– В следующем году? – спросил Цезарь.
– Вероятно, – ответил Ватия, – это случится еще до конца лета. Я не могу начать войну с пиратами, пока Киликией снова не будут управлять надлежащим образом. Уверен, что у меня к нужному сроку будет флот и достаточно военной силы, чтобы победить.
– Полагаешь, твои полномочия продлятся несколько лет?
– Диктатор и сенат уверили меня, что торопить не будут. И я думаю, для уничтожения пиратов потребуются несколько лет. Луций Корнелий сейчас в отставке, конечно, но вряд ли сенат пойдет против его желаний.
Цезарь уехал собирать флот без всякого энтузиазма. Более года прошло с тех пор, как он участвовал в сражении. Цезарь успел оценить Ватию. Когда начнется война, он не проявит той быстроты и инициативы, которых потребует кампания. Несмотря на тот факт, что Цезарь не любил Лукулла, он не сомневался: второй полководец, под чьим началом он сейчас служит, сильно уступает Лукуллу и умом, и способностями.
Но Цезарю выпала счастливая возможность снова отправиться в путешествие, и это было своего рода компенсацией. Морской державой, не имеющей соперников на этом восточном конце Срединного моря, являлся Родос, так что туда и направился Цезарь в мае. Всегда лояльный к Риму (Родос устоял против царя Митридата девять лет назад), этот остров, без сомнения, даст корабли, командиров и команды для предстоящей кампании Ватии. Однако на морские войска рассчитывать не приходилось. Родосцы не брали на абордаж вражеские суда и не сражались на их палубах, как на суше.
К счастью, у Гая Верреса не нашлось времени посетить Родос, поэтому Цезаря приняли хорошо, и местные военачальники изъявили согласие поговорить с ним. Родосцев интересовало, будет ли Рим платить за участие Родоса в военных действиях на море. Ватия считал, что ни союзные города, ни острова, ни сообщества, призванные поставлять корабли, не должны получать за это деньги. Он аргументировал это тем, что каждый только выиграет от ликвидации пиратов, поэтому союзники должны предоставлять римлянам флотилии бесплатно. И Цезарь был обязан вести переговоры в рамках, установленных его начальником.
– Посмотрите на это с такой точки зрения, – убеждал он. – Успех означает огромные трофеи, а также прекращение набегов. Рим не в состоянии заплатить вам, но вы получите свою долю трофеев. Вот что послужит платой за участие. Родос – друг и союзник римского народа. Зачем подвергать опасности этот статус? Существуют лишь две возможности: участие или неучастие. И вы должны решить сейчас, что вы выбираете.
Родос уступил. Цезарь получит корабли летом следующего года.
С Родоса он отправился на Кипр, не зная, что корабль, с которым он разминулся, выходя из гавани Родоса, несет драгоценный римский груз. На борту находился не кто иной, как Марк Туллий Цицерон, изнуренный годом брака с Теренцией и деликатными переговорами в Афинах, благодаря искусству Цицерона – успешными, в результате чего его младший брат Квинт женился на сестре Тита Помпония Аттика. У самого Цицерона только что родилась дочь Туллия, так что он смог спокойно отбыть из Рима, зная, что жена занята заботами о ребенке. На Родосе жил самый знаменитый в мире учитель риторики – Аполлоний Молон. Его школа была нынешней целью Цицерона. Он хотел отдохнуть от Рима, от судов, от Теренции и вообще от своей жизни. У него пропал голос, а Аполлоний Молон всегда утверждал, что речевой и физический аппарат оратора должен соответствовать его умственным способностям. Хотя Цицерон ненавидел путешествия и боялся, что его отсутствие в Риме не пойдет на пользу его судебной карьере, он очень хотел уехать в эту добровольную ссылку, подальше от друзей и семьи. Отдых был ему необходим.
Для Цезаря отдыха пока не предвиделось. Впрочем, он и не нуждался в этом. Цезарь высадился в Пафосе, столичном городе правителя Кипра Птолемея Кипрского, младшего брата нового царя Египта, Птолемея Авлета. Расточитель и ничтожество, слишком долго пробывший при дворах Митридата и Тиграна. И это в полной мере сказалось при первой же беседе Цезаря с ним. Птолемей не только ничего не понял, он даже не захотел вникать. Казалось, образованием царевича совсем не занимались, а его скрытые сексуальные наклонности проявились тотчас же, как только он вырвался из-под опеки, так что его дворец был похож на дворец старого Никомеда. Разве что Птолемей Кипрский вовсе не располагал к себе. Однако александрийцы составили о нем правильное мнение, едва только он появился в Александрии со своим старшим братом. Хотя александрийцы не протестовали против назначения младшего Птолемея регентом Кипра, они послали с ним на остров дюжину способных чиновников. Цезарь выяснил, что это были те самые люди, которые действительно правили островом от имени истинного властелина – Египта.
Искусно избежав поползновений Птолемея Кипрского, Цезарь обратил всю свою энергию на александрийских чиновников. С ними нелегко было вести дела: они не любили Рим и не видели в предстоящей кампании Ватии никакой выгоды для Кипра. Их явно обидело, что Ватия прислал в качестве просителя какого-то младшего легата, которому всего двадцать один год.
– Моя молодость ни при чем, – надменно заметил Цезарь этим господам. – Я – герой войны и стал сенатором раньше положенного возраста. К тому же я – старший военный советник Публия Сервилия Ватии. Вам повезло, что я решил заехать сюда!
Этим словам вняли, но отношение чиновников к Цезарю заметно не изменилось к лучшему. Хотя Цезарь говорил как политик, он ничего не мог от них добиться:
– Кипр тоже жертва пиратов. Как вы не поймете, что эту угрозу можно ликвидировать только в том случае, если все страны, которые страдают от опустошительных набегов, объединятся и покончат с разбоем? Флот Публия Сервилия Ватии должен быть достаточно велик, чтобы растянуть на море «сеть», согнав всех пиратов в одно место, откуда у них не будет выхода. Трофеи будут огромными, и Кипр вновь станет торговой державой. Как вам отлично известно, в настоящее время пираты Киликии и Памфилии отрезают Кипр от хороших торговых путей.
– Кипру нет дела до средиземноморской торговли, – ответил александриец. – Все, что производит Кипр, принадлежит Египту.
Цезарь вновь испросил аудиенции у регента Птолемея. На этот раз Цезарю сопутствовала удача. С регентом была его жена, Митридатида Нисса. Если бы Цезарь был знаком с Митридатом, он понял бы, что царевна была типичной представительницей рода – крупная, с желтыми волосами и глазами цвета зеленого золота. Она не была красавицей в классическом понимании, но Цезарь мгновенно оценил ее чувственную прелесть. И она дала понять, что находит Цезаря весьма привлекательным. Когда дурацкая беседа с Птолемеем Кипрским закончилась, Нисса вышла под руку с гостем своего мужа, желая показать ему то место, где богиня Афродита явилась из морской пены, чтобы разбивать людские сердца.
– Она – моя прабабка в тридцать девятом колене, – сказал Цезарь, облокотясь на белую мраморную балюстраду, которая ограждала место рождения Афродиты от остального побережья.
– Кто? Конечно, не Афродита?
– Именно она. Я веду свой род от Энея, сына Афродиты.
– В самом деле?
Зеленые глаза, чуть выпуклые, пристально смотрели на Цезаря, словно искали некий знак этого ошеломляющего божественного происхождения.
– Истинная правда, царевна.
– В таком случае ты принадлежишь Любви, – промурлыкала дочь Митридата и дотронулась длинным пальцем до загорелой руки Цезаря.
Прикосновение подействовало на него должным образом, хотя он и не подал вида.
– Я никогда не слышал, чтобы это истолковывали таким образом, царевна, но в этом есть смысл, – отозвался он, улыбаясь и любуясь горизонтом, где сапфир моря встречался с аквамарином неба.
– Конечно, ты принадлежишь Любви, имея такую прародительницу!
Цезарь повернул голову, и взгляды их встретились почти на одном уровне – такой высокой она была.
– Удивительно, – тихо молвил он, – что море пенится так обильно только в этом месте, хотя я не вижу никакой причины для столь бурного кипения. – Он показал сначала на север, потом на юг. – Видишь? За пределами ограждения пены нет!
– Говорят, что Афродита оставила пену здесь, чтобы она никогда не исчезала.
– В таком случае пузырьки – это ее сущность.
Цезарь сбросил тогу и наклонился, чтобы расстегнуть свои сенаторские кальцеи.
– Я должен омыться в этой пене, царевна.
– Если бы ты не был ее правнуком в тридцать девятом колене, я бы посоветовала тебе поостеречься, – сказала Нисса, следя за ним.
– А что, религия запрещает купаться здесь?
– Нет. Это просто неразумно. Твоя прабабка в тридцать девятом колене известна тем, что карает купающихся смертью.
Цезарь благополучно вышел на берег после погружения и увидел, что Нисса, покрыв прибрежную колючую траву своим платьем, лежит в ожидании. Один пузырек прилип к тыльной стороне его ладони. Цезарь наклонился и слегка прижал этот пузырек воздуха к ее по-девичьи гладкому соску. Он засмеялся, когда пузырек лопнул, а она вскочила, невольно задрожав.
– Ожог Венеры, – сказал он и лег рядом с ней, влажный и возбужденный от ласки таинственной морской пены, ибо он только что был помазан Венерой, которая даже предоставила ему для наслаждения эту великолепную женщину, дитя великого царя.
Когда Цезарь вошел в нее, то понял, что до него она не принадлежала еще никому. Соединились любовь и власть – высшее достижение.
– Ожог Венеры, – повторила Нисса, растянувшись, как золотистая кошка: столь огромен был дар богини.
– Ты знаешь римское имя Афродиты, – произнес Цезарь, чувствуя себя таким счастливым, словно пузырек воздуха держал его над землей, не давая опуститься.
– У Рима длинная рука.
Пузырек лопнул, но не из-за ее слов. Просто момент прошел, вот и все.
Цезарь поднялся. Он никогда не любил потянуть время после занятий любовью.
– Итак, Митридатида Нисса, сможешь ли ты использовать свое влияние, чтобы помочь мне получить флот? – спросил он, не став пускаться в объяснения насчет того, почему эта просьба заставила его усмехнуться.