Был квинтилий, и в Южной Испании жара стояла невероятная. Солнце всходило из-за горного хребта Солорий с твердым намерением терзать землю, еще не оправившуюся от атаки предыдущего дня и чуть-чуть передохнувшую душной, влажной ночью. Заботясь о своих солдатах, Метелл Пий разместил их в больших, просторных палатках. Он посоветовал им смачивать тряпки в холодной родниковой воде и прикладывать ко лбу и затылку. Он лично проверил, чтобы они напились родниковой воды, потом снабдил каждого солдата еще одной необходимой в бою вещью – бурдючком, полным воды, который следовало привязать к поясу.
Даже когда немилосердное солнце уже блеснуло на пиках Гиртулея, быстро приближавшегося по дороге с севера, Метелл Пий продолжал держать своих солдат в тени палаток. Он проследил, чтобы было достаточно кадок с холодной водой для компрессов. В самый последний момент он выступил. Солдаты были отдохнувшими, собранными. Направляясь на новые позиции, они весело обсуждали, как смогут помочь друг другу глотнуть воды в разгар боя.
Испанская армия уже прошла десять трудных миль под палящими лучами солнца. Хотя она имела достаточно ослов, нагруженных водой, у нее не оставалось времени, чтобы остановиться и попить перед боем. Люди устали. У Гиртулея попросту не было шанса победить. В какой-то момент он и Метелл Пий схватились врукопашную – редкий случай в любом крупном военном конфликте со дней Гомера. И хотя Гиртулей был моложе и сильнее, его противник, не мучимый жаждой, в сухой одежде, находился в лучшем состоянии. Результат был предрешен еще до конца сражения. Гиртулей получил рану в бедро, а Метелл Пий покрыл себя славой. За час все было кончено. Испанская армия дрогнула и бежала на запад, оставив на поле боя убитых и обессиленных людей. Только после того, как армия перешла Ану и вошла в Лузитанию, Гиртулей позволил себе остановиться.
– Неплохо, правда? – спросил Метелл Пий своего сына, когда они глядели, как оседает пыль к западу от Италики.
– Tata, ты чудо! – воскликнул юноша, забыв о том, что он уже слишком взрослый, чтобы так обращаться к отцу.
Свиненок словно вырос от этой похвалы. Сердце его было переполнено.
– А теперь нам надо искупаться в реке и хорошо выспаться, прежде чем утром выступить на Гадес! – весело сказал он, мысленно уже сочиняя письма в сенат и Помпею.
Метелл Сципион удивленно посмотрел на отца:
– Гадес? Почему Гадес?
– Конечно Гадес! – Метелл Пий подтолкнул сына в спину. – Идем, юноша, в тень! Я не хочу, чтобы кого-нибудь хватил солнечный удар. Мне нужны все вы, до единого. Ты ведь не против длительной морской прогулки?
– Морской прогулки? Куда?
– В Новый Карфаген, конечно. Чтобы вызволить Гая Меммия.
– Отец, у тебя, без сомнения, выдающийся ум!
«И слышать это, – думал Свиненок, прячась с сыном в тень командирской палатки, – не менее приятно, чем шквал оваций и крики „Император!“, которыми армия приветствовала меня по окончании боя. Я это сделал! Я нанес сокрушительное поражение лучшему военачальнику Квинта Сертория».
Флот, который вышел из Гадеса, был очень большим и тщательно охранялся всеми военными кораблями, какие только смог выделить для этого наместник. Транспорты были нагружены пшеницей, маслом, соленой рыбой, сушеным мясом, нутом, вином, даже солью – все это для того, чтобы Новый Карфаген не голодал из-за блокады контестанов с суши и осады пиратов с моря.
Снабдив продовольствием Новый Карфаген, Метелл Пий погрузил легион Гая Меммия на опустевшие корабли и, не торопясь, отплыл к восточному побережью Ближней Испании, с удовольствием заметив, как повстречавшийся им на пути пиратский корабль поспешил уйти с дороги. Пираты могли победить Гая Котту в морском бою в этих же водах несколько лет назад, но они не хотели есть соленую поросятину.
Свиненок собирался, конечно, – как примерный римский аристократ – доставить Гая Меммия и его легион Помпею в Эмпории. И если он хотел немного поторжествовать и преувеличенно посочувствовать военным неудачам юного пиценца – что ж… Свиненок считал, что Помпей задолжал это ему за то, что пытался украсть его славу.
Как только флот миновал основную базу пиратов Дианий, он вошел в уединенную небольшую бухту, чтобы бросить якорь на ночь. Из Диания тайно выскользнула небольшая лодка и направилась к римским кораблям. В лодке сидел молодой Бальб, полный новостей.
– Как хорошо опять оказаться среди друзей! – обратился он на своей шепелявой латыни к Метеллу Пию, Метеллу Сципиону и Гаю Меммию (не говоря уже о дяде, Бальбе-старшем, который очень обрадовался, увидев племянника живым и здоровым).
– Я так понимаю, что тебе не удалось встретиться с моим коллегой Гнеем Помпеем, – сказал Метелл Пий.
– Нет, Квинт Цецилий. Мне удалось добраться только до Диания. Все побережье от устья реки Сукрон до Тадера кишит людьми Сертория, а я чересчур похож на гадитанца – меня поймали бы и, конечно, стали бы пытать. В Диании очень много финикийцев, поэтому я подумал, что лучше залечь там и слушать все подряд.
– И что же ты услышал, младший Бальб?
– Я не только услышал! Я увидел! Кое-что очень интересное, – сказал Бальб-племянник с сияющими глазами. – Недели две назад вошел флот. Он прибыл из Понта и принадлежит царю Митридату.
Римляне напряглись, подались вперед.
– Продолжай, – тихо сказал Метелл Пий.
– На борту флагмана находились два царских посланника, оба римские дезертиры. Кажется, они были легатами, командовавшими частью войск Фимбрии. Луций Магий и Луций Фанний.
– Я видел их имена в проскрипционных списках Суллы, – сказал Метелл Пий.
– Они прибыли предложить Квинту Серторию – он лично явился на переговоры через четыре дня после них – три тысячи талантов золотом и сорок больших военных кораблей.
– В обмен на что? – недовольно спросил Гай Меммий.
– Когда Квинт Серторий станет диктатором Рима, он утвердит нынешние границы Понта и позволит Митридату расширить свое царство.
– Когда Квинт Серторий станет диктатором Рима? – ахнул Метелл Сципион, пораженный. – Этого никогда не будет!
– Успокойся, сын! Позволь Бальбу продолжить, – сказал отец, скрывая свое возмущение.
– Квинт Серторий согласился на условия царя с одной оговоркой: провинция Азия и Киликия остаются за Римом.
– И как это приняли Магий и Фанний?
– Очень хорошо, по словам моего источника. Думаю, они ожидали этого, поскольку Рим не собирается разбрасываться провинциями. От имени Митридата они согласились, но сказали, что царь должен будет услышать о результатах переговоров от них лично, прежде чем подтвердить это официально.
– Понтийский флот все еще в Диании?
– Нет, Квинт Цецилий. Он оставался там только девять дней, потом отплыл.
– Золото и корабли были переданы?
– Еще нет. Весной. Но Квинт Серторий послал царю свидетельство своего согласия.
– В какой форме?
– Он подарил царю полную центурию великолепных испанских партизан под командованием Марка Мария, молодого человека, которого он очень высоко ценит.
Свиненок нахмурился:
– Марк Марий? Кто он?
– Побочный сын Гая Мария от женщины из Бетурии. Это случилось, когда он был наместником с полномочиями пропретора в Дальней Испании, сорок восемь лет назад.
– Тогда этот Марк Марий не так молод, – сказал Гай Меммий.
– Да. Извини, я ввел тебя в заблуждение, – со страхом произнес Бальб.
– О боги, это не та ошибка, за которую стоит извиняться! – с улыбкой сказал Свиненок. – Продолжай, продолжай!
– Марк Марий никогда не покидал Испанию, хотя он хорошо говорит на латыни и получил неплохое образование. Гай Марий знал о нем и вполне его обеспечил. Он интересуется жизнью испанских племен. Фактически он самый способный партизанский командир Квинта Сертория. Превосходно владеет тактикой партизанской войны.
– Значит, Серторий послал его учить Митридата ставить ловушки и проводить рейды, – подытожил Метелл Сципион. – Спасибо, Серторий!
– А деньги и корабли будут доставлены в Дианий? – спросил Метелл Пий.
– Да. Весной, как мне сказали.
Эта поразительная новость занимала Метелла Пия на протяжении всего пути до Эмпорий. Он никогда не думал, что амбиции Сертория простираются дальше Испании, где он мог стать этаким романизированным царем.
– Думаю, пора присмотреться к Квинту Серторию попристальнее, – сказал он Помпею, когда приехал в Эмпории. – Завоевание Испании – это только первый шаг. Если мы с тобой не остановим его, он явится к воротам Рима в своей прекрасной белой диадеме. Царь Рима! И союзник Митридата и Тиграна.
После долгого предвкушения оказалось, что Метелл Пий не в силах повернуть нож в открытых ранах Помпея. Он лишь раз взглянул на пустое лицо, тусклые глаза прежнего Мясничка и понял: вместо того чтобы напоминать Помпею о его недостатках, он, Метелл Пий, должен постараться восстановить его душевное и психическое равновесие. Метелл Нумидийский сказал бы, что честь Метеллов требует растоптать соперника. Но Пий-сын слишком долго жил в тени своего сурового отца, чтобы иметь столь высокое представление о своей чести.
Желая восстановить пошатнувшееся самомнение Помпея, Свиненок предусмотрительно отправил своего бестактного и самодовольного сына в Нарбонскую Галлию с Авлом Габинием – набрать там кавалерию и лошадей. Он побеседовал с Гаем Меммием, чтобы сделать его своим союзником, и послал Афрания и Петрея реорганизовать сильно поредевшую армию Помпея. Несколько дней он не думал о кампаниях последнего сезона, радуясь тому, что новости из Диания дали новую пищу для разговоров и размышлений.
Наконец в преддверии декабря, когда предстояло срочно возвращаться в свою провинцию, Старикашка из Дальней Испании перешел к делу.
– Не вижу необходимости останавливаться на событиях, которые уже в прошлом, – решительно заявил Метелл Пий. – Мы должны думать о кампаниях будущего года.
Помпею всегда нравился Метелл Пий. Но сейчас он понял, что лучше бы тот посыпал солью его раны, стал бы торжествовать. Тогда можно было бы не обращать внимания на его мнение и возненавидеть этого человека. Искренняя доброта и внимание только убедили Помпея в собственной несостоятельности. Ясно, Свиненок не считал его достойным своего презрения. Он, Гней Помпей Магн, был для Метелла Пия просто еще одним младшим военным трибуном, который потерпел неудачу, не выполнил первого же поручения. Такого младшего офицера нужно поднять, смахнуть с него пыль и снова посадить на коня.