Раскрашенная статуя богини стояла на цоколе. Богиня была в туфлях с загнутыми вверх носами, с занесенным над головой копьем, перед ней на хвосте стояла змея. Но самым поразительным в ее образе была настоящая козлиная шкура, накинутая на плечи и подпоясанная у талии. Голова с рогами покрывала темно-каштановые волосы богини, как шлем. Там, у ног этого диковинного существа, сидели Корнелия Сулла и Метелл Пий. Они держали Далматику за руки, чтобы облегчить ей предсмертные страдания. Ожидание длилось всего несколько часов, и мучения были скорее душевные, чем физические. Бедная женщина испустила дух у ног богини, не переставая звать Суллу и уже не слыша того, что говорили ей Корнелия Сулла и Метелл Пий.
Когда она скончалась, великий понтифик велел членам похоронной коллегии поставить lectus funebris в храм, так как умершую нельзя было отнести домой для торжественного прощания. И показывать ее нельзя было никому. Далматику посадили как положено, с головой накрыли черной тканью, отороченной золотом. Вокруг lectus funebris на коленях стояли профессиональные плакальщицы. Покойница сидела на фоне этой странной богини в козлиной шкуре, с копьем, перед стоящей на хвосте змеей.
– Тот, кто писал закон, регулирующий расходы населения, может позволить себе проигнорировать его, – заявил потом Сулла.
В результате похороны Цецилии Метеллы Далматики обошлись в сто талантов. Более двадцати актеров ехали в колесницах с восковыми масками предков Цецилиев Метеллов и двух патрицианских семей – Эмилия Скавра и Корнелия Суллы. Но толпа, наводнившая Фламиниев цирк (было решено, что вносить тело в пределы померия было бы неблагоразумно, учитывая статус нечистой), отнеслась к такой роскоши значительно прохладнее, чем к виду трехлетних близнецов Далматики, Фавста и Фавсты, одетых в черное и сидящих на руках у огромной женщины родом из Дальней Галлии, в черных траурных украшениях.
В сентябрьские календы хлынул поток новых законов, и так стремительно, что сенат дрогнул.
– Сегодняшние суды неуклюжи, медлительны и оторваны от действительности, – сказал Сулла со своего курульного кресла. – Народные собрания не должны заниматься гражданскими или уголовными делами: слушания затягиваются, присяжными манипулируют, они находятся под чрезмерным влиянием славы или популярности обвиняемого, не говоря уже о его адвокатах. Количество членов жюри может достигать нескольких тысяч выборщиков, что совершенно неразумно. – Лишив таким образом народные собрания права участвовать в судебных процессах, Сулла продолжал: – Я дам Риму семь постоянных судов, которые будут рассматривать дела об измене, вымогательстве, растрате, взяточничестве, подлоге, насилии и убийстве. Все эти дела, кроме дел об убийстве, тем или иным образом затрагивают государство или казну. Такие дела будут рассматриваться под председательством одного из шести младших преторов, назначенного по жребию. Дела об убийствах, поджогах, колдовстве, отравлении, лжесвидетельстве и преступлении, которое я назову «юридическое убийство», то есть незаконная ссылка лица по решению суда, будут слушаться в уголовном суде. Я думаю, что уголовный суд будет самым загруженным, хотя и самым простым. Председателем такого суда следует выбирать человека, который уже занимал должность эдила, хотя и не был еще претором. Его будут назначать консулы.
Гортензий слушал в ужасе, ибо свои самые громкие победы он одерживал в народных собраниях, где красноречие и способность управлять большими массами сделали из него легенду. Жюри присяжных было слишком однородно по составу и не подходило ему.
– Не будет тогда настоящей защиты! – выкрикнул он.
– Какое это имеет значение? – с удивленным видом осведомился Сулла. – Намного важнее юридический процесс, и я намерен отобрать судопроизводство у народных собраний, Квинт Гортензий, запомни это! А от трибутных комиций я добьюсь закона, санкционирующего созданные мною постоянные суды, и, согласно этому закону, все три народных собрания официально передадут свои юридические полномочия постоянным комиссиям.
– Отлично! – воскликнул историк Луций Корнелий Сизенна. – Человек, судимый таким судом, будет тем самым осужден с согласия народных собраний! Это значит, что он не сможет апеллировать к собранию после вынесения приговора.
– Вот именно, Сизенна! Этим аннулируется процесс апелляции. Народные собрания лишаются права суда.
– Это возмутительно! – крикнул Катул. – Не только возмутительно, но и противозаконно! Каждый римский гражданин имеет право на апелляцию!
– Апелляция и суд – одно и то же, Квинт Лутаций, – отозвался Сулла, – и это часть нового порядка.
– Старые законы были достаточно хороши для таких дел!
– В таких делах история ясно показала нам одно: старые законы привели к тому, что многие из тех, кого следовало осудить, были оправданы, потому что какой-нибудь краснобай хитростью убеждал народное собрание отменить законное решение суда. Политический капитал, нажитый такими апелляциями, был одиозен, Квинт Лутаций. Сегодняшний Рим слишком велик, чтобы следовать обычаям и процедурам, придуманным в те времена, когда он был не больше обычной деревни. Я никого не лишаю права на справедливый суд. Фактически я сделал суд справедливее, а процедуру упростил.
– А жюри? – спросил Сизенна.
– Жюри будет состоять только из сенаторов – еще одна причина, почему мне потребовалось иметь в сенате хотя бы четыреста человек. Присяжные несут большую нагрузку. Которая только увеличится, когда придется укомплектовывать семь судов. Но я намерен уменьшить состав жюри. Старый, из пятидесяти одного человека, будет сохранен только при рассмотрении тягчайших преступлений против государства. В будущем состав жюри будет зависеть от количества людей, имеющихся в наличии. И если по какой-то причине окажется четное количество членов жюри и голоса разделятся поровну, тогда в итоге приговор суда будет оправдательным. Сенат уже разделен на декурии по десять человек, во главе каждой декурии стоит сенатор-патриций. Я предполагаю считать эти декурии основой жюри присяжных, хотя ни одна декурия не будет постоянно приписана к определенному суду. Жюри для каждого отдельного слушания в любом суде будет назначаться по жребию, после того как объявят день слушания.
– Мне это нравится, – сказал младший Долабелла.
– А мне – нет! – опять выкрикнул Гортензий. – Что делать, если члены моей декурии будут выполнять обязанности присяжных, когда я сам буду занят в качестве защитника на другом слушании?
– Ну, тогда ты должен будешь успевать и там, и там, – невесело улыбаясь, ответствовал Сулла. – Шлюхи это умеют! И тебе придется научиться!
– Слушай, Квинт, заткнись! – прошипел Катул.
– А кто будет решать, сколько человек войдет в жюри для определенного слушания? – спросил младший Долабелла.
– Председатель суда, – объяснил Сулла. – Но следует установить максимальное количество присяжных. Каждый раз это будет зависеть от количества декурий, имеющихся в наличии. Я считаю, оптимальное количество присяжных должно колебаться между двадцатью пятью и тридцатью пятью человеками.
– Шесть младших преторов будут по жребию председательствовать в судах, – заметил Метелл Пий. – Значит ли это, что при назначении городского претора и претора по делам иноземцев сохранится прежняя система?
– Нет. Я отменю обычай назначать городским претором кандидата, получившего наибольшее количество голосов, и претором по делам иноземцев – кандидата, занявшего второе место. В будущем все восемь должностей будут раздаваться по жребию.
Но Лепида не интересовало, какому претору что достанется. Он задал вопрос, ответ на который уже знал. Просто он хотел, чтобы Сулла ответил сам.
– Получается, ты намерен полностью лишить всадников права участвовать в работе судов?
– Совершенно верно. Поясню кратко. Контроль над римскими судами находился в руках всадников со времен Гая Гракха. Этого больше не будет! Гай Гракх не включил в свой закон пункт, который позволял бы судить коррумпированного всадника-присяжного. Сенаторы отвечают перед законом, и я строго буду следить за этим!
– Какие же обязанности остаются у обоих преторов? – спросил Метелл Пий.
– Они будут отвечать за судопроизводство в целом. А претор по делам иноземцев – за судебные процессы над неримлянами. Но я лишаю обоих преторов права выносить судебное решение по гражданским делам самостоятельно. Вместо этого они будут передавать дело судье, определенному по жребию из списка сенаторов и всадников, и этот человек будет действовать как iudex. Его решение будет обязательным для всех сторон, хотя преторы могут наблюдать за процедурой суда.
Теперь заговорил Катул, потому что Гортензий, все еще с красным лицом, в ярости от насмешки Суллы, молчал.
– По закону на данный момент, Луций Корнелий, только народное собрание может выносить смертный приговор. Если ты намерен лишить народные собрания права участвовать в слушаниях, значит ли это, что ты наделишь свои суды правом выносить смертные приговоры?
– Нет, Квинт Лутаций. Это значит прямо противоположное. Смертных приговоров больше не будет вообще. В будущем приговоры будут ограничены ссылкой, штрафами или конфискацией части либо всего имущества осужденного. Мои новые законы будут также регулировать деятельность комиссии по определению ущерба. Она будет состоять из двух – пяти присяжных заседателей, назначенных по жребию, и председателя суда.
– Ты назвал семь судов, – сказал Мамерк, – которые будут рассматривать дела об измене, вымогательстве, растрате, взяточничестве, подлоге, насилии и убийстве. Но уже сейчас существует постоянный суд по делам о массовом насилии в соответствии с lex Plautia. У меня два вопроса. Первый: что будет с этим судом? И второй: где будут рассматриваться случаи святотатства?
– В lex Plautia больше нет необходимости.
Сулла откинулся, явно довольный. Кажется, сенаторам понравилась идея изъять судопроизводство из компетенции комиций.