Ее бывшая невестка, Муция Терция, теперь замужем за молодым выскочкой из Пицена, Гнеем Помпеем, который имеет наглость называть себя Великим! Он не член сената, но очень богат, очень нахален и жаждет отличиться. Я должна была соблюдать осторожность, чтобы у Юлии не сложилось впечатления, будто я что-то выпытываю. Но она откровенна с теми, кому доверяет. И она была откровенной со мной – благодаря верности моего свекра Гаю Марию, которого, как ты помнишь, он сопровождал в ссылку во время первого консульства Суллы.
Оказывается, Юлия ненавидит Филиппа с тех пор, как он продался Гаю Марию много лет назад. Гай Марий презирал этого человека, даже используя его. Так что во время моего третьего визита (необходимо было завоевать полное доверие Юлии, прежде чем упомянуть имя Филиппа намеренно, а не мимоходом) я завела разговор о сегодняшнем положении дел и о возможных мотивах Филиппа, которые заставили его нападать на тебя. И Юлия рассказала… Из того, что сообщила ей Муция Терция во время своего последнего приезда в Рим, Юлия поняла: теперь Филипп на службе у Помпея! И Цетег – тоже!
Больше я не расспрашивала. Да и не было необходимости. Со времени той первой речи Филипп без устали твердит о специальном пункте Суллы, который дает сенату право искать командующего или наместника вне сената – при условии, что среди сенаторов не найдется подходящего человека. Все еще не понимаешь, какое отношение это может иметь к сегодняшней ситуации? Признаюсь, я тоже не понимала! Пока не села и не обдумала поведение Филиппа за последние тридцать с лишним лет.
Я поняла, что Филипп просто работает на своего очередного хозяина, если его сегодняшний хозяин действительно Помпей. Филипп – не Гай Гракх и не Сулла. Он не в состоянии самостоятельно придумать стратегию, с помощью которой мог бы манипулировать сенатом таким образом, чтобы сенат поручил командование Помпею, отстранив действующих консулов. Он, наверное, очень хорошо знает, что сенат не сделает этого ни при каких обстоятельствах, – слишком много способных военачальников сидят сейчас в сенате. Если оба консула потерпят неудачу, Лукулл готов занять освободившееся место, а он в этом году является претором, так что уже облечен властью.
Нет, Филипп просто мутит воду, чтобы иметь возможность напомнить сенату о существовании специального назначения. И я полагаю, Цетег хочет поддержать его, потому что тоже каким-то образом попал в сети Помпея. Явно не из-за денег! Но есть и другие причины, помимо денег, а причины у Цетега могут быть любые!
Поэтому, мой дорогой Лепид, мне кажется, что ты в некоторой степени случайная жертва. Твоя смелость, с которой ты отстаиваешь свои убеждения, дала Филиппу повод. И он использует этот повод, чтобы оправдать колоссальную сумму, которую платит ему Помпей. Он просто лоббирует интересы человека, который, не являясь сенатором, считает целесообразным иметь сильную фракцию в сенате на тот случай, если понадобятся его услуги.
Конечно, я могу и ошибаться. Но я так не думаю.
– В этом намного больше смысла, чем во всем, что я слышал, – сказал Лепид мужу своего корреспондента, после того как громко прочел письмо Бруту.
– Я согласен с Сервилией, – отозвался потрясенный Брут. – Вряд ли она не права. Она редко ошибается.
– Итак, мой друг, что же мне делать? Возвратиться в Рим, как послушный мальчик, провести курульные выборы и затем уйти в небытие? Или попытаться сделать то, чего от меня ждут предводители Этрурии, и возглавить открытый мятеж против Рима?
Этот вопрос Лепид задавал себе много раз с тех пор, как примирился с фактом, что Рим никогда не позволит ему восстановить процветание Этрурии и Умбрии. Им двигала гордыня и желание выделиться из толпы, пусть даже это толпа римских нобилей. Со смертью жены его собственная жизнь во многом потеряла ценность. Он до сих пор не понял, почему она покончила с собой. А причина заключалась в том, что ее поступок избавлял сыновей от будущих политических репрессий. Сципион Эмилиан и Луций искренне любили отца, а младший Марк был еще ребенком. Именно младший поддержал традицию Лепидов – мальчик, родившийся в сорочке. Все знали: это значит, что он будет одним из любимцев Фортуны, долгожителем. Так зачем же Лепиду волноваться за своих сыновей?
У Брута дилемма была иного рода, хотя он и не боялся поражения. Нет, Брут склонялся к мятежу Этрурии, поскольку его восьмилетний брак с патрицианкой Сервилией достиг кульминационной точки: он знал, что она считает его обычным, заурядным человеком, неинтересным, бесхребетным, ничтожным. Он не любил ее, но годы шли, и его друзья и коллеги все более и более ценили ее мнение в политических вопросах. Он понял, что в женской оболочке скрывается уникальная личность, чье одобрение много значит для него. Например, в данной ситуации она написала не ему, а консулу Лепиду, пренебрегая им, своим мужем. И Бруту было стыдно. Как он теперь понял, ей тоже было стыдно. Если ему нужно реабилитироваться в ее глазах, он должен совершить что-то смелое, высокопринципиальное, выдающееся.
И Брут наконец ответил на вопрос Лепида:
– Думаю, ты должен попытаться сделать то, чего хотят от тебя старейшины, и повести Этрурию и Умбрию на Рим.
– Хорошо, – сказал Лепид. – Я поведу их, но не в этом году, а когда освобожусь от этой дурацкой клятвы.
Когда наступили январские календы, Рим не получил курульных магистратов. Выборов не было. В последний день старого года Катул собрал сенат и сообщил, что фасции необходимо отослать в храм Венеры Либитины и назначить первого интеррекса. Этот временный верховный магистрат назначается только на пять дней как хранитель Рима. Он должен быть патрицием, главой своей декурии сенаторов, а первый интеррекс – еще и старейшим патрицием в сенате. На шестой день его сменит второй старейший патриций в сенате, также глава своей декурии. Второй интеррекс и будет проводить выборы.
Итак, на рассвете первого дня нового года сенат официально назначил Луция Валерия Флакка, принцепса сената, первым интеррексом, а те, кто намеревался выставить свою кандидатуру на должность консулов и преторов, засуетились, в спешке собирая голоса. Интеррекс послал резкое письмо Лепиду, приказывая тому оставить армию и немедленно возвратиться в Рим, напоминая, что он клялся не поворачивать войска против коллеги.
В полдень на третий день пятидневного срока Флакка, принцепса сената, Лепид прислал ответ:
Хотел бы напомнить тебе, принцепс сената, что я теперь проконсул, а не консул. И что я был верен клятве, от которой теперь освободился, будучи проконсулом. Я с радостью оставлю мою консульскую армию, но напоминаю тебе, что теперь я проконсул и командую проконсульской армией, которую уже не оставлю. Поскольку моя консульская армия состояла из четырех легионов, а моя проконсульская армия также состоит из четырех легионов, очевидно, что я не должен отдавать ничего.
Однако я хочу возвратиться в Рим при следующих обстоятельствах: конфискованные земли по всей Италии будут возвращены их изначальным владельцам до последнего югера; права и имущество сыновей и внуков проскрибированных будут им возвращены; все функции народных трибунов будут восстановлены.
– Вот из этого, – сказал Филипп коллегам, – даже самым недалеким сенаторам ясно, что намерен предпринять Лепид! Чтобы выполнить его требования, мы должны будем пункт за пунктом уничтожить все законодательство Луция Корнелия Суллы, с таким трудом принятое. И Лепид очень хорошо знает, что мы этого не сделаем. Этот его ответ равносилен объявлению войны. Поэтому я умоляю сенат принять senatus consultum de re publica defendenda.
Но это предложение требовало объективного обсуждения, поэтому сенат не провел свой чрезвычайный декрет до последнего дня срока полномочий первого интеррекса – Флакка. По прошествии этого времени задача защищать Рим от Лепида официально была возложена на Катула, которому приказали возвратиться к своей армии и готовиться к войне.
В шестой день января Флакк, принцепс сената, сложил с себя полномочия, и сенат назначил второго интеррекса, Аппия Клавдия Пульхра, все еще остававшегося в Риме, – он выздоравливал после долгой болезни. А так как Аппий Клавдий чувствовал себя намного лучше, он с головой ушел в работу: предстояло созвать центуриатные комиции и провести курульные выборы. Он объявил, что это произойдет за Сервиевой стеной на Авентине через два дня. Этот участок находится за пределами померия, но был хорошо защищен от посягательств Лепида.
– Странно, – сказал Катул Гортензию перед отъездом в Кампанию, – что после стольких лет, когда мы были лишены возможности свободно выбирать магистратов, стало так трудно вообще провести выборы. Мы уже привыкли позволять кому-то делать за нас все, словно беспомощные дети.
– Это пустая трескотня, Квинт! – холодно ответил Гортензий. – Я еще готов согласиться с тем, что это удивительное совпадение. Первый же год свободных выборов наших магистратов совпал с консульством человека, который проигнорировал свои основные обязанности. Сейчас мы проведем выборы, и в будущем правление Римом будет осуществляться так, как осуществлялось всегда!
– Остается надеяться, – сказал оскорбленный Катул, – что выборщики будут так же мудры, как Сулла!
Но последнее слово осталось за Гортензием:
– Ты совсем забыл, мой дорогой Квинт, что Сулла сам выбрал Лепида!
В целом лидеры сената (включая Катула и Гортензия) остались довольны выборщиками. Старшим консулом стал Децим Юний Брут, пожилой человек, малоподвижный, но способный, а младшим – не кто иной, как Мамерк. Ясное дело, все избиратели держались чрезвычайно высокого мнения о Коттах – как и Сулла. В прошлом году Сулла сделал Гая Аврелия Котту одним из преторов, а в этом году голосующие выбрали на преторскую должность его брата Марка Аврелия Котту, и жребий сделал его praetor peregrinus.
Оставшийся в Риме Катул быстро предложил отдать командование в войне против Лепида новым консулам. Как он и ожидал, Децим Брут отказался – по причине возраста и отсутствия необходимого военного опыта. Мамерк был вынужден согласиться. Сорокачетырехлетний Мамерк имел хороший послужной список. Он воевал под началом Суллы во всех его кампаниях. Но непредвиденные события и Филипп словно сговорились против Мамерка. Луций Валерий Флакк, принцепс сената, скоропостижно скончался на следующий день после того, как сложил с себя полномочия интеррекса, и Филипп предложил назначить Мамерка временным принцепсом сената.