– В этом году понтийцы больше не сунутся, – сказал он Мемнону на победном пиру в Траллах через два дня после поражения Эвмаха, – но на следующий год они могут прийти снова. Я научил вас, что и как делать. Теперь население провинции Азия должно защищать себя само. Думаю, Рим будет так занят на других фронтах, что для провинции Азия не останется ни легионов, ни военачальников. Но вы теперь поняли, что можете постоять за себя.
– И этим мы обязаны тебе, – сказал Мемнон.
– Ерунда! Все, что вам действительно требовалось, – это чтобы кто-то подтолкнул вас. Мне повезло, что этим человеком оказался именно я.
Мемнон подался вперед:
– Мы намерены построить храм Победы как можно ближе к месту сражения, насколько позволит подтопляемая равнина. Говорят, есть небольшое возвышение на окраинах Тралл. Ты позволишь нам поставить твою статую в храме, чтобы народ не забыл, кто их возглавлял?
Даже если бы Лукулл лично запретил это, Цезарь не отказался бы от такой удивительной чести. Траллы далеко от Рима. Это отнюдь не самый большой город провинции Азия. Вряд ли кто-нибудь из высокопоставленных римлян посетит храм Победы, который не сможет похвастаться ни древностью, ни красотой. Но для Цезаря эта честь означала очень многое. В возрасте двадцати шести лет у него будет своя статуя в полный рост, в регалиях полководца, стоящая в храме Победы. Потому что в двадцать шесть лет он привел армию к победе.
– Я был бы счастлив, – серьезно ответил он.
– Тогда завтра я пришлю к тебе Главка. Он замечательный скульптор, работает в студиях в Афродисиасе, но поскольку он в ополчении, то сейчас с нами. Я позабочусь, чтобы с ним был художник, который сделает несколько цветных эскизов. Тогда тебе не придется позировать, если возникнет необходимость уехать.
Да, у Цезаря имелись дела в другом месте. И первым делом нужно увидеть Лукулла в Пергаме, прежде чем новость о победе при Траллах достигнет его другим способом. Когда Бургунд вернулся из Галатии за семь дней до сражения, Цезарь смог послать гиганта-германца на Родос сопровождать двух писарей и его драгоценного Двупалого. В Пергам он отправился один.
Цезарь проехал сто тридцать миль, останавливаясь только для того, чтобы поменять лошадей. Он делал это довольно часто, чтобы перемещаться со скоростью десять миль в час днем и семь миль в час ночью. Дорога была хорошая, римская, и хотя луна была на ущербе, небо оставалось безоблачным. Удача ему сопутствовала. Покинув Траллы на рассвете следующего дня после победного пира, Цезарь прибыл в Пергам в тот же день через три часа после наступления темноты. Была середина октября.
Лукулл принял его сразу. Цезарь посчитал важным, чтобы при этом не присутствовал его дядя, Марк Котта, который тоже находился во дворце наместника; Юнка нигде не было видно.
Цезарь протянул руку для приветствия, но вежливый жест проигнорировали. Не предложил Лукулл Цезарю и сесть. Беседовали стоя.
– Что заставило тебя, Цезарь, так далеко уехать от места твоей учебы? Ты опять встретился с пиратами? – ледяным тоном осведомился Лукулл.
– Не с пиратами, – деловито ответил Цезарь, – а с армией Митридата. Пятьдесят тысяч явились в низовье Меандра. Я услышал об этом, прежде чем ты прибыл на Восток, и посчитал бесполезным сообщать об этом наместнику, который был информирован лучше, чем я, но который не двинулся с места, чтобы защитить долину Меандра. Поэтому я заставил Мемнона из Приены собрать азиатские гарнизоны, что, как ты знаешь, в его власти, если этого потребует Рим. И у него не было причины сомневаться, что я действую от имени Рима. К середине сентября вожди местных городов Лидия и Кария собрали двадцать тысяч человек, которых я обучил, готовя к сражению. Понтийская армия вошла в провинцию в конце сентября. Под моим руководством азиаты победили Эвмаха возле города Траллы три дня назад. Почти все понтийцы были убиты или захвачены в плен, хотя самому Эвмаху удалось бежать. Я понимаю так, что с другой частью понтийской армии, под командованием Марка Мария, справится тетрарх Дейотар из толистобогов. Ты должен получить сообщение от Дейотара через несколько дней. Вот и все, – закончил Цезарь.
Длинное лицо Лукулла с холодными голубыми глазами не смягчилось.
– Думаю, этого достаточно! Почему ты не известил наместника? Ты же не мог знать его планов.
– Наместник – некомпетентный и корыстный дурак. Я уже испытал это на себе. Если бы он решил все взять под контроль – в чем я сомневаюсь, – он бы действовал очень медленно. И это я тоже знаю. Вот почему я не известил его. Не хотел, чтобы он путался у меня под ногами.
– Ты превысил свои полномочия, Цезарь. Ты не имел права этого делать.
– Верно. Поэтому я ничего и не превысил.
– Здесь не состязание в софистике!
– Было бы лучше, если бы это было состязанием. Что ты хочешь от меня услышать? Я молод, Лукулл, но уже повидал более чем достаточно подобных людей, которых Рим посылает в свои провинции, наделяя властью. Я не считаю, что для Рима лучше, если такие люди, как я, будут проявлять слепое повиновение таким персонажам, как Юнк, Долабеллы или Веррес. Я знал, что делать, и сделал это. Я мог бы добавить, что сделал это, уверенный в том, что меня не поблагодарят. Зная, что меня будут ругать, вероятно, даже решат судить за оскорбление величия.
– По законам Суллы оскорбление величия приравнено к измене.
– Очень хорошо. За измену.
– Почему ты пришел ко мне? Просить прощения?
– Да я скорее умру!
– Ты не меняешься.
– Во всяком случае, не становлюсь хуже.
– Я не могу простить того, что ты сделал.
– Я и не жду этого от тебя.
– Но все же ты пришел ко мне. Почему?
– Чтобы поставить в известность командующего, как велит мне долг.
– Полагаю, ты говоришь о своем сенаторском долге, – сказал Лукулл, – хотя сообщить об этом нужно было также наместнику, а не только мне. Но я справедлив. Я понимаю, что Рим должен быть благодарен за твою расторопность. В подобных обстоятельствах я, может, действовал бы так же. Если бы был уверен, что не пренебрег властью наместника. Для меня должность человека значительно важнее его качеств. Некоторые винили меня за то, что царь Митридат развязал третью войну с Римом, потому что я отказался помочь Фимбрии взять в плен Митридата в Питане, позволив ему спастись. Ты же, напротив, сотрудничал бы с Фимбрией под тем предлогом, что цель оправдывает средства. Но я не могу признать представителя незаконного римского правительства. Я считаю, что поступил правильно, отказав в помощи Фимбрии. Я поддержу любого римлянина, наделенного официальной властью. И наконец, я считаю, что ты очень похож на другого юношу с большими фантазиями, на Гнея Помпея, который называет себя Магном. Но ты, Цезарь, значительно более опасен, чем любой Помпей. Ты рожден для пурпура.
– Странно, – прервал его Цезарь, – я тоже так считаю.
Лукулл бросил на Цезаря испепеляющий взгляд:
– Не буду тебя обвинять, Цезарь, но и хвалить не стану. Очень кратко я сообщу в Рим о сражении при Траллах и опишу, что азиатские гарнизоны под местным командованием победили. Твое имя упомянуто не будет. Я не возьму тебя в свой штат и не разрешу ни одному наместнику брать тебя к себе.
Цезарь слушал с каменным лицом и устремленным вдаль взглядом, но, когда Лукулл резко показал ему на дверь, выражение лица Цезаря изменилось, стало упрямым.
– Я не настаиваю на том, чтобы меня упомянули в докладах как командира азиатских войск, но я категорически настаиваю на том, чтобы в докладе было указано, что я участвовал в кампании на Меандре. Если меня не упомянут, я не смогу считать это моей четвертой кампанией. Я намерен отслужить десять кампаний, прежде чем выдвину свою кандидатуру на должность квестора.
Лукулл удивленно посмотрел на Цезаря:
– Тебе не обязательно быть квестором! Ты уже в сенате.
– По закону Суллы мне нужно отслужить квестором, прежде чем стать претором или консулом. А до этого я должен участвовать в десяти кампаниях.
– Многие квесторы не участвовали в обязательных десяти кампаниях. Сейчас не время Сципиона Африканского и Катона Цензора! Никто не будет считать, в скольких кампаниях ты участвовал, когда твое имя появится в списках кандидатов.
– В моем случае, – твердо сказал Цезарь, – кто-нибудь непременно сосчитает. Моя судьба ясна. Мне ничего не будет даваться легко, на каждом шагу придется преодолевать ожесточенное сопротивление. Я стою над остальными, и я превзойду остальных. Но никогда, клянусь, я не пойду против закона. Я буду подниматься по cursus honorum точно в соответствии с предписаниями. И если в моем послужном списке будут десять кампаний, в первой из которых я заслужил гражданский венок, тогда я возглавлю список квесторов. И это единственное место в списке, приемлемое для меня после стольких лет пребывания сенатором.
Лукулл сурово смотрел на красивое лицо со знакомыми глазами – глазами Суллы – и понял, что должен остановиться.
– О боги, твоя самонадеянность не знает границ! Очень хорошо, я сообщу в донесении, что ты участвовал в этой кампании. Я упомяну также твое присутствие на поле боя.
– Это мое право.
– Однажды, Цезарь, ты переоценишь себя.
– Невозможно! – засмеялся Цезарь.
– Когда ты так говоришь, ты отвратителен.
– Не понимаю почему, если я говорю правду.
– Еще одно.
Готовый уже уйти, Цезарь остановился:
– Да?
– Этой зимой проконсул Марк Антоний переносит арену борьбы с пиратами с западного сектора Нашего моря на восток. Я думаю, он хочет сосредоточиться на Крите. Его штаб будет в Гифее, где уже усердно действуют некоторые его легаты. Марк Антоний должен собрать большой флот. Ты, конечно, наш лучший реквизитор кораблей, как мне известно из твоих действий в Вифинии, а также от Ватии Исаврийского. Родос дважды тебе обязан! Если ты хочешь добавить еще одну кампанию к твоему списку, Цезарь, тогда сразу отправляйся в Гифей. Твое звание – об этом я специально сообщу Марку Антонию – младший военный трибун. Ты будешь жить с римлянами в городе. Если я услышу, что ты набрал себе личный штат или каким-то образом превысил полномочия младшего военного трибуна, – клянусь тебе, Гай Юлий Цезарь, я отдам тебя под военный суд! И не думай, что я не смогу убедить Марка Антония! После того как ты – родственник! – обвинил его брата, он тебя не переносит. Конечно, ты вправе отказаться от назначения. Но это – единственная военная должность, которую ты можешь получить после того, как я разошлю несколько писем. Я – консул. Это значит, что я обладаю высшей властью, так что не проси назначения у младшего консула, Цезарь!