– Даже если он вольноотпущенник? – спросил Мамерк, пораженный.
– Даже если он вольноотпущенник. Хотя лучше, чтобы он был всадником или центурионом. Я знал одного центуриона, который пошел на риск и взял на себя командование, был награжден венком из трав, а потом получил тогу с пурпурной каймой курульного магистрата. Его звали Марк Петрей. Если бы не он, было бы много потерь и армия не смогла бы продолжать сражаться. Он стал сенатором и пал с честью во время Италийской войны. Его сын сейчас среди моих новых сенаторов.
– Но сенат не может законным образом дать человеку не из своих рядов полномочия полководца или наместника! – возразил Мамерк.
– По моим новым законам сенат будет обладать таким правом. И я называю такое наместничество или командование специальным поручением. Сенат сможет давать такие поручения – с империем любого необходимого достоинства! – любому гражданину Рима, даже вольноотпущеннику.
– К чему он клонит? – прошептал Филипп Флакку, принцепсу сената. – Я никогда подобного не слышал!
– Хотел бы я знать, но не знаю, – тихо ответил Флакк.
Но Сулла знал, и Мамерк догадывался об этом. Это был еще один способ связать Гнея Помпея Великого, который отказался от места в сенате, но благодаря ветеранам своего отца представлял собой военную силу, с которой приходилось считаться. Сулла не мог допустить, чтобы какой-либо полководец был в состоянии повести армию на Рим. Он, Сулла, останется последним – так он решил. Поэтому если времена изменятся и Помпей превратится в угрозу, то нужно, чтобы законный орган – сенат – дал Помпею возможность законно проявить свой недюжинный талант. Принимая этот закон, Сулла делал уступку здравому смыслу.
– Мне остается определить, что такое измена, – объявил Сулла несколько дней спустя. – Пока мои новые законы не вошли в силу, некоторое время назад существовало несколько видов измены, от perduellio до maiestas minuta – от «государственной измены» до «оскорбления величия» – и различные градации между ними. И все эти преступления не имели точного определения. В будущем все подобные дела будут слушаться в quaestio de maiestate, в моем постоянном суде по делам измены. Такие обвинения, как вы вскоре поймете, будут предъявляться в основном наместникам провинций или полководцам, участвующим в войнах. Если римский гражданин совершает измену на территории Рима или Италии, то он становится объектом единственного судебного процесса, который я разрешу осуществлять народному собранию. Этого человека будут судить за perduellio в центуриатных комициях, и, следовательно, наказание останется прежним – смерть на кресте, сколоченном из несчастливого дерева.
Он помолчал, чтобы дать время усвоить сказанное, потом продолжил:
– Нарушение любого из перечисленных пунктов будет считаться изменой:
– Наместнику запрещается покидать свою провинцию.
– Наместнику запрещается вести армию за пределы провинции.
– Наместнику запрещается начинать войну по своей инициативе.
– Наместнику запрещается вторгаться на территорию царя-клиента без официального разрешения сената.
– Наместнику запрещается вступать в сговор с царем-клиентом или любым иностранным лицом с целью изменить статус-кво любого иностранного государства.
– Наместнику запрещается набирать дополнительные войска без согласия сената.
– Наместнику запрещается принимать решения или издавать указы, которые изменят статус его провинции, без официального согласия сената.
– Наместнику запрещается оставаться в провинции более тридцати дней после прибытия в эту провинцию его преемника, назначенного сенатом.
Это все, – улыбнулся Сулла. – Положительная сторона всего этого в том, что человек, обладающий властью, сохраняет эту власть до тех пор, пока не пересечет священной границы Рима. Так было всегда. И я это подтверждаю.
– Я не понимаю, – сердито сказал Лепид, – к чему все эти специальные правила и инструкции?
– Послушай, Лепид, – устало сказал Сулла, – ты сидишь здесь, глядя прямо на меня. Меня! Человека, который делал почти все из поименованного в моем списке! Я имел для этого основания! Я был незаконно лишен власти и командования. Но теперь я принимаю законы, которые не позволят одному человеку лишить другого полномочий! Ситуация, в которой оказался я, не должна повториться. Поэтому тот, кто нарушит что-либо из моих запретов, будет виновен в измене. Никому не дозволено даже думать о том, чтобы идти на Рим или двинуть свою армию из провинции на Рим. Те дни закончились. И я сижу здесь, чтобы доказать это.
В двадцать шестой день октября племянник Суллы Секст Ноний Суфенат (младший сын сестры Суллы) представил публике первые победные игры – ludi Victoria, которые должны были стать ежегодными. Игры закончились в Большом цирке в первый день ноября, в годовщину битвы у Коллинских ворот. Это были хорошие игры, но большого впечатления они не произвели, разве что первые за сто лет конные выступления под названием «Троянская игра». Толпе она понравилась из-за новизны – сложной серии трюков, показанных всадниками, юношами непременно знатного происхождения. Греки, однако, были от этого не в восторге. Суфенат прочесал всю Грецию в поисках атлетов, танцоров, музыкантов и затейников, так что Олимпийские игры, проводимые в то же время года в Олимпии, стали абсолютным провалом. И – потрясающий скандал! – младший сын Антония Оратора, Гай Антоний Гибрида, покрыл себя позором, сам управляя колесницей в одном из заездов. Если участие знатного юноши в Троянской игре приветствовалось в обществе, то управлять колесницей было верхом неприличия.
В декабрьские календы Сулла объявил имена магистратов на предстоящий год. Сам он будет старшим консулом, Квинт Цецилий Метелл Пий Свиненок – младшим консулом. Наконец-то преданность была вознаграждена. Старший Долабелла получил Македонию, а младший Долабелла – Киликию. Хотя по жребию ему полагался квестор Гай Публиций Маллеол, младший Долабелла настоял на том, чтобы его старшим легатом был не кто другой, как Гай Веррес. Лукулл остался на Востоке служить под началом Терма, наместника Азии, а Гай Скрибоний Курион вернулся домой и сделался претором.
Теперь настало время для Суллы приступить к самому массовому мероприятию – награждению землей своих ветеранов. В течение последующих лет диктатор намеревался демобилизовать сто двадцать тысяч ветеранов из двадцати трех легионов. Во время своего первого консульства в конце Италийской войны он передал мятежные земли Помпеев, Фезул, Адрии, Телесии, Грумента и Бовиана ветеранам Италийской войны, но то сделать было легко, не в пример сегодняшней задаче.
Программа была разработана тщательно: вводилась градация наград в соответствии с продолжительностью службы, рангом, личной храбростью. Каждому центуриону-примипилу из Митридатовых легионов (они все получили много наград в придачу) выделили пятьсот югеров лучшей земли, а простые солдаты из легионов Карбона, которые перешли на сторону Суллы, получили только по десять югеров, и земля была похуже.
Начал Сулла с конфискованных земель Этрурии на территориях, принадлежавших городам-крепостям Волатерры и Фезулы. Поскольку Этрурия к этому времени находилась уже в традиционной оппозиции к Сулле, он не стал концентрировать своих ветеранов в замкнутых сообществах. Вместо этого он расселил их повсюду, предполагая тем самым сдержать будущие мятежи. И это оказалось ошибкой. Волатерры восстали почти сразу же, убили многих ветеранов Суллы и заперли ворота, готовясь выдержать осаду. Поскольку город располагался в глубокой лощине, но на очень высоком холме с плоской вершиной, торчащем прямо посреди этой лощины, Волатерры рассчитывали долго сопротивляться. Сулла явился туда лично, чтобы организовать блокаду, оставался там три месяца, а потом, когда понял, насколько длительной и изнуряющей будет попытка захватить эту крепость, вернулся в Рим.
Но он усвоил урок и понял, каким образом следует размещать ветеранов. Его более поздние поселения представляли собою колонии бывших солдат, способных сплотиться перед лицом местной оппозиции. Один его заморский эксперимент был проведен на Корсике, где Сулла организовал две отдельные солдатские колонии, думая сделать это место цивилизованным и ликвидировать корсиканское проклятие – пиратов. Напрасная надежда.
Новые суды хорошо функционировали, явившись идеальной ареной для новой звезды, Марка Туллия Цицерона. Квинт Гортензий (преуспевавший в судебной атмосфере народных собраний) вынужден был приспосабливаться к небольшой аудитории. Но Цицерон нашел эту форму идеальной. В конце прошедшего года Цицерон выступил во время предварительного слушания перед младшим Долабеллой, который был городским претором. Цель слушания – решить, обязательно ли залог, называемый sponsio, вносить до слушания, или слушание можно проводить без этой суммы. Адвокаты – оппоненты Цицерона были серьезные: Гортензий и Филипп. Но Цицерон победил, а Гортензий и Филипп проиграли. И Цицерон начал свою юридическую карьеру, равной которой уже не будет.
Это случилось в июне того года, когда Сулла был старшим консулом в паре с Метеллом Пием. Двадцатишестилетний аристократ из патрицианской семьи Марк Валерий Мессала Нигер обратился к своему хорошему другу, двадцатишестилетнему Марку Туллию Цицерону, с просьбой защищать одного человека, который был другом Нигера и его клиентом.
– Это Секст Росций-младший из Америи, – объяснил Мессала Нигер. – Его обвиняют в убийстве отца.
– О-о! – удивленно воскликнул Цицерон. – Но ты и сам хороший адвокат, дорогой мой Нигер. Почему бы тебе не защищать его? Убийство – громкое дело, но очень простое для защиты, ты же знаешь. Никакой политической подоплеки.
– Это ты так думаешь, – серьезно возразил Мессала Нигер. – В этом деле больше политических ловушек, чем в траншее – острых бревен! Имеется только один человек, у которого есть шанс выиграть процесс, и этот человек – ты, Марк Туллий. Гортензий в ужасе отказался.