Но римлянин Сулла знал, что латинские боги не столь телесны, как боги эллинов. Они не были антропоморфными, у них не было глаз, они не вели бесед, не обладали сверхъестественными способностями, не делали умозаключений, подобно людям. Римлянин Сулла знал, что боги – это особые силы, которые управляют явлениями и контролируют другие силы, подвластные им. Боги питаются жизненными соками, поэтому им нужно приносить жертвы. Они нуждаются в том, чтобы в мире живых царили порядок и система – равно как в их таинственном мире, потому что порядок в мире людей помогает поддерживать порядок в мире духовных сил.
Существовали духи, которые охраняли чуланы и амбары, силосные ямы и погреба, любили, чтобы закрома всегда оставались полными, – они назывались пенатами. Были силы, которые охраняли корабли в плавании, перекрестки улиц и все неодушевленные предметы, – они назывались ларами. Имелись и иные силы – они покровительствовали деревьям, чтобы те были высокими, чтобы у них хорошо росли ветви и листья, а корни проникали глубоко в землю. И силы, делавшие воду в реках вкусной и направлявшие текущие с гор реки в моря. В мире действовала могущественная сила, которая избранным людям даровала удачу и богатство, большинству – всего этого понемногу, а некоторым – вообще ничего. Эта сила называлась Фортуной. А сила, которая именовалась Юпитером Всеблагим Всесильным, – это сумма всех других сил, соединительная ткань, которая связывает их всех воедино неким способом, естественным для духов, но непостижимым для людей.
Сулле было ясно, что Рим теряет связь со своими богами, со своими духами. Иначе почему тогда сгорел Большой храм? Почему драгоценные записи ушли в небеса вместе с дымом? Почему погибли пророческие книги? Люди забыли о тайнах, о строгих догматах и принципах, посредством которых действуют божественные силы. Выборы жрецов и авгуров разлаживают деятельность жреческих коллегий, мешают деликатно улаживать все вопросы, что возможно, лишь когда представители одних и тех же семей занимают определенные религиозные посты – с незапамятных времен, из поколения в поколение.
Поэтому, прежде чем обратить свою энергию на выправление пошатнувшихся институтов и утративших силу законов Рима, Сулла должен очистить божественный эфир, гармонизировать его божественные силы, чтобы они могли проявляться свободно. Как мог Рим ожидать чего-то хорошего, когда человек, утративший ценностные ориентиры, дошел до того, чтобы выкрикнуть его тайное имя? Как мог Рим процветать, когда люди грабят свои храмы и убивают своих жрецов? Конечно, Сулла уже забыл, что и сам однажды хотел ограбить римские храмы. Он помнил только, что этого не сделал, хотя ему предстояло биться с реальным врагом. Не помнил он и того, что сам он думал о богах, пока болезнь и вино не разрушили его жизнь.
В пожаре Большого храма заключалось некое послание, Сулла чувствовал это нутром. И его миссия – положить предел хаосу, восстановить божественное равновесие. Если он этого не сделает, то двери, которые следует держать тщательно закрытыми, будут распахнуты настежь, а те двери, которые надлежит отворить, напротив, захлопнутся.
Сулла собрал жрецов и авгуров в старейшем храме Рима – храме Юпитера Феретрия на Капитолии. Храм был таким древним, что считалось, будто его построил сам Ромул – из цельных туфовых блоков, без штукатурки и отделки. Только две колонны поддерживали строгий портик. В этом храме не имелось никаких изображений. На простом квадратном пьедестале покоился жезл из электра длиной в локоть и кремниевый нож, черный и блестящий. Свет поступал в помещение только через дверь, и здесь пахло невероятной древностью – мышиным пометом, плесенью, сыростью, пылью. Единственный зал был площадью всего десять на семь футов, поэтому Сулла был рад тому обстоятельству, что состав коллегии понтификов и коллегии авгуров далеко не полон, иначе все не поместились бы.
Сам Сулла был авгуром. Авгурами были также Марк Антоний, младший Долабелла и Катилина. Из жрецов – Гай Аврелий Котта числился в коллегии дольше всех; за ним следовали Метелл Пий и Флакк, принцепс сената, который являлся также flamen Martiales, фламином Марса. Далее Катул, Мамерк, царь священнодействий Луций Клавдий, родом из той единственной ветви Клавдиев, где давали имя Луций. И еще очень непростой человек – понтифик Брут, сын старого Брута, который все время гадал, попадет ли его имя в проскрипционные списки, и если да, то когда именно.
– У нас нет великого понтифика, – начал Сулла, – и вообще нас очень мало. Я мог бы найти и более удобное место для встречи, но, думаю, можно и потерпеть немного, чтобы умилостивить богов. Мы уже давно привыкли заботиться сначала о себе, а уж потом о наших богах. И боги огорчены. Основанный в том же году, когда была образована наша Республика, храм Юпитера Всесильного сгорел не случайно. Я уверен, это произошло потому, что Юпитер Всеблагой Всесильный чувствует: сенат и народ Рима не желают воздавать ему должное. Мы не так неопытны и легковерны, чтобы согласиться с варварскими верованиями в гнев богов – удары молнии, которые могут нас убить, или падающие колонны, которые могут нас раздавить. Все названное – лишь природные явления, и говорят они только об одном: данному человеку просто не повезло. А вот предзнаменования бывают очень плохие. Пожар нашего Большого храма – ужасное предзнаменование. Если бы у нас все еще оставались Книги Сивилл, мы могли бы больше узнать об этом. Но они сгорели вместе с нашими анналами, древними Двенадцатью таблицами и многим другим.
Присутствовали пятнадцать человек. Места не хватало, чтобы отделить оратора от аудитории. Поэтому Сулла просто стоял в середине и говорил негромким голосом:
– Задача диктатора – вернуть религию Рима в ее древнюю, изначальную форму и заставить вас всех работать на эту цель. Теперь я имею право издавать законы, но ваша задача – выполнять их. В одном я уверен, ибо у меня были сны. Я авгур и знаю: я – прав. Поэтому я отменяю lex Domitia de sacerdotiis, который несколько лет назад навязал нам великий понтифик Гней Домиций Агенобарб, доставив себе большое удовольствие. Почему он это сделал? Потому что чувствовал: его семья оскорблена, а его самого обходят. Вот причины издания этого закона, в основе которого лежала человеческая гордыня, а вовсе не благочестие. Я считаю, что Агенобарб, великий понтифик, огорчил богов, особенно Юпитера Всеблагого Всесильного. Поэтому больше не будет выборов жрецов, даже великого понтифика.
– Но великий понтифик всегда избирался! – удивленно воскликнул Луций Клавдий, rex sacrorum. – Он – верховный жрец Республики! Его назначение должно быть демократичным!
– А я говорю – нет. Отныне его кандидатура тоже будет выдвигаться членами коллегии понтификов, – сказал Сулла тоном, который пресек все возражения. – Я убежден в своей правоте.
– Я не знаю… – начал Флакк и замолчал, встретившись взглядом с Суллой.
– Зато я знаю, так что покончим с этим! – Глаза Суллы скользнули по лицам присутствующих и погасили любые возможные протесты. – Нашим богам наверняка не нравится, что нас так мало, поэтому я принял еще одно решение. В каждой жреческой коллегии, как низшей, так и высшей, будет по пятнадцать членов вместо десяти или двенадцати. Жрецам больше не придется совмещать две обязанности. Кроме того, пятнадцать – счастливое число, вокруг которого стоят несчастливые числа тринадцать и семнадцать. Магия чисел очень важна. Магия создает пути, по которым распространяются божественные силы. Я считаю, что числа обладают великой магией. Поэтому мы заставим магию работать на Рим, на его процветание, и это будет нашим священным долгом.
– Вероятно, – осмелился Метелл Пий, – м-м-мы можем выдвинуть т-т-только одного к-к-кандидата на должность ве-великого понтифика? В таком случае, по крайней мере, будут проведены выборы.
– Выборов не будет! – рявкнул Сулла.
Наступила тишина. Никто не посмел даже шевельнуться.
Помолчав некоторое время, Сулла заговорил снова:
– Один жрец по ряду веских причин вызывает у меня беспокойство. Это наш flamen Dialis, фламин Юпитера, молодой человек по имени Гай Юлий Цезарь. После смерти Луция Корнелия Мерулы Гай Марий и его подкупленный прихвостень Цинна сделали этого юношу фламином Юпитера. Люди, назначившие Цезаря, были нечестивцами. Они нарушили существующий порядок выборов, который должен включать все коллегии. Другая причина моего беспокойства касается моих предков, ибо первый Корнелий, прозванный Суллой, был именно фламином Юпитера. Но то, что сгорел Большой храм, – знамение намного более страшное. Поэтому я стал наводить справки об этом молодом человеке и узнал, что он наотрез отказывался соблюдать правила, предписанные фламину, пока не облачился во взрослую тогу. С тех пор, насколько мне удалось выяснить, его поведение не вызывало нареканий. Все это можно было бы объяснить его юным возрастом. Но мое мнение в данном случае не имеет значения. Что думает по этому поводу Юпитер Всеблагой? Вот что важно. Ибо, мои коллеги жрецы и авгуры, я узнал, что храм Юпитера загорелся за два дня до ид квинтилия. Именно в этот день родился нынешний фламин Юпитера. Знак!
– Это можно истолковать и как хороший знак, – сказал Котта, которого беспокоила судьба фламина Юпитера.
– Да, можно, – согласился Сулла, – но не мне это решать. Как диктатор, я могу определить способ, как назначать наших жрецов и авгуров. Я могу отменить всеобщие выборы. Но случай с фламином Юпитера – особый. Вы все должны решить его судьбу. Все вы! Фециалы, понтифики, авгуры, жрецы священных книг, даже эпулоны и салии. Котта, я назначаю тебя ответственным за расследование, поскольку ты дольше всех служишь понтификом. До декабрьских ид, когда мы снова встретимся в этом храме, чтобы обсудить религиозные взгляды нашего фламина Юпитера. – Сулла пристально посмотрел на Котту. – Пусть все останется в тайне. Ни одного слова не должно просочиться за пределы этого храма. Ничего не должен знать и сам молодой Цезарь.
Сулла шел домой, посмеиваясь и потирая от удовольствия руки. Он придумал самую замечательную шутку! Шутку, которую Юпитер Всеблагой обязательно оценит. Жертвоприношение! Живая жертва за Рим – за Республику, чьим верховным жрецом он являлся! Эту должность придумали, чтобы заменить