Цезарь почувствовал слабость и ударил:
– Мама, кем был для тебя Сулла?
И в минуту слабости она ответила:
– Стимулом. Он ценил во мне то, что никогда не ценил твой отец. Хотя я не хотела бы стать женой Суллы. Или его любовницей. Твой отец – мой единственный мужчина. А Сулла был моей мечтой. Не из-за его величия, а из-за страданий. У него не было друзей среди равных ему. Только один греческий актер, который последовал за ним после его отставки, и я, женщина. – Слабость прошла. Аврелия оживилась. – Но хватит об этом! Проводи меня к Юлии.
Юлия теперь превратилась в тень себя прежней, но немного воодушевилась, увидев Цезаря. И Цезарь лучше понял то, что говорила ему мать: умная женщина живет жизнью своих мужчин. «Неужели так может быть? – думал он. – Неужели женщинам больше ничего не нужно?» Но потом он представил себе Римский форум и сенат, наполовину состоящий из женщин, и содрогнулся. Женщины существуют для удовольствия, для приватной компании, для услуг и пользы. Очень плохо, если они захотят большего!
– Расскажи мне, что говорят на Форуме, – попросила Юлия, держа руку Цезаря в своей.
Ее рука, заметил он, все более и более напоминала птичью лапку. Его ноздри, привыкшие к изысканному аромату, который она всегда распространяла вокруг себя, уловили какой-то кислый запах, которого не могли скрыть духи. И это был не возраст. Вдруг всплыло слово «смерть». Цезарь отогнал его и заставил себя улыбнуться.
– Я могу рассказать тебе что-нибудь о Форуме или о базилике, – весело сказал он.
– О базилике? Какой?
– О самой первой, Порциевой базилике, которую Катон Цензор построил сто лет назад. Как ты знаешь, на первом этаже там заседает коллегия плебейских трибунов. Возможно, по случаю возвращения своих полномочий состав трибуната нынешнего года задумал отремонтировать помещение. Как раз в его середине стоит огромная колонна, которая мешает им проводить собрания в большем составе – там умещается только десять человек. Поэтому Плавтий, глава коллегии, решил отделаться от столба. Он позвал самых лучших архитекторов и спросил их, есть ли какая-нибудь возможность избавиться от колонны. После многочисленных промеров и расчетов он получил ответ: да, колонну можно убрать, и здание не пострадает.
Юлия лежала на ложе, Цезарь присел на край. Ее большие серые глаза, провалившиеся в синие глазницы, в упор смотрели ему в лицо. Она улыбалась, искренне интересуясь рассказом.
– Не могу представить, что будет дальше, – сказала она, сжав его руку.
– Плебейские трибуны тоже не могли! Строители внесли свои леса, надежно подперли потолок, архитекторы простучали колонну, исследовали ее и все приготовили, чтобы разобрать. И тут вошел молодой человек лет двадцати трех и объявил, что он запрещает сносить столб! «Кто ты?» – спросил его Плавтий. «Я – Марк Порций Катон, правнук Катона Цензора, который построил эту базилику», – ответил молодой человек. «Ну и славно, – сказал Плавтий, – а теперь уйди, а то столб упадет на тебя и раздавит». Но он не двинулся с места, и что бы они ни делали, что бы ни говорили, он стоял на своем. Он разбил лагерь возле этой колонны и горячо убеждал всех присутствующих, что ее сносить нельзя. Он все говорил, говорил, говорил, и таким голосом, рассказывал Плавтий – и я согласен с ним, потому что сам слышал, – который мог расколоть даже бронзовую статую.
Как и Юлия, Аврелия теперь тоже заинтересовалась.
– Какая чепуха! – фыркнула она. – Надеюсь, они не послушали его!
– Они пытались наложить вето. Но он отказался смириться с вето. Он был плебеем, а его прадед построил эту базилику. И они будут ломать ее только через его труп. Следует отдать ему должное – он стойко держался. Его доводы бесконечны, но главным был тот, что Порциеву базилику построил его прадед по определенному проекту, и этот проект такой же священный и почитаемый, как mos maiorum.
Юлия засмеялась:
– И кто же победил?
– Конечно, молодой Катон! Плебейские трибуны больше не могли выносить этого голоса.
– И они не попытались применить силу? Не могли скинуть его с Тарпейской скалы? – возмутилась Аврелия.
– Думаю, им этого хотелось. Но дело в том, что к тому времени, как они уже были доведены до того, чтобы применить силу, в городе стало известно о происходящем. И чтобы посмотреть на это противостояние, народу набежало столько, что Плавтий почувствовал: в глазах людей этот спор принесет плебейским трибунам больше вреда, чем пользы. Трибуны много раз выгоняли Катона из здания, но он всякий раз возвращался. И стало ясно, что он ни за что не уступит. Плавтий устроил собрание, и все десять членов коллегии согласились и дальше терпеть присутствие колонны, – закончил Цезарь.
– Как выглядит этот Катон? – спросила Юлия.
Цезарь наморщил лоб:
– Трудно описать. И неприятный, и симпатичный. Точнее сказать, он напоминает мне породистую лошадь, которая пытается съесть яблоко через решетку.
– Одни зубы и нос, – мгновенно описала Юлия.
– Точно.
– А я могу рассказать о нем еще одну историю, – предложила Аврелия.
– Расскажи! – подхватил Цезарь, заметив заинтересованность Юлии.
– Это произошло еще до двадцатилетия молодого Катона. Он всегда был без памяти влюблен в свою двоюродную сестру Эмилию Лепиду – дочку Мамерка. А та была помолвлена с Метеллом Сципионом, который уехал в Испанию вместе со своим отцом. Но когда Метелл приехал в Рим, за несколько лет до возвращения отца, он и Эмилия Лепида серьезно поссорились. Она разорвала помолвку и объявила, что собирается выйти замуж за Катона. Мамерк был в ярости! Особенно, кажется, потому, что моя подруга Сервилия – сводная сестра Катона – заранее предупреждала его о Катоне и Эмилии Лепиде. Во всяком случае, все закончилось мирно, потому что Эмилия Лепида вовсе не собиралась выходить замуж за Катона. Она хотела заставить Метелла Сципиона ревновать. И когда Метелл Сципион пришел к ней просить прощения, о Катоне не было и речи, и Метелл Сципион занял прежние позиции. Вскоре после этого они поженились. Однако Катон так болезненно воспринял отставку, что пытался убить Метелла Сципиона и Эмилию Лепиду. А когда это не удалось, хотел привлечь Метелла Сципиона к суду за то, что тот охладел к Эмилии Лепиде! Его сводный брат Сервилий Цепион – приятный молодой человек, только что женившийся на дочери Гортензия, – убедил Катона, что тот ставит себя в глупое положение. И Катон прекратил преследование. Однако весь следующий год он писал бесконечную поэму, которая, я уверена, очень плоха.
– Забавно! – засмеялся Цезарь.
– Но тогда это было не забавно, поверь мне! Каким он станет в будущем, еще неизвестно, но на сегодняшний день ясно, что он обладает способностью ужасно раздражать людей, – сказала Аврелия. – Мамерк и Корнелия Сулла – не говоря уже о Сервилии! – презирают его. Думаю, что теперь и Эмилия.
– Сейчас ведь он женат на другой? – спросил Цезарь.
– Да, на Атилии. Не совсем удачная партия, но ведь у него не так много денег. В прошлом году жена родила ему дочь.
Цезарь, взглянув на свою тетю, понял, что она устала.
– Не хочу этому верить, мама, но ты права. Тетя Юлия долго не проживет, – сказал он Аврелии, когда они покинули дом Юлии.
– Да, конечно. Но это случится не сейчас, сын мой. Она доживет до нового года, а может быть, протянет и дольше.
– Надеюсь, что это случится после моего отъезда в Испанию!
– Цезарь! Это надежда труса, – сказала его безжалостная мать. – Обычно ты не увиливаешь от неприятных событий.
Он остановился посреди дороги, протянул руки, сжав кулаки.
– Оставь меня! – крикнул он так громко, что двое прохожих с любопытством посмотрели на эту красивую пару. – Всегда долг, долг, долг! Но, мама, быть в Риме, чтобы похоронить тетю Юлию, – этот долг я не хочу выполнять!
И только традиция и приличие заставили его идти рядом с матерью весь оставшийся путь до дома. Ему совсем не хотелось провожать ее до Субуры.
Дома тоже было невесело. Циннилла плохо переносила беременность. Круглосуточная болезнь, как называл это Цезарь, стараясь превратить все в шутку, прошла, но стали отекать ноги, что очень огорчало и пугало будущую мать. Она вынуждена была большую часть времени лежать в постели, подложив что-нибудь под ноги. Циннилла стала раздражительной. Ей было трудно угодить. А это совсем не соответствовало ее натуре.
Таким образом, получилось, что впервые за время его пребывания в Риме Цезарь готов был проводить дни и ночи где угодно, только не в своей квартире в Субуре. Жить у Красса невозможно. Красс даже подумать не мог о том, чтобы кормить лишний рот, тем более в конце самого разорительного года в его жизни. Гай Матий недавно женился, так что другая квартира на первом этаже инсулы Аврелии тоже была занята. И настроение не то, чтобы развлекаться. Интрижка с Цецилией Метеллой внезапно закончилась, когда Веррес уехал в Массилию. И в данный момент никто его не привлекал. Сказать правду, плохое физическое состояние тети и жены не располагало к развлечениям. Поэтому все кончилось тем, что Цезарь снял небольшую четырехкомнатную квартиру на улице Патрициев, недалеко от своего дома, и большую часть времени проводил там в компании с Луцием Декумием. Поскольку окружение Цезаря было таким же немодным, как и инсула его матери, знакомые-политики не посещали его. И в глубине души это ему даже нравилось. К тому же новая квартира – удобное место для встреч, когда к нему вернется желание развлечься. Он даже приобрел некоторую мебель и предметы искусства. Не говоря уже о хорошей кровати.
В начале декабря он все-таки осуществил самое трогательное примирение. Оба консула стояли рядом на ростре в ожидании, когда городской претор Луций Котта созовет трибутные комиции. Это был день, когда предстояло утвердить закон Котты о реформировании состава жюри. У Красса были фасции на декабрь, и он был обязан присутствовать. А Помпей не допустил, чтобы общественное событие такого значения прошло без него. И поскольку консулы не могли стоять по краям ростры, не вызвав удивления толпы и разных толков, они стояли рядом. Молча, по общему признанию, но, по крайней мере, в явном согласии.