– Это галатийский вождь, – кивнул Бургунд. – Я помню его.
– И он должен тебя помнить. Даже среди галлов Галатии нет таких великанов. Я уверен, он знает о передвижениях Эвмаха и Марка Мария больше, чем я. Но я посылаю тебя не для того, чтобы предупредить его. Я хочу, чтобы ты сказал ему, что я организую армию из гарнизонов провинции Азия и попытаюсь заманить понтийское войско к низовьям Меандра. Я надеюсь устроить западню и разбить их. Если я это сделаю, они отступят во Фригию, не успев перестроиться, чтобы потом вновь вернуться. Ты скажешь Дейотару, что у него никогда больше не будет лучшей возможности выгнать понтийский сброд. Пусть он их поймает во Фригии, пока они там зализывают раны. Другими словами, скажи ему, что он будет действовать вместе со мной. Если я в провинции Азия, а он во Фригии хорошо выполним нашу работу, тогда в этом году ни в провинцию Азия, ни в Галатию уже никто не сунется.
– И как мне путешествовать, Цезарь? Я хочу сказать, в каком обличье?
– Я думаю, ты должен выглядеть как бог войны, Бургунд. Надень золотые доспехи, которые дал тебе Гай Марий, вставь в гребень твоего шлема самые большие пурпурные перья, какие сможешь найти на рыночной площади, и распевай какую-нибудь грозную германскую песню. Ори как можно громче. Если ты встретишь понтийских солдат, иди прямо сквозь них, словно их нет. Ты со своим нисейским конем посеешь среди них ужас.
– А после того как я увижусь с Дейотаром?
– Возвращайся ко мне, двигаясь по берегу Меандра.
Сто тысяч понтийцев, весной выступившие с Эвмахом и Марком Марием из Зелы, должны были, прежде всего, занять провинцию Азия и двигаться по более-менее прямому пути между Зелой в Понте и любой фригийской водной артерией, пересекавшей Галатию. Митридат не доверял галатам. Выросло новое поколение вождей, заменившее тех, кого царь Митридат умертвил на пиру почти тридцать лет назад, и власть Понта над Галатией была ненадежной. Потом следует покончить с этими чужаками галлами, но это сейчас не главное. Лучших людей Митридат оставил себе, а солдаты Эвмаха и Марка Мария были плохо обучены. Кампания в низовьях Меандра против дезорганизованных сообществ азиатских греков придаст войскам уверенности, закалит их.
В результате таких размышлений, направляясь в Пафлагонию, царь Понта решил держать при себе Эвмаха и Марка Мария и их армии. Он поздравил себя с тем, что так хорошо подготовлен к этой вылазке против Рима. В зернохранилищах Понта лежали два миллиона медимнов пшеницы, а один медимн обеспечивал два фунтовых хлеба в день в течение тридцати дней. Значит, одной только пшеницы Митридату хватит, чтобы прокормить всех своих людей в течение нескольких лет. Поэтому ему было все равно, что он приведет в Пафлагонию лишних сто тысяч ртов. Незначительные детали, вроде вопроса, каким образом будет перевезено такое огромное количество зерна и другого продовольствия, его не волновали. Это дело подчиненных. А Митридат просто считал, что они махнут волшебной палочкой – и все будет доставлено. В действительности эти наемники не имели ни опыта, ни представления, как выполнить работу, вполне обычную для любого римского praefectus fabrum, хотя ни одному римскому военачальнику и в голову не пришло бы вести на большое расстояние армию, в которой в общей сложности больше десяти легионов.
Получилось так, что к тому времени, как Эвмах и Марк Марий отделили свою сотню тысяч солдат от трехсот тысяч, принадлежавших Митридату, продовольствия оставалось так мало, что царь был вынужден послать длинную цепь людей обратно за много миль, чтобы они на своих плечах принесли тяжелые корзины с хлебом и накормили армию (телеги с волами пройти по этой местности не могли). А это, в свою очередь, означало, что каждый раз определенный процент солдат-носильщиков оказывался обессиленным. Флот вез запасы в Гераклею, как сказали царю. И еще царю сказали, что в Гераклее положение исправится.
Однако в Гераклее дела обстояли не лучше. Эвмах и Марк Марий двинули главные силы вглубь материка, к низовьям реки Биллей, пересекли горный хребет и вышли в долину реки Сангарий. В этой плодородной части Вифинии они могли хорошо кормить солдат за счет местных крестьян, но дальше путь их лежал через густо поросшее лесом нагорье, где были только небольшие обрабатываемые долины и отдельные участки распаханной земли.
Таким образом, неспособность прокормить сто тысяч солдат привела к тому, что Эвмах и Марк Марий разделились.
– Тебе не нужна вся армия, чтобы справиться с несколькими азиатскими греками, – сказал Марк Марий Эвмаху, – и определенно тебе не потребуется кавалерия. А я останусь на реке Тимбрис с частью пехоты и всей кавалерией. Мы будем обрабатывать землю, заготавливать фураж и ждать новостей от тебя. Постарайся вернуться к зиме и привести с собой половину жителей провинции Азия в качестве носильщиков. От верхнего Тимбриса до земель галатийских толистобогов недалеко, так что весной мы нагрянем туда и уничтожим их. И в будущем году у нас будет очень много галатийской провизии.
– Не думаю, что царю, моему кузену, понравится, если он услышит, как ты умаляешь значение его военного похода, сводя его к простой добыче продовольствия, – спокойно сказал Эвмах, который слишком боялся Митридата, чтобы высказывать недовольство.
– Царю, твоему кузену, не помешала бы хорошая римская выучка, тогда он знал бы, как тяжело накормить так много людей в походе, – равнодушно отозвался Марк Марий. – Меня послали научить вас искусству делать засады и устраивать вылазки, но до сих пор я командовал армией. В этом я мало понимаю. Но здравый смысл подсказывает, что половина этого войска должна остаться в речной долине с пригодной для земледелия почвой, чтобы обеспечить себя пропитанием. Плохо, если царя раздражают разговоры о необходимости кормить солдат! Если хочешь знать мое мнение, царь не живет на той же земле, где живем мы.
Еще больше времени было потрачено, пока Марк Марий менял место расположения, потому что Эвмах отказался уходить, пока не будет знать, где он может найти Мария по возвращении. Таким образом, наступил сентябрь, прежде чем Эвмах и около пятидесяти тысяч пехотинцев пересекли горы Диндим и достигли одного из притоков Меандра. Естественно, чем дальше вниз по течению шла армия, тем лучше были еда и фураж, – стимул продолжать кампанию, пока вся эта богатая часть мира не будет снова принадлежать царю Понта Митридату.
Поскольку большинство самых больших городов вдоль бесконечной реки были расположены на южном берегу, Эвмах перешел на ее северный берег, следуя по мощеной дороге, которая начиналась у города Триполис. Обещая солдатам, что им будет разрешено грабить, когда они займут провинцию Азия, Эвмах обошел Низу, первый большой город, который они встретили, и продолжил путь вниз по течению в направлении к городу Траллы. Было невозможно удержать людей на марше в строю, поскольку постоянно приходилось искать пропитание. Иногда им попадалось стадо молодых овец или жирных гусей, и несколько сотен солдат бросались на них и преследовали, пока все до последнего животного не были пойманы и зарезаны. И тогда беспорядок в армии еще больше усиливался.
Приятное и спокойное продвижение по богатой земле было как праздник. Разведчики Эвмаха два раза в день сообщали одно и то же: все спокойно. «Это потому, – думал Эвмах с презрением, – что никакого сопротивления к югу от Пергама не существует!» Все римские легионы (даже те, которые находятся в Киликии) располагаются на окраинах Пергама, чтобы защитить драгоценную персону наместника. Это уже было известно всем понтийским полководцам, а Марк Марий подтвердил старые сведения, послав разведчиков к Каику.
Эвмах был так спокоен и чувствовал себя в такой безопасности, что даже не заволновался, когда однажды вечером его разведчики не появились с докладом в обычное время – за час до заката. Город Траллы был теперь ближе, чем оставшаяся позади Низа, русло Меандра извивалось по холмистой долине. На поворотах вода отражала золото лучей заходящего солнца. Вечерний свет падал на жнивье. Эвмах отдал приказ остановиться на ночлег. Никаких фортификаций построено не было, не наблюдалось никакого порядка в организации общего лагеря. Армия напоминала опустившуюся на землю стаю скворцов. Все это сопровождалось болтовней, пререканиями, перестановками.
Было еще довольно светло, когда четыре легиона азиатских гарнизонов стройными римскими рядами выступили из тени, набросились на ужинавшую понтийскую армию и изрубили в куски не ожидавших нападения солдат. Хотя людей Эвмаха было в два раза больше, застигнутые врасплох, они не оказали сопротивления.
Имея лошадей и, по чистой случайности, остановившиеся на дальней стороне лагеря, Эвмах и его старшие легаты бежали. Они скрылись, не заботясь о судьбе своих солдат, и направились к реке Тимбрис и к Марку Марию.
В тот год удача была не на стороне Митридата. Эвмах вернулся на Тимбрис, как раз когда Дейотар и галатийские толистобоги напали на Марка Мария и его половину войска. В основном это была кавалерийская стычка, так и не перешедшая в ожесточенное сражение. Сарматские и скифские наемники лучше сражались на открытом пространстве. Они плохо маневрировали среди холмов долины верхнего Тимбриса и погибали тысячами.
К декабрю остатки фригийской армии с боями отошли к Зеле под командованием Эвмаха. Марк Марий сам отправился искать Митридата, предпочитая рассказать царю о случившемся лично, а не в отчете.
Гарнизонное войско провинции Азия ликовало и вместе со всем населением долины Меандра несколько дней праздновало победу.
В своем обращении к войску перед сражением Цезарь делал ударение на то, что провинция Азия сама защищает себя, что Рим далеко и не может помочь, что сейчас судьба провинции целиком зависит от азиатских греков, живущих на этой земле. Обращаясь к солдатам на местном наречии, Цезарь хотел пробудить у них чувство патриотизма. В результате двадцать тысяч солдат Лидии и Карии, которых вел Цезарь, чтобы захватить лагерь Эвмаха, так воодушевились, что сражение послужило разрядкой напряжения. В течение четырех промежутков между нундинами Цезарь обучал их, внушал им сознание собственной значимости, прививал дисциплину – и результаты оказались такими, на которые он мог только надеяться.