ьчане до конца понимают, насколько поразительным является то обстоятельство, что старший консул Рима был всадником, когда его избирали (и не стал сенатором, пока не прошел инаугурацию в первый день нового года), Помпей решил использовать смотр государственных коней, чтобы обратить внимание на сей поразительный факт. Таким образом, его послушные цензоры Клодиан и Геллий возобновили transvectio, как назывался этот парад, который не проводился со времен Гая Гракха – и вплоть до консульства Гнея Помпея Магна, который хотел поразить публику своим конем.
Смотр начался на рассвете ид квинтилия во Фламиниевом цирке на Марсовом поле, где тысяча восемьсот владельцев государственных коней принесли жертву Марсу Непобедимому, чей храм находился на территории цирка. После жертвоприношения всадники сели на своих коней и двинулись торжественной процессией, центурия за центурией, через ворота на овощном рынке, вдоль Велабра на спуск Яремщиков с южной стороны Капитолия и оттуда к Нижнему форуму. Затем повернули к Верхнему форуму, туда, где на специально воздвигнутой трибуне перед храмом Кастора и Поллукса восседали цензоры, которые должны были критически осмотреть всадника и лошадь. Каждый всадник, приблизившись к трибуне, должен был спешиться и подвести своего коня к цензорам, которые тщательно осматривали его самого и животное. Если один из двоих не отвечал древним требованиям всаднического сословия, цензоры могли отобрать у всадника государственного коня и исключить его из состава восемнадцати центурий. В прошлом такие случаи бывали. Катон Цензор славился строгостью в этом вопросе.
Таким новым выглядел этот парад, что почти весь Рим попытался втиснуться на Форум, чтобы посмотреть на него, но большинству пришлось созерцать процессию между Фламиниевым цирком и Форумом. Все было заполнено народом: крыши, цоколи, портики, ступени, холмы, деревья. Продавцы вееров, зонтиков от солнца, закусок и напитков пробирались сквозь толпы самым бесцеремонным образом, выкрикивая названия своих товаров, больно пихаясь углами подвешенных на шею лотков и дерзя в ответ на брань и оскорбления. Каждого продавца сопровождал раб, чтобы пополнять ящик и не давать кому-нибудь из толпы с липкими пальцами стянуть товар или выручку. Малолетних детей выставляли вперед, чтобы они писали на тех, кто внизу, младенцы орали, дети постарше шныряли в толпе. Соус капал на туники, сладкий крем склеивал волосы. Вспыхивали драки, слишком чувствительные господа теряли сознание. Некоторых рвало. И все кругом ели, ели, не переставая. Типичный римский праздник.
Всадники ехали центуриями. Всего их было восемнадцать. Перед каждой несли древнюю эмблему – изображение волка, медведя, мыши, птицы, льва и так далее. Из-за узости некоторых частей пути они могли двигаться лишь по четверо в ряду, это означало, что каждая центурия состояла из двадцати четырех рядов, и вся процессия растянулась почти на милю. Всадники облачились в свои доспехи. У одних доспехи были невероятно древними и поэтому выглядели эксцентрично. У других (например, у Помпея, чья семья не имела древних доспехов, в которых можно было бы сойти за этрусков или латинян) блестели золотом и серебром. Но ничто не могло соперничать с государственными конями. Каждый конь был великолепным экземпляром с Розейских полей, в основном белые или серые в яблоках. Они были ярко украшены медальонами и всякими безделушками, с орнаментированными седлами и уздечками из крашеной кожи. Сказочные попоны, яркие цвета. Несколько лошадей величественно вышагивали, высоко поднимая ноги. У других гривы и хвосты были убраны в косички с вплетенными золотыми и серебряными нитями.
Поставлен весь этот спектакль был роскошно – и все для того, чтобы мог покрасоваться Помпей. Проверить каждого всадника, как бы быстро ни работали цензоры, было невозможно. Смотр в таком случае занял бы тридцать часов. Но центурия Помпея шествовала одной из первых, так что цензоры торжественно провели весь ритуал задавания вопросов каждому из трехсот всадников по очереди: имя, триба, имя отца, отслужил ли всадник десять кампаний или шесть лет, после чего одобрялось его финансовое положение (предварительно проверенное) – и всадник уводил своего коня снова в безвестность.
Когда спешился первый ряд четвертой центурии, Помпей оказался первым. Стараниями агентов Помпея, находящихся в толпе зрителей, на Форуме мгновенно наступила тишина. Золотые доспехи Помпея сверкали на солнце, пурпурный консульский плащ спадал с плеч. Он вывел вперед своего крупного белого коня в попоне из алой кожи, с золотыми фалерами. На самом всаднике было множество наград и медальонов. Алый плюмаж на шлеме – мерцающая масса крашеных перьев белой цапли.
– Имя? – спросил Клодиан, старший цензор.
– Гней Помпей Магн! – громко рявкнул Помпей.
– Триба?
– Клустумина!
– Отец?
– Гней Помпей Страбон, консул!
– Служил ли ты в десяти кампаниях или в течение шести лет?
– Да! – что есть силы заорал Помпей. – Две кампании в Италийской войне, в одной я защищал Рим при осаде города, две с Луцием Корнелием Суллой в Италии, одна на Сицилии, одна в Африке, одна в Нумидии, одна при защите Рима от Лепида и Брута, шесть в Испании и одна при ликвидации Спартака! Всего шестнадцать кампаний, и каждую, за исключением той, где у меня было звание младшего офицера, я проводил, будучи командующим армией!
Толпа взревела, зааплодировала, затопала, замахала руками. Волна за волной приветственные крики заглушали цензоров и остальных участников парада. Лошади рванулись вперед, и несколько всадников упали на булыжники.
Когда шум наконец стих – а на это ушло некоторое время, потому что Помпей вышел на середину открытого пространства перед храмом Кастора, ведя коня за уздечку, и медленно пошел по кругу, аплодируя толпе, – цензоры свернули свои записи и стали царственно кивать, пока остальные шестнадцать центурий рысью шли за Помпеем.
– Великолепное зрелище! – прорычал Красс, чей государственный конь был собственностью его старшего сына Публия, которому исполнилось уже двадцать лет.
Он и Цезарь наблюдали парад с лоджии дома Красса, первоначально принадлежавшего Марку Ливию Друзу. С лоджии открывался великолепный вид на Нижний форум.
– Какой фарс!
– Но блестяще поставленный, Красс, отменно поставленный. Ты должен дать Помпею высшую оценку за изобретательность и за работу с толпой. Его игры должны быть еще лучше.
– Шестнадцать кампаний! И во всех, кроме той, где он был младшим офицером, он командовал сам! О да, командовал! В течение одного рыночного интервала после смерти его отца при осаде Рима, когда он ничего не делал, только готовил армию папаши к возвращению в Пицен. В Италии главнокомандующим был Сулла. И Метелл Пий в Испании тоже был его начальником. В кампании против Лепида и Брута командовал Катул. А что ты скажешь о его последнем заявлении, что якобы он добил Спартака? О боги, Цезарь, если мы будем так вольно описывать наши карьеры, как он, то мы все – великие полководцы!
– Успокой себя тем, что Катул и Метелл Пий, вероятно, сейчас говорят то же самое, – промолвил Цезарь, тоже задетый. – Этот человек – дурно воспитанный выскочка из италийского болота.
– Надеюсь, план с бесплатным зерном сработает!
– Сработает, Марк Красс. Обещаю.
Ликующий Помпей вернулся в свой дом в Каринах, но такое настроение не продлилось долго. На следующее утро глашатаи Красса объявили новость: в праздник, посвященный Геркулесу Непобедимому, Марк Лициний Красс, консул, пожертвует богу десятую часть всего, что имеет. Предстоит общественный пир на десять тысяч столов, а большая часть средств будет потрачена на раздачу каждому римскому гражданину пяти модиев бесплатной пшеницы в течение сентября, октября и ноября.
– Как он посмел! – ахнул Помпей, обращаясь к Филиппу, который пришел к нему похвалить за организацию смотра и посмотреть, как Великий Человек проглотит тактический ход Красса.
– Это очень умно, – извиняющимся тоном ответил Филипп, – особенно потому, что римляне очень быстро подсчитают, что сколько стоит. Стоимость игр трудно прикинуть. С угощением – гораздо проще. Они знают цену всему, от пресноводного окуня до соленой кильки. Даже когда они не могут позволить себе купить соленую кильку, они спрашивают, сколько она стоит на рынке. Человеческое любопытство. Они все знают, сколько Красс заплатил за пшеницу, не говоря уже о том, сколько модиев ему пришлось купить. Мы все оглохнем от щелканья счетов.
– Ты пытаешься сказать вот что: они сделают вывод, что Красс истратил на них больше, чем я! – воскликнул Помпей, и в его голубых глазах мелькнул красный огонек.
– Боюсь, что так.
– Тогда я должен велеть моим агентам, чтобы они всем сообщали, во что мне обошлись игры. – Помпей посмотрел на Филиппа из-под полуопущенных век. – Сколько выложит Красс? Имеешь представление?
– Тысячу талантов или около этого.
– Красс? Тысячу талантов?
– Запросто.
– Он же скряга!
– Но не в этом году, Магн. Твоя щедрость и великолепная организация публичных зрелищ, очевидно, заставили нашего большого быка боднуть обоими рогами.
– Что же я могу сделать?
– Очень мало, разве что устроить потрясающие игры.
– Ты что-то недоговариваешь, Филипп.
Жирные щеки задрожали, в темных глазах появился блеск. Затем сенатор вздохнул, пожал плечами:
– Ну хорошо. Лучше, если ты узнаешь об этом от меня, чем от одного из твоих врагов. Это бесплатное зерно выведет Красса вперед.
– Что ты хочешь сказать? Только потому, что он наполнит пустые желудки? В этом году в Риме никто не голодает!
– Он будет раздавать по пять модиев зерна каждому гражданину Рима в течение сентября, октября и ноября. Сосчитай! Это два фунтовых хлеба в день в течение девяноста дней. И большая часть этих девяноста дней падает на период, когда все твои развлечения давно закончатся. Все уже забудут и тебя, и то, что ты сделал. В то время как до конца ноября каждый рот в Риме, который будет откусывать кусок от бесплатного хлеба, вознесет хвалу Марку Лицинию Крассу. Он не сможет проиграть, Магн! – закончил Филипп.