– За века, прошедшие со времен первого восстания плебеев, – сказал Сулла, – сословие патрициев потеряло влияние. Единственное преимущество у патриция над плебеем в эти дни заключается в том, что он может занимать некоторые религиозные должности, недоступные для плебеев. Я считаю это недостойным mos maiorum. Человек, рожденный патрицием, ведет свой род с доцарского периода истории Рима. Его семья служила Риму более пятисот лет. В свете этого я считаю справедливым, что патриции должны иметь особую привилегию – может быть, небольшую, но исключительную. Поэтому я собираюсь разрешить патрициям занимать курульные должности – претора и консула – на два года раньше плебеев.
– Это, конечно, означает, что Сулла печется о своем сословии, – сказал плебей Марк Юний Брут своей жене Сервилии, патрицианке.
В эти опасные дни муж Сервилии стал более разговорчивым. С тех пор как пришла весть, что его отец умер, покинув Лилибей в результате военных действий Помпея, любимчика Суллы, Брут жил в постоянном страхе. Будет ли внесен в список старик Брут? Будет ли он сам осужден? Как сын осужденного, он не имел права ничего наследовать и мог потерять все. А попади он в список, то потеряет и жизнь. Но имени старого Брута не было среди сорока осужденных сенаторов. И после того первого списка ни одного сенатора не оказалось в последующих. Брут надеялся, что опасность миновала, но не был в этом твердо уверен. Никто ни в чем не был уверен! Сулла изъяснялся намеками.
То, что теперь Брут меньше сторонился Сервилии, объяснялось тем, что он вдруг понял: вероятно, именно женитьба спасла его от проскрипций Суллы. Новая привилегия, которую Сулла предоставил патрициям, была еще одним способом утвердить их особый статус, которого не имели даже самые богатые и влиятельные плебеи из консульских семей. А какой патрицианский род мог сравниться с Сервилиями Цепионами?
– Жаль, – сказала Сервилия, – что наш сын не может получить статус патриция.
– Мое имя достаточно древнее и уважаемое даже для нашего сына, – жестко возразил Брут. – Мы, Юнии Бруты, происходим от основателя Республики.
– Я всегда находила это странным, – холодно сказала Сервилия. – Если это действительно так, то почему сегодняшние Юнии Бруты не патриции? Ибо основатель Республики определенно был патрицием. Ты всегда говоришь о выгодах принадлежности к плебейской семье, но плебейский род Юниев Брутов наверняка ведет происхождение от раба или крестьянина, принадлежавшего семье патриция.
Эта речь, которую Бруту пришлось проглотить, послужила еще одним доказательством того, что Сервилия больше не была молчаливой и покорной женой. Ее страх перед разводом уменьшился, а властность, соответственно, возросла. Двухлетний ребенок в детской был для нее всем. А отец ребенка – никем. Только ради сына она хотела сохранить брак. Но это не значило, что она будет пресмыкаться перед Брутом, как делала до измены старика, поставившего все под угрозу.
– Твоя младшая сестра все сделает как надо, – сказал Брут с легким оттенком злобы. – Патрицианка выйдет замуж за патриция! У них с Друзом Нероном все будет прекрасно.
– Друз Нерон – плебей, – надменно сказала Сервилия. – Он, может, и один из Клавдиев, но мой дядя Друз усыновил его. Он – из Ливиев, рода не выше твоего.
– Все равно он многого добьется, попомни мои слова.
– Друзу Нерону двадцать лет, а он дурак дураком. Наш сын в два года умнее его! – едко заметила Сервилия.
Брут тайком посмотрел на нее. Он понимал, что привязанность его жены к маленькому Бруту феноменальна. И это еще мягко сказано. Львица!
– Во всяком случае, – миролюбиво проговорил Брут, – послезавтра Сулла скажет нам, что он собирается делать.
– Есть у тебя какие-нибудь соображения на сей счет?
– Послезавтра появятся.
Послезавтра Сулла принялся за выборы и выборные должности с таким выражением лица, которое пресекло все возражения.
– Я устал от непродуманной предвыборной возни, – заявил он, – и узаконю надлежащую процедуру. В будущем все выборы будут проводиться в квинтилии, за пять-шесть месяцев до вступления в должность избранных магистратов. В этот период они будут пользоваться особыми привилегиями в сенате. Вновь избранным консулам будут давать слово сразу же после выступления действующих консулов. Вновь избранным преторам – сразу же после выступления действующих преторов. Отныне принцепсам сената, цензорам и проконсулам не будут давать слова, пока не выступит последний вновь избранный претор. Сенаторы тратят время впустую, слушая людей, которые уже не занимают должностей, но выступают прежде действующих или будущих магистратов.
Все повернулись к Флакку, принцепсу сената, униженному этим постановлением. Но тот спокойно сидел, помаргивая.
Сулла продолжал:
– Сначала будут проводиться курульные выборы в центуриатных комициях, за день до ид квинтилия. Выборы квесторов, курульных эдилов, военных трибунов и других второстепенных должностей в трибутных комициях – за десять дней до календ секстилия. И наконец, выборы в Плебейском собрании будут проводиться между вторым и шестым днями до календ секстилия.
– Неплохо, – сказал Гортензий Катулу. – Все будут знать свою судьбу задолго до конца года.
– И радоваться видному положению, – добавил довольный Катул.
– Теперь о самих должностях, – продолжал Сулла. – Когда я закончу вносить имена новых сенаторов, я намерен закрыть дверь в это достойное учреждение. После этого единственный путь в сенат будет открывать должность квестора, на которую человек может претендовать, достигнув тридцати лет, не раньше. Каждый год будут выбирать двадцать квесторов – достаточное количество, чтобы компенсировать уход сенаторов в мир иной. Есть два небольших исключения, которые не повлияют на общее количество: человек, избранный народным трибуном, если он еще не является сенатором, будет, в силу своей должности, присутствовать на заседаниях. А человек, награжденный травяным или гражданским венком, зачисляется сенатором автоматически.
Сулла пошевелился в кресле, посмотрел на свое безгласное стадо.
– Я прослежу, чтобы каждый год выбирали восемь преторов. Плебей не сможет избираться на эту должность до тридцати девяти лет, но патриций имеет право избираться на два года раньше, как я уже говорил. Будет сохраняться двухгодичный интервал между преторской и консульской должностями. Никто не имеет права избираться консулом, пока он не побывает претором. И я восстановлю lex Genucia в самой жесткой форме, сделав невозможным для кого-либо – безразлично, патриция или плебея! – баллотироваться на пост консула вторично, пока не пройдет полных десять лет. Я не потерплю больше гаев мариев!
«И это замечательно!» – подумали все.
Но когда Сулла ввел закон, упраздняющий полномочия народных трибунов, одобрение уже не было таким единодушным. За столетия существования Республики народные трибуны постепенно все более и более прибирали к рукам законотворческие функции и превратили народное собрание в самое влиятельное из законодательных учреждений. Зачастую главной целью народных трибунов было оспорить полномочия сената – большей частью неписаные – и ограничить власть консулов.
– С этим теперь покончено, – удовлетворенно объявил Сулла. – В будущем плебейские трибуны сохранят за собой только право осуществлять ius auxilii ferendi.
Присутствующие зашевелились. Ряды пришли в движение, послышался ропот, затем все замолчали и помрачнели.
– Сенат будет верховным органом! – загремел Сулла. – Для этого я должен ослабить трибунат – и я сделаю это! В соответствии с моими новыми законами ни один человек, побывавший народным трибуном, не сможет после этого претендовать ни на одну магистратуру. Не сможет он стать ни эдилом, ни претором, ни консулом, ни цензором! Не сможет стать и народным трибуном во второй раз, пока не пройдет десять лет. Народный трибун имеет право осуществлять ius auxilii ferendi только в его первоначальном смысле – защищать плебеев в суде. Ни один народный трибун не имеет права считать, будто закон угрожает всем плебеям, или препятствовать судопроизводству.
Странно, но взгляд Суллы многозначительно остановился на двух сенаторах, которые никак не могли занимать должность плебейских трибунов, поскольку были патрициями, – Катилине и Лепиде.
– Право народного трибуна на вето, – продолжал диктатор, – будет строго ограничено. Он не сможет наложить вето на сенаторские декреты, на законы, одобренные сенаторами, на назначение правителей провинций или военачальников, на решения, касающиеся международной политики. Плебейскому трибуну запрещается обнародовать закон в Плебейском собрании, пока он не будет утвержден сенатом с вынесением сенатского консульта. Плебейский трибун не сможет созывать сенат.
Сенаторы сидели угрюмые. Лица некоторых были даже сердитыми. Сулла выдержал театральную паузу, чтобы посмотреть, посмеет ли кто протестовать. Но все молчали. Он прочистил горло.
– Что ты хочешь сказать, Квинт Гортензий?
Гортензий сглотнул.
– Я согласен, Луций Корнелий.
– А кто-нибудь не согласен?
Молчание.
– Хорошо! – бодро сказал Сулла. – Тогда этот lex Cornelia вступает в силу немедленно!
– Это ужасно, – сказал потом Лепид Гаю Котте.
– Я больше не могу соглашаться.
– Тогда почему ты так безропотно согласился? – спросил Катул. – Почему мы позволили ему принять этот закон? Как может Республика быть истинной Республикой без активного народного трибуната?
– А почему, – свирепо спросил Гортензий, приняв сказанное на свой счет, – ты сам ничего не сказал?!
– Потому что, – откровенно ответил Катул, – мне нравится моя голова на положенном ей месте – крепко сидящей на плечах.
– И этим все сказано, – подвел итог Лепид.
– Я усматриваю в этом определенную логику, – сказал Метелл Пий, присоединяясь к группе беседующих. – Какой же он умный! Менее умный человек просто упразднил бы должность, но только не он! Он не затронул