Он хотел составить черновик письма, чтобы Варрон, как обычно, отредактировал его: пусть бы оно звучало подипломатичнее. Но, прочитав эту короткую записку несколько раз, Помпей пришел к выводу, что улучшить ее невозможно. С ними надо жестко!
Филипп прибыл как раз в тот момент, когда Помпей, удовлетворенный, отложил стилос.
– Вот и хорошо! – воскликнул Помпей, вставая и пожимая Филиппу руку (вялую и потную). – Ты возьмешь это письмо и зачитаешь его в сенате.
– Требуешь заслуженного триумфа? – вздохнув, молвил Филипп и сел.
Он шел пешком по Прямой дороге, потому что паланкин несли очень медленно. Но он не подумал, как далеко придется идти и какой жаркий этот июньский день, хотя по календарю стояла еще весна.
– Чуть большего, чем триумф, – усмехнулся Помпей, передавая ему восковую дощечку.
– Сначала, если можно, немного вина.
Филиппу потребовалось время, чтобы разобрать ужасный школярский почерк Помпея. Он сделал первый большой глоток хорошо разбавленного вина и поперхнулся. Он так сильно кашлял, что Помпею пришлось встать и постучать его по спине. Прошло некоторое время, прежде чем Филипп успокоился и высказал свое мнение.
Но он не стал комментировать прочитанное. Вместо этого он посмотрел на Помпея так, словно видел его впервые. Это был изучающий взгляд. Перед ним стоял человек в кирасе; кожа светлая, в веснушках, очень привлекательное лицо со скошенным подбородком и копной волос, отливающих золотом, как у Александра. А глаза – широко расставленные, светлые, нетерпеливые, такие голубые! Помпей Магн, Новый Александр. Откуда эта дерзость, питающая подобные требования? Помпей-отец был странным человеком, а сыну всегда удавалось убедить людей, что он совсем другой. Но сын оказался намного эксцентричнее отца! Мало что могло удивить Луция Марция Филиппа. Но это был не просто сюрприз. Это был шок, от которого запросто можно умереть!
– Ведь ты не серьезно? – тихо спросил Филипп.
– А почему я не могу быть серьезным?
– Магн, ты просишь невозможного! Это – просто – невозможно! Это против всех законов, писаных и неписаных! Никто не может стать консулом, не будучи сенатором! Даже младший Марий и Сципион Эмилиан не были избраны консулами, пока не сделались сенаторами! Ты, конечно, мог бы возразить, что Сципион Эмилиан создал прецедент, став консулом прежде преторства, а младший Марий не был даже квестором. Но все же он стал сенатором задолго до консульских выборов! И Сулла ликвидировал все эти прецеденты! Магн, умоляю тебя, не оглашай этого письма!
– А я хочу быть консулом! – сказал Помпей и так сжал губы, что они побелели.
– Хохот, вызванный твоим посланием, поднимет бурю, которая вернет его тебе. Этого нельзя делать!
Помпей сел, перекинул ногу через подлокотник и стал покачивать ею.
– Конечно, это можно сделать, Филипп! – нежно проговорил он. – У меня шесть легионов лучших, выносливых солдат, и я утверждаю, что стану консулом!
Филипп громко выдохнул. Его била дрожь.
– Ты этого не сделаешь! – выкрикнул он.
– Ты же знаешь, что сделаю.
– Но у Красса – восемь легионов в Капуе! Это будет гражданская война!
– Ха! – воскликнул Помпей, продолжая помахивать ногой. – Восемь легионов трусов? Да я их съем вместо обеда.
– Ты так же говорил про Квинта Сертория.
Нога перестала качаться. Помпей побледнел, оцепенел:
– Никогда больше не упоминай об этом, Филипп.
– О-о, cacat! – простонал Филипп, сжав руки. – Дерьмо… Магн, Магн, умоляю, не делай этого! Как тебе пришла в голову мысль, будто Красс командует армией трусов? Из-за консульских легионов? Из-за этой децимации? Освободись от иллюзий! Он воспитал великолепную армию, так же преданную ему, как твоя армия предана тебе. Марк Красс – не Геллий и не Клодиан! Разве ты не слышал, что он сделал на Аппиевой дороге между Капуей и Римом?
– Нет, – сказал Помпей, теряя уверенность. – И что же он сделал?
– Шесть тысяч шестьсот повстанцев висят на шести тысячах шестистах крестах вдоль Аппиевой дороги между Капуей и Римом. Через каждые сто футов – крест, Магн! Он казнил каждого десятого из консульских легионов, чтобы показать им, что думает о трусливых солдатах. И распял всех выживших из армии Спартака, чтобы показать рабам в Италии, что ожидает восставших. Это действия человека, с которым нельзя не считаться, Магн! Это действия человека, который, может, и не хочет гражданской войны – она не сулит ему финансовых выгод, – однако, если сенат прикажет ему, он запросто поднимет против тебя оружие. И у него хороший шанс уничтожить тебя!
Ощущение неопределенности прошло. Лицо Помпея стало упрямым.
– Я прикажу моему писарю переписать письмо, Филипп, а ты прочитаешь его завтра в сенате.
– Ты погубишь себя!
– Не погублю.
Ясно, что беседа подошла к концу. Филипп встал. Он еще не успел выйти из палатки, как Помпей уже снова что-то строчил. На этот раз он обращался к Марку Лицинию Крассу.
Приветствие и тысяча поздравлений, мой старый друг и соратник в борьбе с Карбоном. Пока я утихомиривал Испанию, ты, я слышал, утихомиривал Италию. Мне говорят, что ты превратил консульских трусов в великолепных воинов и научил всех нас, как наилучшим образом справляться с восставшими рабами. Еще раз тысяча поздравлений. Если ты планируешь этим вечером быть у себя, могу ли я заглянуть к тебе – поболтать?
– Ну и чего же он хочет? – спросил Красс Цезаря.
– Интересно, – ответил Цезарь, возвращая письмо Крассу. – Я невысокого мнения о его литературном стиле.
– У него вообще нет литературного стиля! Он дикарь.
– А ты собираешься сегодня оставаться здесь, чтобы наш друг мог «заглянуть поболтать»? Интересно, что кроется за этой фразой?
– Зная Помпея, можно предположить, что он считает ее вполне допустимой. Да, я, конечно, останусь здесь сегодня вечером, – сказал Красс.
– Со мной или без меня?
– С тобой. Ты его знаешь?
– Давно видел его один раз. Сомневаюсь, что он помнит меня или повод, по которому мы виделись.
Помпей это подтвердил, когда явился несколько часов спустя.
– Мы встречались, Гай Юлий? Не помню.
Цезарь не выдержал, засмеялся. Но смех его был дружелюбным.
– Неудивительно, Гней Помпей. Ты смотрел только на Муцию.
Лицо Помпея просветлело.
– А-а! Ты был в доме Юлии, когда я приходил знакомиться с моей будущей женой! Конечно!
– И как она? Я уже много лет ее не видел.
– Я держу ее в Пицене, – ответил Помпей, не подозревая о том, что фраза прозвучала странно. – У нас мальчик и девочка. Скоро, надеюсь, будут еще. Я тоже ее несколько лет не видел, Гай Юлий.
– Цезарь. Я предпочитаю, чтобы меня звали Цезарь.
– Очень хорошо, потому что я тоже предпочитаю, чтобы меня звали Магн.
– Представляю!
Красс решил, что пора вставить слово:
– Садись, пожалуйста, Магн. Ты загорел, возмужал – тебе уже тридцать пять?
– Пока нет. Исполнится двадцать восьмого сентября.
– Это мелочь. За свои тридцать пять ты успел сделать больше, чем большинство за семьдесят. Мне даже подумать страшно, что будет, когда тебе исполнится семьдесят лет. В Испании порядок?
– Полный порядок. Но, – великодушно добавил Помпей, – ты же знаешь, мне оказали большую помощь.
– Да, он удивил всех, этот старик Пий. Ничем не отличался, пока не уехал в Испанию. – Красс поднялся. – Немного вина?
Помпей засмеялся:
– Нет, если виноград не стал лучше.
– Он никогда не меняется, – сказал Цезарь.
– Уксус.
– Я тоже не пью вина. Красс может подтвердить, я провел с ним целую кампанию. Правда? – улыбаясь, спросил Цезарь.
– Ты не пьешь вина? О боги! – Не зная, что сказать на это, Помпей повернулся к Крассу: – Ты уже подал прошение о триумфе?
– Нет, мне триумф не полагается. Сенат предпочитает называть войну против Спартака войной с рабами, поэтому я заслужил только овацию. – Красс прокашлялся, опустил глаза. – Но я обратился в сенат с просьбой, чтобы эту процедуру провели как можно быстрее. Я хочу сложить с себя командование, чтобы успеть выставить свою кандидатуру на консульских выборах.
– Это правильно. Два года назад ты был претором, так что все пройдет гладко. – Помпей развеселился. – Сомневаюсь, что после твоей громкой победы возникнут какие-то препятствия. Сегодня овация – завтра консул.
– А это идея, – серьезно заметил Красс. – Я должен убедить сенат дать землю хотя бы половине моих солдат, так что должность консула мне поможет.
– Это точно, – так же серьезно молвил Помпей и встал. – Ну, мне пора. Люблю пройтись пешком, это помогает сохранять форму.
И он ушел, оставив Красса и Цезаря смотреть друг на друга в недоумении.
– Что это было? – проговорил Красс.
– У меня такое странное чувство, что скоро мы узнаем, – задумчиво отозвался Цезарь.
После того как днем посыльный доставил аккуратно переписанное послание Помпея к сенату, Филипп не ожидал от него никаких новых известий, пока письмо не будет прочитано на заседании. Но не успел он подняться с обеденного ложа, как от Помпея прибыл второй посыльный – с просьбой опять прийти на Марсово поле. Первой мыслью Филиппа было резко отказаться. Но потом он подумал о той приличной сумме, которую Помпей ежегодно выплачивает ему, вздохнул и приказал подать носилки. Больше никаких пеших прогулок.
– Если ты передумал насчет чтения твоего письма в сенате, Магн, тебе достаточно было просто сообщить мне об этом! Почему мне требовалось второй раз за день приходить сюда?
– Да не беспокойся ты о письме! – нетерпеливо перебил его Помпей. – Прочитай его – и пусть они смеются. Скоро им будет не до смеха. Нет, я позвал тебя не потому, что соскучился. У меня для тебя есть работа, которая значительно важнее первой, и я хочу, чтобы ты приступил к ней немедленно.
Филипп нахмурился:
– Какая работа?
– Я собираюсь привлечь Красса на свою сторону, – объявил Помпей.
– Ого! И как ты это сделаешь?
– Я этого делать не буду. Это сделаешь ты и остальные из моей фракции в сенате. Я хочу, чтобы ты помешал Крассу получить землю для его солдат. Но сделать это нужно сейчас, до того, как ему устроят овацию. И задолго до курульных выборов. Ты должен поставить Красса в такое положение, чтобы он не стал предлагать свои услуги сенату, если сенат решит утихомирить меня силой. Я не знал, как это сделать, пока не сходил сегодня к Крассу. И он обронил такую фразу: мол, он соб