Она подумала о шести миллионах долларов, которые Майкл за это получает, и вновь скрипнула зубами.
– Конечно, я там буду. Я там каждый день, готовый, желающий, способный. – Его голос понизился, в нем зазвучали нотки соблазнителя. – Эйприл, разве ты не знаешь Майкла? Я могу излечить что угодно. А сегодня ночью я свободен.
– Ты никогда не был свободен, – сказала она и положила трубку.
На следующее утро Эйприл приехала на съемочную площадку раньше Майкла, Сэма и Джан. Она поговорила с осветителями. Они зажгли больше ламп и расставили зеркала. Следом за ней пришел Сэм.
– Я вижу, ты взялась за режиссуру?
– Ты удивлен, Сэм? Как будто это такое уж невиданное событие. – Она повернулась к нему и ждала ответа. – И давай говорить напрямую. Ты не выполняешь свою работу, поэтому кому-то необходимо ее делать. Или ты делаешь то, что я тебе скажу, или я найду того, кто будет выполнять мои распоряжения. Ты понял?
Сэм побледнел, кивнул и пошел прочь.
– Сэм, – позвала Эйприл, чтобы закончить с ним все дела. – Что там с Джан и этим макияжем на ногах? Или у нее не дай Бог проказа?
Она увидела, как Сэм посмотрел в сторону домика актрисы. Джан направлялась к ним. На ногах ее грим, казалось, был на несколько дюймов толще, чем на лице.
– Она очень нервничает на этой сцене и хочет выглядеть так, как надо. Поэтому я разрешил ей наложить грим так, как она считает необходимым. Думаю, что все хорошо.
– Хочу верить, Сэм. Я только надеюсь, что ты говоришь объективно. Ведь тебе платят за объективный взгляд. Хорошо, если это не твой конец выносит суждения.
Майкл направлялся к ним быстрым шагом, его руки были глубоко засунуты в карманы. Эйприл чувствовала себя неловко, но потом отбросила настроение в сторону. Если ему не по нраву, что она не пустила его к себе в постель, черт с ним.
– Майкл, что за вид? Ты похож на человека, который обнаружил, что у него неизлечимая болезнь.
«Пусть он защищается», – подумала Эйприл.
Майкл проигнорировал ее замечание и подошел к Сэму.
– Какого черта? – спросил он, указывая на доски, вытянутые вдоль всего пляжа. – Это и есть твоя насыпь?
– Да, Майкл. Это лучший способ немного компенсировать рост Джан.
Эйприл увидела, что Сэм пытался быть очень вежливым. Неужели он рассчитывает договориться таким образом с Майклом?
– Я не буду идти ни по какой чертовой насыпи. Забудь об этом.
– Освещение готово. Группа готова, артисты готовы. Я хочу снять эту сцену сегодня. Майкл, мы и так уже потеряли слишком много времени.
Эйприл подошла к Сэму и встала прямо перед Майклом.
– Черт бы тебя подрал, – сказал он, впервые за утро обратив на нее внимание. – Я тащу эту суку на себе и не собираюсь терять свое достоинство и идти по каким-то доскам.
Эйприл было необходимо закончить фильм. Она несла ответственность перед инвесторами, сорокамиллионный бюджет таял на глазах.
– Но Майкл, как же мы будем снимать дальний план? Майкл сделал пару шагов назад, потом повернулся и сказал.
– Выройте канаву для суки!
47
Джан сидела в своем вагончике в ожидании, когда ее позовут на съемку следующего эпизода, и писала письмо доктору Муру. Потому, что ей больше некому было все объяснить. Смерть Май подействовала на нее сильнее, чем она полагала. Джан не спала, в результате мешки под глазами и припухлости на лице делали съемки кошмаром. Даже плач не помогал.
«Я знаю, ты скажешь, что предупреждал меня, но даже, если так!..»
Джан сделала паузу. У нее было все, о чем она мечтала. Карьера и любимый мужчина. Но этого ли она хотела? Ей было трудно поверить, что Сэм с ней. Что он любил ее, поддерживал ее, желал ее. Джан ясно ощутила его руки, ласкающие ее. Его губы на шее, на груди, на плечах, на животе, и ниже, ниже…
«Он любит меня, но я не чувствую, что я здесь. Может быть, он не здесь. Когда он касается моего лица – это не мое лицо. То есть, конечно, это мое лицо, но это не то лицо, которое было у меня до того, как он полюбил меня».
Каким-то образом каждая его ласка была как удар. Каждый раз, когда Сэм ласкал ее лицо, он, казалось, давал ей пощечину. Всякий раз, когда он ласкал ее профиль нежными, любящими пальцами, восхищался ее совершенством, Джан трепетала так, как будто он угрожал ей. Как это могло быть? Вновь и вновь она задавала себе этот вопрос. «Сэм – тот человек, который мне нужен. Он – тот человек, которого я всегда хотела любить. Теперь он у меня есть, и он меня любит».
Но что-то в Джан сопротивлялось той любви, которую он так открыто ей предлагал. Ей было ясно, что Сэм ее обожал. Джан теперь сама видела то, что до сих пор наблюдала лишь со стороны. Она вспомнила своих нью-йоркских друзей Чака и Молли, как Чак был буквально болен от любви к Молли. Она вспомнила всех симпатичных девушек, актрис и танцовщиц, известных ей, и их пылких любовников, мужчин, которые жадными глазами следили за своими женщинами, притягиваемые к ним, как булавки к магниту. Джан помнила, как завидовала им, как ей было горько думать, что она никогда не испытает ничего подобного, никогда не вызовет такой страсти.
Джан вспомнила о Нейле – страстно влюбленном в Мери Джейн. Но его желание заставляло ее в какой-то степени даже испытывать стыд за Нейла. Джан понимала, что он любил Мери Джейн из отчаяния и одиночества. У него был такой маленький выбор, что его любовь к Мери Джейн в глазах Джан была скорее проклятием, чем комплиментом. Это было своего рода официальной рекомендацией в Общество неудачников. Это служило своего рода признанием, что вы сами несимпатичны, но признаете этот факт и готовы делить компанию с другим таким же смешным, неловким и несимпатичным человеком.
Вы будете лгать, что любите друг друга, но на самом деле у вас просто нет иного выхода, вы упустили свое время и у вас не осталось надежд.
Однако, может быть, ее впечатление было ложным? Или оно основывалось на том, что Джан сама себя ненавидела? Разве не Нейл на самом деле знал Мери Джейн? Кто по-настоящему ценил ее? Просто Джан была снобом и боялась общества ничем не примечательного человека.
Она, по счастью, избежала этой судьбы! Мери Джейн, эта глыба мяса, а не женщина, была мертва; она же, Джан Мур, может лгать – красиво и грациозно, рядом со своим красивым, высоким и преуспевающим любовником – и наслаждаться его ласками. Она стала одной из победительниц в этой жизни, даже если ей и пришлось завоевывать свою добычу, но теперь добыча принадлежала ей, победительнице. Прошлое было мертво, настоящее может быть великолепно, а будущее еще более многообещающим. Но отчего Джан ощущала пустоту? Ей просто нужно поскорее преодолеть печаль, вызванную смертью Май.
Джан не сомневалась, что в ее жизни произошел своего рода срыв. Очень плохо, что она не может пережить его вдали от всех, в уединении родного дома. Сейчас же почти две сотни человек зависят от ее настроения, ее внешности, от того, как она спала ночью. Сегодня утром ей пришлось наложить дополнительный грим, чтобы скрыть припухлость. Сэм зависит от того, насколько она способна сконцентрировать внимание, от того, насколько верно она может сыграть то или иное чувство. Но Джан не может делать ни того, ни другого. Она, казалось, полностью парализована, разбита на две половинки. Может быть, это шизофрения? Или для человека нормально ощущать это раздвоение личности? И как иначе прореагирует нормальный человек на превращение в звезду?
Каждую ночь, когда Сэм занимался с ней любовью, Джан хотелось плакать. Поначалу это трогало его, слезы появлялись и в его глазах. Но уже неделю, как он не испытывал подобных чувств, а ее слезы не прекращались. Единственное, что утешало ее, что освобождало от дневных забот, – любовь. Но и она превратилась теперь в кошмар из слез.
Майкл же тоже превращал съемки каждого эпизода в кошмар. Становилось просто невыносимо стоять на своем месте рядом с ним и изображать обожание. Джан презирает Майкла. Она никогда не встречала мужчину, который оказался таким мелочным, после того как его отвергли. «Хотя, – напомнила она себе, – до сей поры ей не предоставлялась такая роскошь – отвергнуть красивого мужчину». Но его мерзость переходила все границы. В конце концов, Майкл ее обманул, он не рассказал ей о Шарлин, о Лайле. Почему же теперь он ее ненавидит? Почему его так изумила ее пощечина?
Какой бы ни была причина его ненависти, но Майкл ее ненавидел, и это было отвратительно. Он делал массу мелких гадостей, чтобы сбить ее с роли, – неверно произносил слова, делал не те движения – в результате Джан не могла стоять на том месте, которое она должна была занимать во время съемки. Сейчас же, когда она стала особенно ранима после смерти Май, Майкл стал еще более бессердечным. Сегодня утром он назвал ее «грибом-дождевиком», намекая на ее опухшее лицо.
Но самым неприятным оставались ее чувства к Сэму. Когда он смотрел на нее, когда он гладил ее волосы, ласкал ее – Джан смотрела ему в лицо, искала взгляда, по которому тосковала, – этот взгляд обожания и любви – и испытывала ревность. Слезы начинали литься из глаз. Это сводило с ума. Она ревновала Сэма к самой себе. Потому что хотя он любил ее, Джан, но она хотела, чтобы он любил Мери Джейн.
Боже, это ненормально. То ли смерть Май произвела на нее такое впечатление, то ли съемки так на нее действовали, то ли сама связь с Сэмом? Боже, что бы там ни было, но это мешает ей спать ночью, мешает ей расслабиться, и она так устает, что едва может сконцентрироваться.
Джерри, ее гример, сидел около зеркала, курил сигарету и ожидал ее просьб. Джан положила карандаш и взяла шоколадку. Она вдруг начала есть конфеты – хотя почти четыре года обходилась без сахара и без сладкого вообще. Но желание ее стало непреодолимым. Каждая съеденная конфета утешала ее. Наконец однажды Джан начала надевать костюм, который сшила для нее Май, и обнаружила, что молния едва застегивается. Она знала наверняка, что набрала почти пять фунтов. В обычной жизни это не имело бы большого значения. Но камера беспощадна. Любой излишек веса сразу станет виден в кадре.