– Все, что угодно, только не это!
– Тогда оставь Вифинию Риму.
– А ты можешь написать мое завещание, как полагается по римским законам?
– Да.
– Тогда сделай это, Цезарь. Я оставлю свое царство Риму.
В середине декабря царь Вифинии Никомед III умер. Одну его руку держал Цезарь, другую – жена. Он так и не проснулся. Ушел, не простившись с любимыми.
Завещание с курьером послали в Рим, и Цезарь получил ответ от сената еще прежде, чем восьмидесятипятилетний царь скончался. В ответе говорилось, что наместник провинции Азия Марк Юний Юнк прибудет в Вифинию, чтобы после смерти царя официально ввести Вифинию в состав провинции Азия. Так как Цезарь хотел остаться до этого события, то он должен будет сообщить Юнку о факте смерти царя.
Это было разочарование. Первым наместником Вифинии не станет человек подходящий или толковый.
– Я хочу, чтобы составили опись всех ценных вещей и произведений искусства, – сказал Цезарь вдовствующей царице, – а также содержания казны, состава флота, армии, переписали каждый комплект доспехов, мечи, пики, зафиксировали, сколько единиц артиллерии и осадных орудий, – всего, что у вас есть.
– Это будет сделано, но зачем? – недовольно спросила Орадалтис.
– Потому что, если наместник провинции Азия думает, что сможет набить свой кошелек, присвоив хоть одну пику или одну драхму, я хочу знать об этом, – решительно объяснил Цезарь. – Тогда я обвиню его в Риме и приложу все силы к тому, чтобы его наказали! Потому что под составленной вами описью свои имена поставят по крайней мере шесть самых влиятельных римлян. Тогда этот документ не сможет проигнорировать даже жюри сенаторов.
– Ой! А со мной ничего не сделают? – воскликнула царица.
– Лично с тобой – ничего. Но если ты переедешь из дворца в частный дом – лучше не здесь, в Никомедии, а в Халкедоне или в Прусе, – взяв с собой, что пожелаешь, тогда всю оставшуюся жизнь ты проживешь в покое и уюте.
– Тебе очень не нравится этот Марк Юний Юнк.
– Он мне очень не нравится.
– Он такой же, как Гай Веррес?
– Сомневаюсь, Орадалтис. Просто обычный корыстолюбец. Почувствовав себя здесь первым официальным представителем Рима, он постарается украсть все, что, как он решит, Рим позволит ему увезти, – спокойно объяснил Цезарь. – Рим потребует от него опись, но я думаю, что ваш список и его список не совпадут. Тут мы его и поймаем!
– А он не заподозрит, что мы составили собственный список?
Цезарь засмеялся:
– Только не он! Восточные царства обычно не склонны проявлять такую аккуратность. Точность, аккуратность – это черта римлян. Конечно, зная, что я здесь, он решит, что я первым обобрал дворец, поэтому он даже не подумает, что я мог сговориться с тобой, чтобы поймать его.
К концу декабря все было сделано. Царица переехала в маленькую рыболовецкую деревню Реба, за мысом Боспора на берегу Эвксинского моря. Здесь у Никомеда была личная вилла, и Орадалтис сочла ее идеальным местом для вдовствующей царицы.
– Когда Юнк потребует от тебя освободить виллу, ты покажешь ему копию документа, устанавливающего право на собственность, и скажешь ему, что оригинал находится у твоих банкиров. Каким банком ты будешь пользоваться?
– Я подумала о Византии. Это ближе всего.
– Отлично! Византий не входит в состав Вифинии, поэтому Юнк не сможет проверить твои счета или присвоить твои деньги. Ты также скажешь Юнку, что все, что находится на вилле, – это твоя собственность, часть твоего приданого. Тогда он не положит на это глаз. Поэтому не вноси в опись того, что хочешь взять с собой. Если кто и имеет право забрать что-то из дворца, это ты.
– Но я должна подумать и о Низе, – с тоской сказала старая женщина. – Кто знает? Может быть, моя дочь вернется ко мне, прежде чем я умру.
Пришло сообщение о том, что Юнк приплыл в Геллеспонт и прибудет в Никомедию через несколько дней. По пути он намерен остановиться в Прусе для инспекции, сказал его посланец. Цезарь перевез царицу на виллу, удостоверился, что казна выдала ей достаточно денег, чтобы у нее был хороший доход, поместил деньги Орадалтис и опись у выбранных ею банкиров в Византии и отплыл оттуда со своей свитой в двадцать человек. Он будет держаться фракийского берега Пропонтиды всю дорогу до Геллеспонта и таким образом избежит встречи с Марком Юнием Юнком, наместником Вифинии.
Цезарь не собирался возвращаться в Рим. Он планировал отправиться на Родос и там год или два поучиться у Аполлония Молона. Цицерон убедил его, что это поможет ему развить ораторские способности, хотя Цезарь хорошо знал, что уже вполне овладел искусством красноречия. Он не скучал по Риму, как Цицерон, не грустил и по своей семье, хотя иметь такую семью было приятно, она помогала сохранять спокойствие, уверенность. Его жена, ребенок, мать ждут его и будут на месте, когда он вернется. Ему и в голову не приходило, что кто-то может умереть, пока его нет дома.
Это путешествие оказалось дорогостоящим, но он не взял денег у Никомеда и Орадалтис. Только попросил оставить ему что-нибудь на память, и ему вручили настоящий изумруд – из Скифии, а не из Аравийского залива, где изумруды намного бледнее и не такие прозрачные. Это был гладкий, неограненный камень размером с куриное яйцо. На нем были выгравированы профили царя и царицы Вифинии. Естественно, продать такую вещь он не мог. Но Цезарь не беспокоился о деньгах. В настоящее время он имел их достаточное количество, а будущее, он был убежден, само позаботится о себе – таково было его отношение к финансам, которое доводило его мать до помрачения рассудка. Но вот свита из двадцати человек и нанятый корабль обошлись ему раз в десять дороже, чем все путешествия, которые он совершал до этого!
В Смирне он опять провел некоторое время с Публием Рутилием Руфом. Его сильно позабавили рассказы старика о Цицероне, который посетил его на пути в Рим с Родоса.
– Поразительный выскочка! – таков был приговор Цицерону Рутилия Руфа. – Он никогда не найдет счастья в Риме, знаешь, хотя обожает этот город. Я бы назвал его солью земли – порядочный, добросердечный и старомодный.
– Я понимаю, что ты имеешь в виду, – кивнул Цезарь. – Беда в том, дядя Публий, что у него великолепный ум и большие амбиции.
– Как у Гая Мария.
– Нет, – решительно возразил Цезарь, – не как у Гая Мария.
В Милете он узнал подробности о том, как Веррес украл тончайшую шерсть, гобелены и ковры из города, и посоветовал этнарху подать жалобу в римский сенат.
– Хотя, – добавил Цезарь, готовый сесть на корабль, чтобы плыть в Галикарнас, – вам повезло, что вместе с ними он не украл предметы искусства и не ограбил ваши храмы. Такое он проделывал в других местах.
Корабль, который он нанял в Византии, был добротным грузовым судном в сорок весел, с высоким полуютом, где располагались два рулевых весла, с каютой посреди палубы. Тридцать мулов и лошадей, включая нисейского коня и своего любимого Двупалого, Цезарь разместил в стойлах между каютой и полуютом. Поскольку они никогда не плавали на расстояние больше пятидесяти миль без захода в другой порт, всякий раз подготовка к отплытию оказывалась настоящим испытанием, так как лошадей и мулов приходилось загонять на корабль и снова ставить в стойла.
Милет не отличался от Смирны, Питаны и полудюжины других портов. Все в окрестностях гавани знали, что корабль нанят римским сенатором, и всем было очень интересно. Посмотрите, вот он! Красивый молодой человек в белоснежной тоге, который вышагивает так, словно ему принадлежит весь мир! А разве ему не принадлежит весь мир? Ведь он римский сенатор. Конечно, слухи распускали и сопровождавшие Цезаря слуги, так что всем бездельникам, слонявшимся в гавани Милета, было известно, что этот путешественник – знатный аристократ, сумевший уговорить царя Вифинии Никомеда оставить свое царство Риму. Не приходилось удивляться, что Цезарь был рад, когда сходни убрали, якорь подняли и корабль снова вышел в море.
Стоял замечательный день, море было спокойным, легкий бриз надувал большой льняной парус, давая возможность гребцам отдохнуть. До Галикарнаса они доберутся уже на следующий день. Так уверял Цезаря капитан, когда они стояли вместе на полуюте.
Они проплыли вдоль побережья семь или восемь миль. Вдали показался мыс. Корабль Цезаря спокойно прошел между мысом и видневшимся вдали островом.
– Фармакусса, – сказал капитан, указывая на остров.
Они миновали этот остров, держась берега. А еще дальше по курсу находился город Иас, расположенный на материке. Они обогнули следующий полуостров, двигаясь вдоль изрезанной береговой линии. Фармакусса имела очертания женской груди, причем одна грудь, южная, была больше другой.
– Кто-нибудь там живет? – спросил Цезарь просто так.
– Никого, даже пастухов с овцами.
Остров почти исчез из виду, когда низкая военная галера вынырнула из-за большой «груди», двигаясь наперерез кораблю Цезаря.
– Пираты! – взвизгнул капитан с побелевшим лицом.
Цезарь повернул голову, глядя на след от корабля, и кивнул:
– Да, и еще другая галера идет за нами. А сколько может быть людей на борту галеры? – спросил он.
– Вооруженных? Не меньше сотни. И вооружены до зубов.
– А на той, что сзади?
Капитан вытянул шею:
– Этот корабль побольше. Наверное, сто пятьдесят.
– Тогда ты ведь не будешь рекомендовать нам сопротивляться?
– О боги, сенатор, конечно нет! У них шпионы в каждом порту Эгейского моря. Я думаю, шпионы отправились из Милета вчера с описанием моего корабля и известием, что на нем плывет римский сенатор.
– Значит, Фармакусса – база пиратов?
– Нет, сенатор. Тогда Милет и Приена могли бы легко избавиться от них. Они просто спрятались там на несколько дней в ожидании жертвы. Ожидание долгим не бывает. Что-нибудь всегда попадается. Нам не повезло. Сейчас зима, и обычно штормит. Я надеялся избежать встречи с пиратами. Но, увы, погода слишком хорошая.
– И что они с нами сделают?