Веселое сражение происходило под открытым небом в момент, когда тяжелые крупные хлопья снега в обилии падали на голову штурмующим, как вдруг кто-то из захмелевших от новогодних возлияний обороняющихся вместо плода схватил из очага и швырнул вниз горящее полено, поразившее короля в голову.
«Перенесенный к своей матери, он несколько дней находился „под серьезной угрозой смерти, и слух о его кончине обошел всю Европу“».
В конце концов он выздоровел [115], но Луиза трепетала за своего «Цезаря» и одно время считала, что уже «совершенно погибла» (фраза из ее личного дневника).
Этот любопытный инцидент стал поводом для новой мужской моды, характерной для XVI века: короткие волосы и борода (длина которой, разумеется, Менялась по вкусу ее обладателя — прим. автора). Дело в том, что врачам пришлось остричь длинные кудри короля, а он сам «отпустил бороду, чтобы скрыть несколько некрасивых следов от ожога».
Так же немедленно поступили все придворные. Повсюду глаз только и встречал, что остриженные головы и бородатые лица. И Клеман Маро [116], со свойственным ему остроумием, не преминул высмеять цирюльников, вынужденных практиковать свое ремесло несколько ниже:
Умерьте вашу дрожь, бедняги брадобреи,
Узрев при бороде макушку без волос,
Скажите лучше, как решать отныне
Столь сложный в целом денежный вопрос.
Причесывать постриженных? Но это невозможно!
Чем голову прикрыть — об этом все молчат
Храните ножницы и бритвы поострее:
Ведь нужно есть, бедняги брадобреи.
Жалею, не видать вам больше у себя
Ни герцога с прической пышной, и ни графа,
Но выход есть: ступайте сами к ним
И в ванне теплой с усердием большим
Побрейте добряка Приапа,
Бедняги брадобреи.
(Pauvres barbiers, bien etes morfondus
De voir ainsi gentilshoromes tondus,
Et porter bar be; or avisez comment
Vous gagnerez, car tout premieerement
Tondre et peigner, ce sont eas defendus.
De testonner, on n’en pari era plus.
Gardez ciseaux et rasoirs emoulus,
Car desormais vous faut vivre autrement,
Pauvres barbiers.
J’en ai pitie, car plus comtes ne dues
Ne peignerez, mais comme gens perdus,
Vous en irez besogner chaudement
En quelque ctuve, et la gaillardement
Tondre maujoint et rasez Priapus,
Pauvres barbiers.)
Ибо в те времена удаление волос было признаком элегантности. Все женщины, желавшие нравиться, ходили в баню сбривать себе «мох». Этой операцией, как правило, занималась замужняя дама. Все придворные дамы регулярно посещали такую «цирюльницу»:
Quelque chambriere ou valet Lui ratissoit d’un vieil couteau
Le ventre jusques a la peau…
Заточив усердно нож,
Слуга иль служанка
Удалят то, что внизу,
Чтобы было гладко…
И очень удовлетворены были те, про которых можно било написать, что они «свежевыбриты» [117].
Впрочем, Клеман Маро был не единственным нескромником французской поэзии той эпохи. За несколько десятилетий до него Анри Бод (1420–1495) — чудесный поэт, создатель прозаического панегирика славному королю Карлу VI и многочисленных рондо и баллад, писал столь же нескромные стихи:
Дама, коль мой волос сед, —
Все в морщинах ваше брюхо.
Коль я стар, вы — развалюха.
Никому пощады нет —
Это мой прямой ответ
На отказ, что зол для слуха.
Дама,
Встретив вас, помчался вслед
Я на поводу у нюха.
Зренье ожидала плюха,
Зуд словесный подогрет,
Дама.
и еще одно:
Cons barbus rebondis et noirs,
Aux estuves rax et lavez.
Брадаты щёлки, тучны и черны,
Помойтесь в бане, заодно побрейтесь,
И увильнут от долга не надейтесь
Твердя, что слишком вы утомлены,
И не стесняйтесь делать, что должны,
Как следует водицею облейтесь,
Брадаты щёлки.
Вы местом, право, не обделены,
В любую пору с кем попало грейтесь,
От радости вертитесь вы и смейтесь,
Не притворяйтесь, что забот полны,
Брадаты щёлки [118].
Но надо признать, и мать славного короля Франциска, несмотря на возраст и довольно бурно прожитые годы, нисколько не отставала от своего сына и его фаворитки, к которой, по правде сказать, испытывала постепенно все более и более возрастающую неприязнь.
Придворные не без основания предполагали, что королеву-мать сжигают ревность и постоянная потребность в любви, толкающая ее на весьма неосторожные выходки, ибо «не успевал новый человек появиться и дворе», как у него сразу же появлялся шанс вступить с ней в более близкие отношения.
«А потому в окружении короля госпожу д’Ангулем называли без всякого стеснения соковыжималкой, настройщицей флейт, паломщицей Венеры и трубочистной».
И в самом деле, госпоже д’Ангулем было тридцать восемь лет и у нее были самые красивые ноги самые круглые ягодицы и самая высокая грудь в королевстве, разумеется после госпожи Франсуа Шатобриан. А со слов других историков, быть может более авторитетных, она была «болезненна, но была темпераментна и чувственна», словом во всем являлась прекрасной матерью, вполне достойной своего века.
К тому времени при дворе случились некоторые происшествия, которые повели к войне и в некотором смысле были первопричиной поражения и пленения короля. Но отложим эту историю до другой главы.
Глава 6 Битва при Павии и пленение короля Франциска
В 1515 году, рассказывает Ги Бретон, — когда Франциск I только взошел на трон, Луиза Савойская первым долом вспомнила о своих обещаниях передать Шарлю де Бурбон звание коннетабля [119]королевства. При дворе упорно твердили (но произносилось это, разумеется, под большим секретом), что вот уже на протяжении девяти лет именно Шарль де Бурбон был главным и бессменным возлюбленным пылкой Луизы Савойской…
В упоении она строила планы на будущее, надеясь на скорую кончину его законной супруги и задаривая любовника ценными подарками. Так продолжалось до 28 апреля 1521 года, когда Сюзанна де Бурбон, законная супруга коннетабля, скончалась. Теперь страсть герцогини Ангулемской проявилась открыто, она перешла в наступление, требуя от любовника немедленно узаконить их давние и прочные узы. Время шло, а Шарль де Бурбон, ссылаясь на всевозможные военные дела и нужды, медлил с ответом.
Так могло продолжаться и дальше, если бы Луиза в довольно резкой форме не потребовала у него объяснений. Увы, ее ждало разочарование: герцог де Бурбон ей отказал. С этого момента между ними разгорелась настоящая война, и, само собой разумеется, перевес в этой войне был за ней. «Придя в себя, она бросилась к королю и заявила ему, что нужно остерегаться отныне герцога Бурбонского, чьи настроения, по ее мнению, весьма переменчивы. Франциск I проявил тогда слабость, прислушавшись к словам своей пассии, и обещал ей несколько отдалить от себя констебля.
Только Луизе, которой любовная досада вскружила голову, этого было мало. Обезумев от ярости, она и старалась погубить молодого человека, так ее разыгравшего.
В начале в сентябре 1521 года в лагере близ Мезьере затем в октябре — в Валансьене Шарль де Бурбон без каких-либо объяснений был лишен почестей, положенных ему в качестве коннетабля Франции. Так одна из его прерогатив — возглавлять авангард Французской армии — была предоставлена мужу сестры короля, герцогу Алансонскому.
Коннетабль, — сообщает нам Варийяс, — был так уязвлен тем, что его обязанности поручили другому, что решил непременно отплатить за обиду. И в первом порыве досады у него вырвались слова, затрагивавшие честь герцогини Ангулемской. Их услышали столь многие, что герцогиня была немедленно обо всем осведомлена, А поскольку она всегда утверждала, что жила в полном воздержании, хотя и овдовела в семнадцать лет, сейчас не могла стерпеть, чтобы человек, которого любила больше всего на свете, приписал ей нечто о противоположное, и решила употребить все, что пришло ей на ум, дабы ему отомстить» [120]. С этих пор Луиза Савойская повела против коннетабля Франции беспощадную войну, удивившую всех европейских монархов. Кто-то пытался объяснить ее злобу благовидными причинами, но это никого не могло обмануть, и английский король воскликнул как-то: «Если между королем Франциском и коннетаблем Бурбонским отношения плохие, то лишь потому, что он не захотел жениться на госпоже регентше, которая сильно его любит!» [121]
«Луиза Савойская ждала своего часа, чтобы отомстить, и в конце 1521 года дождалась его. Против коннетабля Бурбонского был возбужден уголовный процесс. Читателю, которому подобный поворот событий будет не совсем понятен, следует знать, что некоторое время тому назад неблагодарный любовник Луизы Савойской лишился супруги, но молодая женщина перед смертью составила завещание, согласно которому все ее имущество доставалось мужу. Надо сказать, имущество это было весьма внушительным — владения Сюзанны де Бурбон находились в Бурбоннэ, Форэ, Божоле, Оверни и Марше, прекраснейших провинциях королевства, и лучшим способом отомстить коннетаблю, а может быть, и заполучить его, было предъявить свои претензии на эти земли, объявив себя законной наследницей Сюзанны де Бурбон. Луиза Савойская так и поступила. Она приходилась супруге коннетабля двоюродной сестрой по матери. Начался судебный процесс. Понимая, что основным камнем преткновения является пункт, в силу которого Сюзанна де Бурбон своею волей передала все свои владения своему супругу, герцогиня Савойская указала на тот факт, что уже с давних времен, начиная с ордонанса Карла VI, подписанного им в 1400 году, и до брачного контракта Анны Французской и Пьера де Боже, владетеля Бурбонского, все имущество Бурбонов должно было отходить к короне, в случае если его владелец умрет, не оставив наследника мужского пола»