Филипп долго молчал, стоя неподвижно в ожидании, пока все сказанное уляжется у них в головах. Когда он заговорил снова, голос его стал оживленнее, речь – более практичной:
– Итак, коллеги-сенаторы, у нас есть один выход – Гней Помпей Магн. Но закон, сформулированный Луцием Корнелием Суллой, гласит: сначала командование должен принять сенатор, согласный на это и имеющий военный опыт. Я намерен выяснить теперь, наличествует ли такой человек в сенате.
Оратор повернулся в сторону курульного возвышения и посмотрел на старшего консула:
– Децим Юний Брут, ты хочешь принять командование?
– Нет, Луций Марций, не хочу. Я слишком стар, и у меня нет полководческого таланта.
– Мамерк?
– Нет, Луций Марций, не хочу. Армия настроена против меня.
– Городской претор?
– Даже если бы магистратура позволяла мне покинуть Рим больше чем на десять дней, я бы не хотел, – сказал Гней Ауфидий Орест.
– Претор по делам иноземцев?
– Нет, Луций Марций, не хочу, – ответил Марк Аврелий Котта.
После этого еще шесть преторов отказались от командования. Тогда Филипп повернулся к передним рядам и принялся опрашивать консуляров:
– Марк Туллий Декула?
– Нет.
– Квинт Лутаций Катул?
– Нет.
И так далее, один отказ за другим.
Филипп сделал вид, что спрашивает себя, и ответил:
– Нет, не хочу! Я слишком стар, слишком толст и слишком неопытен в военном деле.
Затем оглядел одну сторону помещения, потом другую.
– Присутствует ли здесь кто-либо, кто чувствует себя достаточно зрелым, чтобы принять на себя командование? Гай Скрибоний Курион, что ты скажешь?
Курион с удовольствием сказал бы «да». Но он взял деньги, поэтому честь продиктовала ему отрицательный ответ.
Присутствовал один очень молодой сенатор, который вынужден был придавить себе ладони задом и прикусить язык, чтобы сидеть тихо и помалкивать, потому что он знал: Филипп никогда не поддержит его назначение. Гай Юлий Цезарь не собирался привлекать к себе внимание, пока у него не будет хотя бы малейшего шанса победить.
– Итак, – сказал Филипп, – проблема сводится к специальному назначению и к Гнею Помпею Магну. Вы сами слышали, как один за другим отказались все. Может быть, такой человек есть среди сенаторов и промагистратов, которые находятся в данный момент за границей? Возможно. Но нам нельзя ждать! Ситуацию необходимо разрешить немедленно, иначе мы потеряем Испанию! И мне совершенно ясно, что единственный подходящий человек, на которого мы можем рассчитывать, это Гней Помпей Магн! Он всадник, не сенатор. Но он служит с шестнадцати лет, а с двадцати лет он водит свои легионы из боя в бой! Наш покойный Луций Корнелий Сулла предпочитал его всем другим. Это правда! У молодого Помпея Магна имеются и опыт, и талант, и огромное количество солдат-ветеранов, и стремление защищать интересы Рима. Мы обладаем законным правом назначить этого молодого человека наместником Ближней Испании с полномочиями проконсула, предоставить ему власть командовать столькими легионами, сколько мы посчитаем нужным, не обращая внимания на его статус всадника. Однако я хотел бы попросить, чтобы мы не называли это специальным назначением, так, словно Магн уже служил консулом. Non pro consule, sed pro consulibus – не проконсул, а человек, действующий от имени консулов. Таким образом, он будет постоянно помнить, что он – специально назначенный командующий.
Филипп сел. Тотчас встал Децим Юний Брут, старший консул:
– Отцы-сенаторы, будем голосовать. Кто за то, чтобы Гнея Помпея Магна, всадника, назначить командующим с полномочиями проконсула и дать ему шесть легионов, встаньте справа от меня. Кто против – слева.
Никто не встал по левую руку Децима Брута, даже очень молодой сенатор Гай Юлий Цезарь.
Часть VIСентябрь 77 г. до Р. Х. – зима 72/71 г. до Р. Х
Рядом с Помпеем не оказалось никого, с кем он мог бы поделиться новостью, когда в Мутину прибыло письмо от Филиппа и когда в иды секстилия пришло известие о декрете сената. Помпей все еще пытался убедить Варрона в том, что экспедиция в Испанию будет интересной и весьма полезной для ученого и писателя, интересующегося природой и творениями рук человеческих. Однако реакция Варрона на многочисленные послания восторженного Помпея оставалась неопределенной. Дети Варрона были уже в том возрасте, когда ему стало интересно с ними, и он не хотел отлучаться из Рима надолго.
Новый проконсул, который никогда не был консулом, очень хорошо подготовился и точно знал, что делать дальше. Во-первых, он написал в сенат и сообщил, что возьмет три из четырех легионов, принадлежавших сначала Катулу, потом Мамерку, и три легиона своих ветеранов. Поскольку война, которую Метелл Пий вел в Дальней Испании, не наступательная, писал Помпей далее, и теперь основное внимание следует переключить с Дальней на Ближнюю Испанию, он просил сенат рекомендовать Метеллу Пию отдать ему один из его семи легионов. Зять Помпея, Гай Меммий, служил военным трибуном у Метелла Пия, но на будущий год он уже может по возрасту быть квестором. Реально ли сделать так, чтобы Гаю Меммию позволили выдвинуть свою кандидатуру in absentia, с тем чтобы потом он был зачислен в штат Помпея квестором в Ближней Испании?
Согласие сената (ставшего глиной в руках Филиппа) было получено до ухода Помпея из Мутины. Теперь Помпей был убежден: отныне он получит все, чего бы ни захотел. Помпей оставил Муцию Терцию с двухлетним сыном и малюткой-дочерью в своей крепости в Пицене и строго наказал, чтобы в его отсутствие она не ездила в Рим. Он предвидел длительную кампанию и не находил ничего хорошего в том, чтобы его красивая жена подвергала себя искушению.
Помпей собрал тысячу всадников из своей старой кавалерии и намеревался прибавить к ним завербованных в Заальпийской Галлии – одна из причин, почему он предпочел идти в Испанию по суше. К тому же он был плохим моряком, боялся моря и не доверял водной стихии, хотя зимние ветры благоприятствовали плаванию.
Помпей изучил все карты, поговорил с торговцами и другими людьми, знавшими дороги в Испанию. Домициева дорога была очень трудной, и Помпею это было известно. Отправляясь с остатками армии Лепида из Сардинии в Лигурию и оттуда в Испанию, Марк Перперна Вейентон с большим удовольствием причинил Риму на всем своем пути наибольший вред. В результате все основные племена Заальпийской Галлии подняли мятеж – гельвии, воконтии, саллувии, вольки-арекомики.
Хуже всего было то, что волнения в дальней галльской провинции задерживали продвижение Помпея в Испанию. Ему приходилось преодолевать сопротивление враждебно настроенных и страшно воинственных племен. В конечном успехе он не сомневался, но ему отчаянно нужно было прибыть в Ближнюю Испанию до наступления зимы. Если он не хочет делить победу над Серторием с Метеллом Пием, то нельзя тратить целый год на то, чтобы попасть в Испанию. А из-за волнений в Заальпийской Галлии это казалось вполне вероятным. Все перевалы через Альпы находились под пристальным вниманием того или иного племени, в данный момент мятежного. Саллувии, охотники за головами, контролировали высокие отроги Приморских Альп. Воконтии занимали долину реки Друенции и горный перевал Монс-Генава. Гельвии охраняли средние подступы к долине Родана, а вольки-арекомики блокировали Домициеву дорогу в Испанию ниже центрального массива Цевеннских гор.
Если бы Помпей попутно подавил восстания варваров, это, конечно, добавило бы ему лавров, но лавров не слишком высокого качества. Все маршруты находились на территории Сертория. Как избежать длительного и опасного пути через Заальпийскую Галлию?
Ответ пришел Помпею в голову еще до того, как он выдвинулся из Мутины в начале сентября: он не пойдет известными дорогами, а проложит новую. Самым большим из северных притоков реки Пад был Большой Дурий, который с ревом низвергался с горных вершин, возвышавшихся между ложбиной, в которой лежала западная Италийская Галлия, и озерами и реками, питавшими восточную часть Косматой Галлии: озером Леман, верховьями реки Родан и мощной рекой Рен, которая была естественной границей между землями галлов и германцев. Живописная расщелина в горах, пробитая Большим Дурием, получила название долины Салассов, потому что была населена галльским племенем салассов. Когда поколение назад в речных отложениях было обнаружено золото и римские старатели начали добывать его, салассы так яростно противились их вторжению, что никто больше не предпринимал подобных попыток дальше города Эпоредия вверх по долине.
Но в самой верхней части долины Салассов, говорят, имелись два перевала через Пеннинские Альпы. Один представлял собой настоящую козью тропу, которая вела через высокие горы в поселение верагров под названием Октодур и затем – к западной оконечности озера Леман, куда впадает Родан. Из-за высоты в десять тысяч футов этот перевал был открыт только летом и ранней осенью и представлялся слишком ненадежным для армии. Второй перевал находился на высоте около семи тысяч футов и был достаточно широк для повозок, хотя здесь не имелось мощеной дороги. Путь вел к северным истокам реки Исары и землям аллоброгов, а затем к среднему течению Родана и Срединному морю. Кимвры бежали через этот перевал после поражения от Гая Мария и Катула Цезаря при Верцеллах, но их продвижение было медленным, и большая их часть погибла далее к западу от рук аллоброгов и амбарров.
В результате первой беседы, которую Помпей провел с группой замиренных салассов, он отказался от мысли о высокогорном перевале. Его теперь сильно интересовал нижний. Какой бы неровной и опасной ни оказалась эта тропа, она была достаточно широкой для повозок, а значит, он мог пройти по ней со своими легионами и, как надеялся Помпей, с кавалерией. Сезон отставал от календаря примерно на месяц, поэтому он пройдет Грайские Альпы в середине лета, если выступит к началу сентября. Шансы, что на высоте семь тысяч футов выпадет снег, представлялись минимальными. Помпей решил не брать большой обоз, надеясь найти провизию и фураж в окрестностях Нарбона, в дальней галльской провинции. Там же он реквизирует всех мулов, чтобы использовать их как вьючных животных.