– Потому что Сулла умер! – осуждающе произнес сын – с вызовом, как в те времена, когда он думал, что Сулла был ее любовником.
– Да.
– Почему? Ты ничем ему не обязана!
– Я обязана ему твоей жизнью, Цезарь!
– Которую он сначала подверг опасности!
– Мне жаль, что он умер, – решительно проговорила она.
– А мне – нет.
– Тогда сменим тему.
Вздохнув, Цезарь откинулся в кресле, признав свое поражение. Аврелия высоко держала голову – верный знак, что она не сдастся, каким бы блестящим аргументом он ни воспользовался.
– Настало время, чтобы моя жена разделила со мной постель, мама.
Аврелия нахмурилась:
– Ей едва исполнилось шестнадцать.
– Слишком молода для замужества, согласен. Но Циннилла – моя законная жена уже девять лет, а это в корне меняет ситуацию. Когда она встречала меня, я видел в ее глазах, что она готова лечь в мою постель.
– Да, думаю, ты прав, сын мой. Хотя твой дедушка сказал бы, что союз двух патрициев чреват риском для деторождения. Я бы хотела, чтобы она еще немного подросла, прежде чем забеременеть.
– С Цинниллой все будет хорошо, мама.
– В таком случае – когда?
– Сегодня.
– Но сначала надо как-то отметить это событие, Цезарь. Например, семейный обед – обе твои сестры сейчас в Риме.
– Семейного обеда не будет. И никакой суеты.
И семейного обеда не было. Раз не предполагалось никакой суеты, то Аврелия ничего и не сообщила невестке об изменении ее статуса. И когда та отправилась в свою маленькую комнатку, в опустевшей столовой ее вдруг задержал Цезарь.
– Сегодня тебе сюда, Циннилла, – молвил он, взяв ее за руку и подводя к спальне хозяина дома.
Она побледнела:
– О! Но я не готова!
– К этому ни одна девушка не бывает готова. Пора покончить с этим. И потом у нас все будет хорошо.
Это была хорошая идея – не дать ей времени подумать над тем, что должно произойти. Хотя, конечно, она размышляла об этом все четыре долгих года. Цезарь помог ей раздеться, а поскольку был очень аккуратен, то сам сложил ее одежду, довольный, что наконец-то в этой комнате появились женские вещи, впервые с тех самых пор, как Аврелия выехала из нее после смерти отца. Циннилла присела на край кровати и смотрела, как он складывает одежду. Но когда он стал раздеваться сам, она закрыла глаза. Цезарь опустился на ложе около нее, взял ее руки, положил их на свое голое бедро.
– Ты знаешь, что сейчас произойдет, Циннилла?
– Да – ответила она, все еще не открывая глаз.
– Тогда посмотри мне в лицо.
Большие темные глаза открылись, она нерешительно взглянула на него. И увидела любовь в его улыбающихся глазах.
– Какая ты хорошенькая, жена моя, и как хорошо сложена!
Он дотронулся до ее груди, полной, высокой, с сосками почти одного цвета со смуглой кожей. Она подняла руку, желая погладить его грудь, вздохнула.
Цезарь поцеловал жену, и это было ей приятно! Она так долго об этом мечтала… Но в реальности все оказалось даже лучше, чем было в мечтах. Она раскрыла губы и ответила на поцелуй, а потом стала ласкать его и не заметила, как легла рядом. Тело девушки ответило восхитительным трепетом на прикосновение. Его кожа была шелковой, и удовольствие теплом разливалось по всему существу Цинниллы.
Хотя она знала, что должно произойти, ее фантазии меркли по сравнению с действительностью. Уже много лет она любила его, он был средоточием всей ее жизни. Быть его женой на самом деле, а не только по закону – это восхитительно. Стоило ждать, чтобы испытать такой восторг! Он не торопился и не делал с ней ничего из того, что выходило за пределы мечтаний девственниц. Потом ей стало немного больно, но не настолько, чтобы растущее возбуждение прервалось. Чувствовать его в себе оказалось самым лучшим в ее жизни, и она не отпускала его, пока какой-то волшебный и совершенно неожиданный спазм не охватил каждую клеточку ее тела. Об этом ей никто никогда не говорил. Но это, она поняла, как раз и было тем, из-за чего женщины хотят быть замужем.
Когда на рассвете они поднялись, чтобы поесть еще горячего хлеба и выпить холодной воды из каменного резервуара в световом колодце, то увидели столовую, полную роз, и кувшин легкого сладкого вина на поставце. С ламп свисали маленькие куколки, сплетенные из шерсти, и колосья пшеницы. Потом пришла Аврелия, поцеловала их, пожелала им счастья, а после явились и все слуги и Луций Декумий с сыновьями.
– Как хорошо наконец-то быть на самом деле женатым! – сказал Цезарь.
– Согласна, – подхватила Циннилла, красивая и удовлетворенная, как всякая молодая жена после брачной ночи.
Гай Матий, пришедший последним, нашел скромный праздничный завтрак очень трогательным. Никто лучше его не знал, сколько женщин было у Цезаря. Но эта женщина являлась его женой. И как чудесно, что он не разочарован. Гай Матий сомневался, что смог бы осчастливить девушку возраста Цинниллы, после того как прожил с ней как с сестрой целых девять лет. Но, очевидно, Цезарь сделан из более твердого материала.
На первом заседании сената, которое посетил Цезарь, Филиппу удалось убедить отцов, внесенных в списки, призвать Лепида в Рим, чтобы провести курульные выборы. А на втором заседании Цезарь услышал, как читают резкий отказ Лепида, за которым последовал сенаторский декрет, приказывающий Катулу вернуться в Рим.
Тем временем Цезаря навестил его зять, Луций Корнелий Цинна.
– Назревает гражданская война, – сказал молодой Цинна, – и я хочу, чтобы ты был на стороне победителя.
– Победителя?
– На стороне Лепида.
– Он не победит, Луций. Он не может победить.
– С Этрурией и Умбрией, которые его поддерживают, он не может проиграть!
– Так говорят с начала существования мира. Я знаю только одного человека, который не может проиграть.
– И кто же это? – недовольно спросил Цинна.
– Я.
Это показалось Цинне очень смешным. Он расхохотался.
– Знаешь, – сказал он, успокоившись, – ты действительно странная рыбка, Цезарь!
– Может, я и не рыба вовсе. Может быть, я – курица, похожая на странную рыбу. А может, кусок баранины, висящий на крючке в лавке мясника.
– Я никогда не знаю, когда ты шутишь, – нерешительно сказал Цинна.
– Это потому, что я редко шучу.
– Ерунда! Ведь ты шутил, когда говорил, что ты – единственный, кто не может проиграть!
– Я был абсолютно серьезен.
– Ты не присоединишься к Лепиду?
– Нет, даже если он будет стоять у ворот Рима, Луций.
– Ты не прав. Я – с Лепидом.
– Я тебя не виню. Рим Суллы разорил тебя.
И младший Цинна ушел в Сатурнию, где находились Лепид и его легионы. На этот раз Катул от имени сената вторично потребовал возвращения Лепида, но Лепид снова отказался. Прежде чем Катул вернулся в Кампанию к своим легионам, Цезарь попросил у него встречи.
– Что ты хочешь? – холодно осведомился сын Катула Цезаря, которому никогда не нравился этот чересчур красивый и слишком одаренный молодой человек.
– Я хочу, чтобы ты взял меня в свой штат, если начнется война.
– Я не возьму тебя в свой штат.
Выражение глаз Цезаря изменилось, взгляд стал смертоносным, как у Суллы.
– Не обязательно, чтобы я нравился тебе, Квинт Лутаций, чтобы использовать меня.
– И как же я тебя должен использовать? Вернее, какую пользу ты сможешь мне принести? Ты ведь уже изъявил желание присоединиться к Лепиду.
– Ложь!
– Нет, как я слышал. Младший Цинна приходил к тебе перед своим отъездом из Рима, и вы обо всем договорились.
– Младший Цинна приходил поздравить меня, как и полагается шурину, после того как брак его сестры осуществился фактически.
Катул отвернулся:
– Ты мог убедить Суллу в твоей верности, Цезарь, но ты никогда не убедишь меня в том, что ты не смутьян. Ты мне не нужен. Я не нуждаюсь в человеке, в чьей преданности я сомневаюсь.
– Когда Лепид придет с войском, кузен, я буду сражаться за Рим. Если не с тобой, тогда в любом другом качестве. Я – римский патриций, из той же семьи, что и ты. И не являюсь чьим-либо клиентом или приспешником.
Уже на полпути к двери Цезарь остановился:
– Запомни, Катул, я всегда буду верен римским установлениям. В свое время я стану консулом – но не потому, что такой неудачник, как Лепид, сделается диктатором Рима. У Лепида нет ни смелости, ни твердости, Катул. Впрочем, и у тебя тоже.
Так и получилось, что Цезарь остался в Риме, а события с возрастающей скоростью приближались к восстанию. Был принят senatus consultum de re publica defendenda. Флакк, принцепс сената, умер, второй интеррекс провел выборы, и наконец Лепид двинулся на Рим. Вместе с несколькими тысячами других защитников города, самого разного статуса и общественного положения, Цезарь появился во всеоружии перед Катулом на Марсовом поле. Его послали с группой в несколько сотен человек охранять ведущий в город Деревянный мост через Тибр. Поскольку Катул не дал никакой командной должности обладателю гражданского венка, Цезарь был рядовым солдатом. У Деревянного моста боя не произошло, и, когда сражение у Квиринала закончилось, он отправился домой, не изъявив ни малейшего желания преследовать Лепида до побережья Этрурии.
Высокомерие и враждебность Катула не были забыты. Но Гай Юлий Цезарь умел ненавидеть терпеливо. Когда наступит время, придет и черед Катула. А до тех пор Катул подождет.
К большому сожалению Цезаря, когда он прибыл в Рим, младший Долабелла уже находился в ссылке, а Гай Веррес расхаживал по всему Риму – воплощение добродетели и честности. Веррес женился на дочери Метелла Капрария и пользовался большой популярностью среди выборщиков-всадников, считавших его показания против младшего Долабеллы большим подарком своему сословию, которое лишили права быть присяжными. Вот сенатор, который не побоялся обвинить одного из своих коллег!
Через Луция Декумия и Гая Матия Цезарь дал знать всем, что он намерен защищать любого человека из Субуры, и в те месяцы, когда Лепид и Брут терпели поражение, а Помпей одерживал победы, Цезарь выступал адвокатом в судах по делам мелким, но очень успешно. Его репутация росла, юристы и риторы стали посещать суды каждый раз, когда Цезарь защищал обвиняемого, – большей частью то были суды по гражданским делам или делам иноземцев, но иногда события разворачивались и в уголовном суде. Как Катул ни старался принизить Цезаря, люди слушали Катула все меньше и меньше, потому что им нравилось содержание речей Цезаря, не говоря уж об их форме.