– Твои условия? – настаивал Цезарь.
– Убедить сенат позволить мне выдвинуть свою кандидатуру на консульских выборах.
– Без членства в сенате?
– Без членства в сенате.
– А что, если ты получишь разрешение баллотироваться и проиграешь?
Помпей засмеялся, искренне развеселившись.
– Я не могу проиграть!
– Я слышал, что борьба предстоит серьезная. Марк Минуций Терм, Секст Педуцей, Луций Кальпурний Пизон Фруги, Марк Фанний, Луций Манлий, а также два главных соперника на данный момент – Метелл и Марк Красс, – с улыбкой перечислил Цезарь.
Ни одно из названных имен не произвело впечатления на Помпея, кроме последнего. Он резко выпрямился в кресле.
– Ты хочешь сказать, что он все же намерен участвовать в выборах?
– По всей видимости. Если ты, Гней Помпей, хочешь, чтобы Красс не дал сенату использовать против тебя его армию, то ему просто необходимо выставить свою кандидатуру и необходимо победить, – тихо проговорил Цезарь. – Если на будущий год он не станет консулом, его обвинят в измене еще до того, как кончится январь. Как консула, его нельзя будет привлечь к ответу, пока не истекут его проконсульские полномочия и он снова не станет частным лицом. Значит, консульство ему необходимо. Затем он планирует восстановить власть плебейского трибуната. После этого ему предстоит убедить одного плебейского трибуна провести закон, оправдывающий его действия, а именно отказ двинуть против тебя армию по решению сената, и убедить остальных девять трибунов не накладывать вето. Тогда, снова став частным лицом, он может не опасаться суда за измену, которую ты просишь его совершить.
Целая гамма чувств отразилась на лице Помпея: замешательство, просветление, смущение, полное смятение и наконец страх.
– Что ты пытаешься мне сказать? – воскликнул он, чувствуя, как ему не хватает воздуха.
– Мне казалось, я довольно ясно выражаюсь. Если вы с Крассом хотите избежать обвинения в измене из-за игр, в которые ты пытаешься играть с сенатом и двумя армиями, в действительности принадлежащими Риму, – тогда консулами будущего года непременно должны стать Гней Помпей и Марк Красс. Вы оба обязаны будете приложить максимум усилий, чтобы восстановить плебейский трибунат в прежнем статусе, – твердо сказал Цезарь. – Единственный способ избежать последствий – это обеспечить плебисцит от Народного собрания, оправдывающий вас обоих в вопросе об армии и манипуляциях сенаторами. Если только, Гней Помпей, ты не перевел свою армию через Рубикон и не вступил в Италию.
Помпей задрожал.
– Я не подумал! – воскликнул он.
– Большая часть сената, – спокойно продолжал Цезарь, – состоит из овец. Все об этом знают. Но некоторые забывают другое: в составе сената есть и волки. Я не причисляю к волкам Филиппа. И Цетега тоже, кстати. Но Метелл – это настоящий крупный волк. И Катул не станет жевать жвачку, клыки и когти у него достаточно острые. И у Гортензия тоже. Хотя он еще не консул, но влиянием обладает колоссальным, а его знание законов поражает. Затем у нас есть мой самый младший и умнейший дядя, Луций Котта. Можно сказать даже, что я – тоже волк в сенате! Каждый, кого я назвал, вполне способен обвинить тебя и Марка Красса в измене. И ты должен будешь подвергнуться суду с присяжными-сенаторами. И от многих сенаторов ты получишь щелчок по носу. Марк Красс выкрутится, а ты – нет, Гней Помпей. Я уверен, у тебя большая поддержка в сенате, но сохранишь ли ты ее после того, как ты подразнил сенат призраком гражданской войны и принудил его согласиться на твои требования? Ты можешь удержать свою фракцию, пока ты консул, а потом проконсул. А что будет, когда ты снова сделаешься частным лицом? Не останется у тебя никакой фракции, если только ты не осмелишься продержать свою армию под штандартами всю свою жизнь, – а это, поскольку казна за нее не заплатит, невозможно даже для человека с твоими ресурсами.
Так много последствий! Ужасное ощущение удушья росло. На какой-то момент Помпей почувствовал себя вновь на поле боя при Лавроне – беспомощным, терпящим позорное поражение от Квинта Сертория. Затем он собрался с силами, стал суровым, решительным.
– Сколько из того, что ты сказал, понимает сам Марк Красс?
– Достаточно, – спокойно ответил Цезарь. – Он давно в сенате, а в Риме – еще дольше. Он заседал в судах и наизусть знает законы. Это все есть в законодательстве! В законодательстве Суллы и Рима.
– Значит, ты говоришь, что я должен отступить. – Помпей глубоко вдохнул. – Но я не отступлю! Я хочу быть консулом! Я заслуживаю консульства, и я получу его!
– Это можно организовать. Но только так, как я сказал, – гнул свою линию Цезарь. – И ты, и Марк Красс в курульных креслах, восстановление прав плебейского трибуната и оправдательный плебисцит с последующим решением дать землю обеим армиям. – Он пожал плечами. – В конце концов, Гней Помпей, ты ведь должен иметь коллегу-консула! Ты не можешь быть консулом один. Так почему не взять в коллеги человека, который находится в таком же невыгодном положении и так же рискует? Вообрази, если вдруг твоим коллегой изберут Метелла? Он вонзит клыки в твое горло с первого же дня. И пустит в ход все свои ресурсы, чтобы тебе не удалось восстановить права плебейского трибуната. Двум консулам, тесно сотрудничающим, сенат не сможет противостоять. Особенно если их поддерживают десять плебейских трибунов, наделенных прежними полномочиями.
– Я понимаю тебя, – медленно проговорил Помпей. – Да, будет большим преимуществом иметь коллегу-сторонника. Очень хорошо. Я стану консулом с Марком Крассом.
– При условии, – вежливо уточнил Цезарь, – что ты не забудешь о втором плебисците! Марк Красс должен получить землю для солдат.
– Нет проблем! Как ты говоришь, я тоже могу получить землю для моих людей.
– Тогда первый шаг уже сделан.
До этого сокрушительного разговора с Цезарем Помпей считал, что Филипп поможет ему выиграть выборы. Но теперь Помпей сомневался. Видел ли Филипп все последствия? Почему он не сказал ничего об обвинениях в измене и необходимости восстановить полномочия плебейского трибуната? Может быть, Филипп слегка утомлен быть лоббистом, которому платят? Или он уже сдает?
– Я – болван в политике, – произнес Помпей с прямотой, которую он пытался сделать привлекательной. – Дело в том, что политика меня не интересует. Я больше люблю командовать армией, и я думал о консульстве как о возможности командовать огромным числом людей. Ты заставил меня посмотреть на это по-другому. То, что ты говоришь, имеет смысл, Цезарь. Скажи мне одно: что мне делать? Стоит ли мне продолжать слать сенату письма через Филиппа?
– Нет, вызов ты уже бросил, – сказал Цезарь, который был не прочь побыть политическим советником Помпея. – Думаю, ты велел Филиппу добиться отсрочки курульных выборов, поэтому об этом я говорить не буду. Следующий шаг сделает сенат. Он попытается одержать верх. Определят даты твоего триумфа и овации Марка Красса. И конечно, своим декретом сенат прикажет каждому из вас распустить армию, как только чествования закончатся. Это в порядке вещей.
«Вот он сидит, – думал Помпей, – все такой же свежий, как в тот момент, когда появился в палатке. Его не мучает жажда, ему не жарко в тоге в такую теплынь, спина у него не болит от сидения в жестком кресле, и шея не заныла оттого, что он все время смотрит на меня, слегка наклонив голову набок. И слова у него тщательно подобраны, и мысли логично выстроены. Да, Цезарь определенно заслуживает внимания».
– Первый шаг должен сделать ты. Когда узнаешь дату триумфа, ты в ужасе возденешь руки и объяснишь, что только сейчас вспомнил, что не можешь отмечать триумф, пока Метелл Пий не вернется домой из Дальней Испании, поскольку вы с ним согласились разделить триумф между собой. Что трофеи настолько незначительны, что о них не стоит и говорить, и так далее. Но как только ты извинишься за то, что не распустил свою армию, Марк Красс возденет руки в ужасе и скажет, что он не может распустить свою армию, если при этом в Италии останется только одна боеспособная армия – твоя. Продолжайте этот фарс до конца года. Сенату не понадобится много времени, чтобы понять: ни один из вас не намерен демобилизовать солдат, но вы оба в некоторой степени легализуете ваши позиции. При условии, что никто из вас не сделает агрессивных шагов в направлении Рима, вы оба будете выглядеть вполне пристойно.
– Мне это нравится! – просиял Помпей.
– Я очень рад. Легче поучать неофита. На чем я остановился? – Цезарь сделал вид, что задумался. – Ах да! Раз сенат поймет, что ни одну армию не распустят, он издаст соответствующий consulta, разрешающий вам обоим баллотироваться in absentia. Ибо, конечно, никто из вас не войдет в Рим, чтобы лично подать заявку чиновнику, составляющему списки кандидатов. Жребий покажет, будет ли этим чиновником Орест или Лентул Сура, но я не вижу между ними большой разницы.
– А как я обойду то обстоятельство, что я не в сенате? – спросил Помпей.
– Никак. Это проблема сената. Она будет решена с помощью senatus consultum, который передадут в трибутные комиции, чтобы всаднику было разрешено добиваться консульской должности. Я думаю, народ с радостью утвердит его. Все всадники посчитают это огромной победой!
– А Марк Красс и я можем распустить наши армии, когда мы победим на выборах, – удовлетворенно молвил Помпей.
– О нет, – покачал головой Цезарь. – Вы будете держать свои армии под штандартами до Нового года. Поэтому вы не будете отмечать ни триумф, ни овацию до второй половины декабря. Пусть Марк Красс сначала получит овацию, затем ты можешь отметить триумф тридцать первого декабря.
– Это разумно, – сказал Помпей и нахмурился. – Почему Филипп ничего мне не объяснил?
– Понятия не имею, – ответил Цезарь с невинным видом.
– А я знаю, – сурово сказал Помпей.
Цезарь поднялся, с особой тщательностью поправил складки тоги. Закончив, прошел красивой, ровной походкой к двери палатки. У входа остановился, обернулся, улыбнулся: