизвестно откуда появившаяся черная туча начала закручиваться в спираль, а по ее краям появились первые сполохи грозы.
Что происходит? Я не знал на этот вопрос ответа. Но понимал — ничего хорошего.
Попробовавший один раз древней силы артефакт, теперь пил еще более древнюю силу — возможно, самую древнюю, которая существует, силу хаоса. Силу Смерти.
Я запоздало подумал, что все же не стоило пускать такую мощь в совсем не изученный артефакт. Но было поздно.
Бойцы, сидевшие сейчас на позициях и готовые атаковать меня, тоже поняли, что происходит что-то из ряда вон выходящее. Что-то, что не вписывалось в их план.
Нападать они не рискнули.
Антониев крест начал издавать монотонное гудение — словно неисправный трансформатор. Потом и вовсе зарычал. Зарычал — и затих.
Я вдруг явственно почувствовал, что оружие в моих руках готово к бою.
И я атаковал.
Земляное заклятие, всплывшее в голове, на выходе, преобразовавшись, превратилось во что-то жуткое, невообразимое.
Огромный земляной пласт вдруг вздыбился под ногами засевших солдат. А потом резко разошелся в стороны и тут же сомкнулся. Словно монстр открыл пасть. И сожрал стоящих.
Бойцы упали в образовавшийся ров. Из-под земли раздался сдавленный крик и хруст. Земля пережевала их своей массой. Жуткая смерть.
Еще одно заклятие — все тот же черный туман, — огромной, размером с грузовик, фантомной собакой, накинулось на солдат возле главного входа и поглотила в себя. Оглушительный гром — словно столкнулись два ледника, — и собака растаяла в воздухе, исторгая из себя то, что раньше было людьми.
Кости, кровь, плоть — все это с чавканьем плюхнулось на траву.
Не выдержав жуткого зрелища, мои охранники бросились убегать.
— Стоять! — закричал я, но лишь еще больше добавил им скорости.
Плевать.
Я и сам справлюсь.
Очередное огненное заклятие, сотворенное Герценым, прилетело мне под ноги. Я успел его отразить Антониевым крестом, и вся мощь ушла в сторону. Правда не совсем удачно — волной пробила небольшую дыру в стене, сквозь которую тут же хлынул поток вояк.
И словно бы отголоском давно знакомого голоса в разуме раздалось — убей, убей, убей.
Убей их всех.
Я вдруг с ужасом осознал — это пришло как озарение, — Смерть никуда не уходила. Она не исчезала.
Все это время она была здесь. Во мне.
«Верно, — произнесла Смерть. — Теперь я — это ты».
И я вдруг с ужасом понял — теперь я был Смертью, каким-то причудливым, удивительным образом слившись с ней в единое целое. Неразделимое.
Размышлять о том, что делать дальше, не было времени — противник довольно быстро и проворно просочился сквозь открывшийся лаз.
Очередное заклятие — и очередной кровавый фарш.
Теперь это меня даже пугало. С одной стороны я чувствовал безграничную силу, но с другой понимал — мной движет то, что желает убийств. Это не я.
— Вяземский, ты неплохо подготовился, — произнес вдруг Герцен, появляясь в проходе.
Он был без оружия, без защиты — в обычном костюме.
Он что, сошел с ума лезть в само пекло боя? Бартынов изуродовал ему не только лицо, но и мозги повредил?
Но достаточно было и одного короткого ментального взгляда, чтобы понять — парень очень хорошо подготовился к этой схватке. И потому ничего не боялся.
Его окутывала защита трех родов. Каких именно я не знал, но чувствовал эту толщу мощи, сплетенную искусно, не спеша, расставляя все необходимы контрапункты и паузы в магическом потоке. Такую не пробить. Даже Антониев крест не сможет сразу это сделать. Точно не с одного удара, и даже не с пяти.
Первый удар рассечет лишь первый слой, второй — следующий. Чтобы добраться до самого Герцена понадобиться как минимум три-четыре очень выверенных хороших атаки. Словно очищать луковицу.
Тогда не будем терять времени!
Я вывел необходимые руны — сразу несколько, — направил в них дарк и закрыл печатью, такой огромной, что и сам удивился этому. К черту! Сейчас не до аккуратности.
Швырнул заклятие в Герцена.
Но тот достаточно ловко отбил его, воспользовавшись древней техникой северных мастеров.
Неплохо.
Кто-то очень хорошо подготовил Герцена к сражению.
— Признайся — ты слабее меня, — ухмыльнулся Герцен.
Его пустая глазница при этом сузилась и стала похожа на ожившее существо, от удивления то открывающее беззубый рот, то закрывающее.
Я не стал утруждать себя ответом.
Вместо этого создал другое заклятие и бросил в противника.
Кислотный плевок обжог Герцену пальцы — но не более.
Черт, да что же это такое происходит?! Во мне текла сила Смерти, черная и всемогущая, но я не мог пробить защиту какого-то засранца!
— Тебе не справиться со мной, — слишком самоуверенно произнес Герцен, двигаясь в мою сторону.
И эта его самоуверенность насторожила меня.
Он словно что-то знал, чего не знал я.
Вот только что?
Еще одно заклятие — и вновь мимо. Точнее не мимо, а в цель. Но только оно разбилось о плетеные конструкты как стекло о камень.
Думай, Макс! Думай! Почему этот урод не победим сейчас?
Почему?
Антониев крест вновь задрожал. На этот раз не так сильно как в прошлые, словно сила заканчивалась в нем.
Даже в артефакте когда-нибудь заканчивается сила, а в этом уроде — нет!
И вдруг меня осенила загадка. Ну конечно!
Дерись мы сейчас в каком-нибудь другом месте — я бы с первого же удара уничтожил Герцена.
Но не тут. Именно в этом месте я и не мог его победить. Герцен жил здесь раньше и знал о мегалите. Вот и сейчас он просто подключился к его неиссякаемым силам аурой и питался, словно кровосос, пользуясь моментом.
Поэтому я и не могу пробить его защиту — она мне просто не по зубам!
Герцен, увидев все в моих глазах, зловеще улыбнулся.
А потом сотворил такое, от чего мне стало не по себе.
Он одним движением скрутил в тонкую ниточку черные тучи над моей головой — словно пряжу в нить, — и бросил в меня.
Шипящей змеей черная нить упала мне в ноги и тут же спутала их. Я шямкнулся. Попытался выбраться из пут. Даже сотворил заклятие. Но не успел им воспользоваться — Герцен опередил меня.
Кроваво-красная тугая волна заклятия ударила мне прямо в грудь.
Я вскрикнул, попытался тут же наложить лечебный конструкт, но даже не мог поднять руки.
Меня парализовало от боли.
Из рваной раны текла кровь и что-то черное, магическое. Антониев крест при этом начал холодеть — моя ладонь примерзла к его основанию.
— Вот ты и доигрался, Вяземский! Победоносно произнес Герцен, выводя в воздухе руну «закх» — умерщвляющую все живое.
«Смерть же ведь не может умереть!» — в панике подумал я.
Но мне никто не ответил. Кажется, в это мире было возможно все.
Глава 11
Сила покидала меня — я явственно чувствовал это, — стремительно.
А вот Герцен напротив — чувствовал сейчас себя великолепно. Он готов был нанести последний удар.
И он его нанес.
Огненный шар сорвался с его ладони — идеально ровный, выверенный. Полетел прямо в меня и… рассыпался мелкими искрами в воздухе.
Удивился не только я, но и сам Герцен. Такого поворота событий он не ожидал.
Магический конструкт разрушил не я — просто бы не успел. Да и сил бы не хватило.
Тогда кто?
— Я присоединяюсь к объявленной войне — и встаю на сторону Вяземского, — торжественно строго пробасил кто-то за нашими спинами.
Мы одновременно обернулись. И так же одновременно воскликнули:
— Бартынов!
Это действительно был он, строго одетый, подтянутый. Многонедельное пьянство отпечаталось на его лице в виде красных глаз и припухлостей. Но эти глаза были полны решимости, и будь я проклят, если бы согласился сейчас пройти против него.
Бартынов потерял все, он начал свое падение вниз после смерти сына. И я видел это. Вместе со случившейся трагедией он также потерял смысл к существованию.
Сегодня же — и я это вновь видел, — он обрел новый смысл.
— Я буду воевать, — повторил Бартынов, создавая в воздухе страшное заклятие — Спираль Сокола.
— Зачем тебе это нужно? — злобно прошипел Герцен, отойдя от замешательства.
— Хочу закончить то, что не доделал, — Бартынов показал на единственный глаз Григория. — Я вырву и его, как тогда, в подвале, а потом скормлю собакам. Вместе с твоим языком. Вполне себе нормальная цель. Как считаешь?
— Ты потеряешь место в палате! — взвизгнул Герцен. — Мы сделаем так, что ты вылетишь от туда быстрее пробки шампанского. У нас теперь длинные руки. Лучше не лезь в это!
Бартынов рассмеялся.
Мне тоже стало смешно. Я понимал — он уже нечего не боится, потому что не держится за этот бренный мир. И пугать его сейчас чем-то — просто бессмысленно.
В своей страшной трагедии он обрел столь же страшную философию, внезапно и случайно.
Жизнь — есть боль и страдание.
Желание обладать невечным приносят их.
Отказавшись от этого желания лишь можно обрести вечное.
И Бартынов принял это. Ему уже не было важно ничто — ни статус, ни деньги, ни власть. Зачем? Власть изменчива, деньги — ничто.
И лишь война была способна на время скрасить стремительный полет в вечное.
Я увидел все это в его глазах. Увидел — и мне стало страшно.
Бартынов принял смерть, и даже желал увидеть ее — поэтому, наверное, пришел сюда, — чтобы встретиться в другом мире со своим сыном.
— Не лезь, это наши дела! — вновь прошипел сквозь зубы Герцен, косясь на Спираль Сокола — магический конструкт рос и укреплялся.
— Уже не ваши, — буднично-спокойно ответил Бартынов.
И обрушил заклятие на Герцена.
Защита родов затрещала. Я видел ту страшную мощь, с какой лопнули ремни, стягивающие связи. Казалось, такой силой можно легко уничтожить целую гору