.
Герцена швырнуло в сторону.
Но не убило.
Я сообразил, что связь с мегалитом продолжала его поддерживать и подпитывать. И потому, сквозь дикую слепящую боль поднялся и соорудил конструкт — единственный из того, что сейчас мог.
И швырнул в Герцена.
Конструкт не был боевым. Он не причинил противнику вреда, но лишь проявил незримое.
Я увидел толстый червеподобный канат — пуповину, — тянущийся от груди Герцена до земли.
По этой самой пуповине и текла сила — было видно, как внутри нее что-то сокращается и содрогается, перетекая от земли к Герцену.
— Что это? — с омерзением спросил Бартынов.
Смотреть на это и вправду было неприятно. Словно огромный червяк присосался к парню и исторгал в его нутро свои внутренности и переваренную еду. В каком-то смысле именно так и было.
— Руби! — только и смог вымолвить я.
И без сил упал на землю.
Два раза повторять Бартынову не пришлось.
Он выкрикнул заклятие и создал Облачного Волка — не менее страшный конструкт, чем Сокол.
Все-таки Бартынов отличный воздушный маг — отметил я, лежа без сил на траве и наблюдая как фантомный монстр яростно бросился на пуповину и одной атакой перекусил ее.
Герцен закричал — не из-за боли, но от страха.
Он понял, что остался без подпитки, а значит, вопрос о стремительном поражении уже был лишь делом времени. Очень короткого времени.
На помощь своему командиру рванули солдаты.
Но Бартынов одним взмахом руки расшвырял их в стороны. Даже не глянул. Словно мурашей. Я невольно с уважением посмотрел на главу рода. Он вновь был тем самым Бартыновым, которого я увидел первый раз — грозный, яростный, неоспоримый.
— Представляю как лопнет твой глаз! — каким-то веселым озорным тоном произнес Бартынов.
И двинул в сторону Герцена.
Мне даже стало немного завидно — не я придушу этого гада.
Однако Герцен умирать сегодня явно не собирался.
У него был припрятана еще одна домашняя заготовка — видимо как раз на такой случай.
Он вытащил из кармана небольшой желтый камень и швырнул его в сторону.
Артефакт оставил в воздухе янтарный след — словно разрезал пространство. Края рассечения засветились кровавым светом.
В этот проем и прыгнул Герцен.
Бартынов бросился за ним, но было поздно — пространственный разлом затянулся. Лишь использованный артефакт бесполезным камнем светился, докрасна раскалившись.
— Ушел! — с досадой произнес Бартынов, возвращаясь ко мне.
И присвистнул, увидев мое состояние.
— Крепко ранило.
— Спасибо… вам… за помощь… — только и смог произнести я.
И упал в черноту.
И вновь Барьер. И демоны.
Они все были не из этого мира — я это узнал прямо сейчас, пришло как озарение.
Они кружили надо мной, желая получить мою душу, чтобы выпить досуха, а потом отрыгнуть в форме ключа, способного открывать двери любых миров.
— Он — мой, — повторила Смерть.
— Мой! Мой! Мой! — на разный манер зашипели демоны в ответ.
И бросились в атаку.
Смерть отразила первый выпад, обожгла ударом одного, второго, третьего.
Круг вновь расширился — с первого захода взять нас демонам не удалось.
— Мой! Мой! Мой! — еще более жутко зашипели демоны.
И вновь ринулись на нас.
Смерть сотворила заклятие — я удивился, что здесь вообще что-то можно было творить, ведь это «чистая» зона, где невозможно что-то вообще сотворить. Но это только для обычных людей. Самой Смерти правила не писаны. Тем более то, что сделано людьми.
Заклятие было старым — старее этого мира. И несло в себе частичку своего создателя.
Сияющие ярко-красным волны ударили по демонам и те с криками отпрянули.
— Мой! Мой! Мой! — начали галдеть они, уже не так смело поглядывая на нас.
«Нам долго не протянуть», — внезапно сказала мне Смерть.
Это откровение было самым страшным, какое я когда-либо слышал.
Если тебе говорит сама Смерть, что времени осталось совсем мало и шансов нет — то это действительно так.
«Что же делать?» — дрожа, спросил я.
«Объединиться», — после некоторой паузы ответила та.
«Что это значит?»
«Ты должен принять меня — и тогда наших сил будет достаточно, чтобы победить демонов»,
«Что значит — принять тебя?» — в моей голове это значило только то, что я должен буду умереть.
Мне сложно было осознать Смерть как сущность.
«Пусти меня в свою душу», — холодным могильным голосом ответила Смерть.
«Но…»
«Иначе мы умрем».
— Мой! Мой! Мой! — начал напевать демоны.
И вдруг истерично принялись хохотать. От этого хохота я едва не сошел с ума.
Маскарад жутких физиономий был в самом разгаре. Львиные морды со слоновьими носами, осьминожьи щупальца и крабообразные клешни, собачьи и крокодильи, голые черепа и сгнившие разложившиеся куски плоти — все это смешалось в сплошное, невообразимое месиво.
— Мой! Мой! Мой!
— МОЙ! МОЙ! МОЙ!
«Хорошо!» — выкрикнул я…
И тут же почувствовал, как неимоверный холод проникает в меня — в тело, в сердце, в душу.
*
**
Меня лихорадило.
Я то просыпался — словно выныривал из толщи океана, — то вновь погружался в густую мглу.
Сквозь туман порой я слышал голоса: Нианзу говорил тихо, обеспокоенно, Бартынов в основном кричал.
— Франц, послушай, что значит, ты не можешь приехать?! Мне нужна помощь… Ты десять лет был моим личным врачом! А теперь что же? Что значит «многое изменилось»? Да иди ты в задницу со своими приоритетам! Урод!
И вновь пиканье телефона — быстрый набор другого номера.
— Роман Васильевич, добрый день… да, это Бартынов, узнали… ничего, дела идут… я вот по какому вопросу вам звоню… что? Что значит отошли от дел? Не лечите уже… ага… так… понятно, тоже не хотите со мной связываться? Я все понимаю, все прекрасно понимаю… идите в задницу, уважаемый Роман Васильевич, вы и ваша мелкая трусливая душонка…
— Не получилось? — спросил Нианзу.
Бартынов не ответил.
— Стахановой… позвоните… — прошептал я, придя в себя.
Ведь есть же прекрасный врач, зачем искать других?
Нианзу подошел ко мне, поправил смоченную тряпочку на лбу, тихо ответил:
— Госпожа Стаханова не отвечает на звонки, Максим Петрович.
Легкая тревога кольнула сердце. Но произнести я ничего не смог — новая волна боли поглотила мой разум.
Меня бросало в какие-то туманные кровавые галлюцинации — то казалось, что я начинаю рассыпаться на мелкие части, то напротив мерещилось, что превращаюсь во что-то огромное, слишком огромное, чтобы поместиться в комнате.
Порой меня просто вырубало. Я открывал глаза и понимал, что прошло не меньше часа с того раза, как я их закрыл.
Дождавшись, когда силы говорить вновь вернутся, я спросил у Нианзу:
— Что с раной?
Посмотреть на грудь, куда прилетел магический снаряд, я не мог. Но ощущал — дело серьезное.
Слуга не ответил, начал что-то мямлить, скосил взгляд.
— Все плохо, — вместо него ответил Бартынов. — Если не найдем тебе хорошего дарованного медика — к вечеру ты умрешь.
Новость была горькой, но я был благодарен Бартынову за то, что не он соврал, сказал все как есть, прямо.
Значит, есть время только до вечера. Что же, не так и плохо.
— Максим… — в комнату вломилась Ольга.
Нианзу остановил ее, начал что-то вещать, но сестра его не слушала.
Но вот увидев Бартынова, девушка остановилась, растерялась.
— Плох он, — хмуро ответил тот. — К вечеру умрет, если не найдем врача. Так что не мешай.
Это подействовало, Ольга мелко задрожала, но ничего не сказала, лишь поплыла в сторону двери. Так же беззвучно вышла.
Бартынов некоторое время смотрел ей вслед, потом сел на кресло и принялся смотреть в телефон — видимо выискивая нужный номер.
— Вам что-нибудь принести? — спросил у меня Нианзу.
— Да, — вместо меня ответил Бартынов. — Водки. И льда. Двойную порцию водки. И что-ниудь из сигарет — без разницы что.
Нианзу поклонился, вышел.
— А вот и первые новости подошли, — усмехнулся Бартынов.
Я осторожно скосил взгляд. Увидев, что я в сознании, он показал мне телефон, на котором читал новостные сайты.
— «Бартынов вернулся!». Это заголовок с «Горячих вестей». Слушай что пишут: «вспыхнувшие между семьями Герценых и Вяземский внутренний раздор поддержал глава рода Бартыновых». Ты слышал? «внутренний раздор»! Вот ведь черти! Война! Пишите прямо — «Война»! Но нет, боятся. Хотя чего уже боятся — и так все знают.
Бартынов хмыкнул, перелистнул пальцем на другую новость.
— А вот это? «Кто-то кого: Верхняя палата и Нижняя?». Намекают на то, что я с Верхней. И что с того? Ты вот с Нижней. И Герцен с Нижней. Пишут всякую чушь, лишь бы заголовок сделать интересным.
Бартынов вновь начал листать.
— Ага, а вот тут с пометкой «срочно». Ну-ка, почитаем.
Он погрузился в чтение, и с каждой новой строчкой лицо его становилось все хмурнее и хмурнее.
— Что там? — прошептал я.
Самому стало интересно.
— Император Российский решил распустить обе палаты. Ожидается это после проведения бала, посвященного жертвам вчерашних столкновений народа, — Бартынов задумался. — Теперь понятно, почему так все в открытую начали грызню: узнали, что конец близок, боятся за свои шкурки, пытаются вместе держаться, чтобы понятно кто выйдет на переизбрание и тому задницу потом подлизать первым.
Мне стало не по себе. Я понимал, что переизбрания может и не случится — если я что-то не придумаю с заданием «Красных Казематов».
— Я видел у Герцена защиту родов. Кто пошел с ним против меня? — спросил я.
— Известно кто — Аксенов. Правда пока не в открытую. Ему в открытую нельзя — все-таки не абы кто, а надворный помощник. Ему вообще в таких мероприятиях не рекомендуется участвовать. А он туда же. Еще слышал про Соколовых — у них тоже какой-то интерес есть во всем этом.