Аррий, единственный участник войны против Спартака, которого Красс решил держать при себе.
Затем он объявил, что, поскольку консульских легионов не четыре, а только два из-за несчастных случаев и дезертирства, из двадцати четырех военных трибунов он возьмет двенадцать, занявших первые строчки. Но не нынешнего года. Их срок почти истек, и Красс считал, что ничего нет хуже для этих легионов – не самого высшего разбора! – чем смена непосредственных командиров через месяц после начала кампании. Поэтому Красс раньше срока призовет военных трибунов следующего года. Он также попросил дать ему одного из квесторов на будущий год, а именно Гнея Тремеллия Скрофу из старинной преторской семьи.
Затем Красс удалился в Капую и разослал агентов к своим ветеранам тех дней, когда он сражался с Карбоном и самнитами. Ему предстояло набрать шесть легионов, и очень быстро. Некоторые из его недоброжелателей припомнили, что солдатам не нравилась скупость Красса, забиравшего все трофеи, и предрекали, что добровольцев окажется мало. Но, вероятно, годы смягчили солдатские сердца, и ветераны охотно стекались под знамена Красса. К началу ноября, когда пришла весть, что Спартак со своими людьми повернул назад и возвращается по Эмилиевой дороге, Красс был готов к маршу.
Однако сначала предстояло решить вопрос с остатками консульских легионов, которые не покидали лагерь в Фирме после поражения Геллия и Клодиана. Их было двадцать когорт – все, что осталось от четырех легионов. Перевести их в Капую было невозможно, пока не будут сформированы шесть легионов Красса. В последние годы рекрутские наборы были невелики, поэтому половина учебных лагерей вокруг Капуи оказалась закрыта и разобрана.
Когда Красс посылал Марка Муммия и двенадцать военных трибунов привести эти двадцать когорт из Фирма, он знал, что Спартак и его армия приближаются к Аримину. Муммию был отдан строгий приказ: он должен избегать столкновений со Спартаком, который, как считалось, все еще находился намного севернее Фирма. К несчастью для Муммия, достигнув Аримина, Спартак повел свои войска отдельно от обоза, зная, что его арьергарду ничто не угрожает. Таким образом, получилось, что когда Муммий прибыл в лагерь, построенный Геллием и Клодианом, к нему приближались передовые части армии Спартака.
Столкновение было неизбежно. Муммий делал все возможное, но он и его трибуны, среди которых был и Цезарь, мало что могли. Никто из них не знал войска, солдаты не были обучены надлежащим образом, и все они боялись Спартака, как дети боятся привидений. Случившееся нельзя было назвать сражением. Авангард Спартака просто прошел через римский лагерь, словно его не существовало, а впавшие в панику солдаты консульских легионов разбежались во все стороны. Они побросали оружие и скинули с себя кольчуги и шлемы, все, что замедляло бегство. Отставшие погибли, быстроногие удрали. Отказавшись от преследования, повстанцы стремительно продвигались дальше, останавливаясь только для того, чтобы подобрать брошенное оружие или снять доспехи с мертвецов.
– Ты не мог ничего поделать, – сказал Цезарь Муммию. – Вина лежит на нашей разведке.
– Марк Красс будет в бешенстве! – в отчаянии воскликнул Муммий.
– Это еще мягко сказано, – безжалостно заметил Цезарь. – Но все равно мятежники остаются недисциплинированной ордой.
– Свыше ста тысяч!
Они стояли лагерем на холме, недалеко от огромной массы людей, продолжавших двигаться на юг. Цезарь, у которого было очень острое зрение, уточнил:
– Солдат у него не больше восьмидесяти тысяч, может быть даже меньше. То, что мы сейчас видим, – это люди, сопровождающие войско: женщины, дети, а также мужчины, не способные держать оружие. Это по крайней мере пятьдесят тысяч. У Спартака большой груз на шее. Он вынужден таскать за собой семьи и личные вещи. Ты видишь скопище бродяг, а не армию, Муммий.
Муммий отвернулся:
– Ну что ж, нет причины останавливаться здесь. Марк Красс должен знать, что произошло. И чем скорее, тем лучше.
– Мятежники уйдут через день-два. Я бы предложил подождать, пока они не удалятся. Потом соберем разбежавшихся солдат из консульских легионов. Если их отпустить, они исчезнут навсегда. Думаю, Марк Красс захочет увидеть их, в каком бы состоянии они ни были, – сказал Цезарь.
Остановившись, Муммий посмотрел на своего старшего трибуна:
– Соображаешь, Цезарь. Ты прав. Мы должны собрать остатки легионов и привести их с собой. Иначе гнев нашего командующего будет страшен.
Пять когорт лежали мертвыми среди развалин лагеря. Погибло большинство центурионов. Пятнадцать когорт уцелели. Муммию потребовалось одиннадцать дней, чтобы выследить бежавших и собрать их снова. Это оказалось не так трудно, как полагал Муммий. Их моральное состояние оказалось хуже физического.
Пятнадцать когорт солдат, одетых только в туники и сандалии, повели к Крассу, находящемуся в лагере у Бовиана. Он поймал отряд мятежников, отколовшийся от основной массы и шедший на запад, и перебил шесть тысяч человек. Но сам Спартак теперь направлялся к Венузии, и Красс посчитал нецелесообразным следовать за ним с небольшим войском по враждебным территориям. Сейчас было начало декабря, но так как календарь на сорок дней опережал сезоны, зима еще не наступила.
Командующий молча выслушал Муммия, потом сказал:
– Я не виню тебя, Марк Муммий. Но что я буду делать с пятнадцатью когортами людей, которым нельзя доверять и которые боятся сражаться?
Никто не ответил. Задавая этот вопрос, Красс точно знал, что будет делать. Все присутствующие понимали это, но никто не догадывался, что именно он задумал.
Кроткий взгляд медленно переходил с одного лица на другое, задержался на Цезаре, потом поплыл дальше.
– Сколько их? – спросил Красс.
– Семь с половиной тысяч. По пятьсот солдат в когорте, – ответил Муммий.
– Я устрою децимацию.
Наступила тишина. Никто не шевельнулся.
– Постройте всю армию завтра с восходом солнца и приготовьте все необходимое. Цезарь, ты – понтифик, ты совершишь жертвоприношение. Юпитеру Всесильному или какому-то другому богу?
– Мы должны принести жертву Юпитеру Статору, Марк Красс. Он останавливает бегущих солдат. Индигету. И еще богине войны Беллоне. Жертвой должен быть черный теленок.
– Муммий, твои военные трибуны пусть позаботятся о жребиях. Кроме Цезаря.
После этого командующий отпустил свой штат. Люди молча вышли из командирской палатки. Казнь каждого десятого!
С восходом солнца шесть легионов Красса были построены. Напротив них выставили провинившихся в десять рядов, в каждом по семьсот пятьдесят человек. Муммий лихорадочно старался придумать, как ускорить и упростить процедуру, поскольку для децимации людей необходимо было поделить на декурии. Само собой разумеется, что сам Красс оказывал большую помощь в организации.
Они стояли, одетые только в туники и сандалии, у каждого в правой руке была дубинка, и каждый был пронумерован от I до X. Храбрецами они не выглядели, ибо все дрожали от страха, на каждом лице был написан ужас и пот катился градом, несмотря на утренний холод.
– Бедняги, – сказал Цезарь стоявшему рядом военному трибуну Гаю Попиллию. – Я не знаю, что страшит их больше: мысль о том, что вот сейчас кто-то из них умрет, или мысль о том, что кто-то из девяти должен будет убить его. Это не воины.
– Они слишком молоды, – печально отозвался Попиллий.
– Обычно это преимущество, – возразил Цезарь, который сегодня был в тоге понтифика, богатом и ярком одеянии с пурпурными и алыми полосами. – Что человек знает в семнадцать или восемнадцать лет? У них нет ни жен, ни детей, о которых нужно беспокоиться. Юность – буйная пора, когда нужен выход для энергии. Лучше пусть это будет сражение, чем вино, женщины и драки в тавернах.
– Ты суровый человек, – заметил Попиллий.
– Нет. Просто практичный.
Красс был готов начать. Цезарь, покрыв голову полой тоги, прошел туда, где были разложены ритуальные инструменты. В каждом легионе имелись свой жрец и авгур, и один из военных авгуров уже осмотрел печень черного теленка. Но поскольку казнь была назначена проконсулом, требовалось присутствие более высокопоставленного жреца. Цезарь должен был подтвердить выводы авгура. Объявив громким голосом, что Юпитер Статор, бог Индигет и богиня войны Беллона приняли жертву, он произнес заключительные молитвы. И кивнул Крассу, что можно начинать.
Получив одобрение богов, Красс заговорил. Перед провинившимися была воздвигнута высокая трибуна, на которой стояли Красс и его легаты. Единственным военным трибуном, входившим в эту группу, был Цезарь, совершивший богослужение. Остальные сгрудились вокруг стола в середине пространства между легионами ветеранов и когортами, которые будут подвергнуты децимации. Их обязанностью было распределять жребии.
– Легаты, трибуны, младшие офицеры, центурионы и рядовые! – крикнул Красс высоким голосом. – Сегодня вас собрали здесь, чтобы вы стали свидетелями наказания, такого редкого и такого жестокого, что много поколений прошло с тех пор, как его применяли последний раз. Так наказывают солдат, которые показали себя недостойными быть римскими легионерами, которые покинули поле боя, оставили свои штандарты самым трусливым и непростительным образом! Я приказал казнить каждого десятого из пятнадцати когорт по очень серьезной причине: с тех пор как они были призваны на военную службу в начале этого года, они убегали с каждого поля боя. А теперь, при последнем поражении, они совершили худшее преступление солдата: они бросили свое оружие и доспехи, чтобы враг мог подобрать их и использовать против нас. Никто из них не имеет права жить, но не в моей власти казнить всех. Это прерогатива сената, и только сената. Поэтому я воспользуюсь своим правом проконсула и казню каждого десятого. Надеюсь, сделав это, я воодушевлю оставшихся в живых и в будущем они будут сражаться, как римские солдаты. И еще я покажу вам, моим верным и постоянным последователям, что не потерплю трусости! И пусть все наши боги будут свидетелями: я отомстил за поругание доброго имени и чести римских солдат!