Причина моей уверенности заключается в том, что у меня сейчас есть великолепный флот от – никогда не догадаешься! – Никомеда! В конце квинтилия Терм послал к Никомеду твоего племянника, Гая Юлия Цезаря, чтобы получить флот из Вифинии. Он написал мне об этом, хотя никто из нас не ожидал увидеть корабли до марта или даже апреля следующего года. Представь себе, Терму вздумалось посмеяться над самоуверенностью юного Цезаря. Поэтому Цезарь взбрыкнул и дерзко потребовал назвать количество необходимых кораблей и дату. Сорок кораблей, половина из них палубные квинквиремы и триремы, к первому дню ноября – таков был приказ Терма этому своенравному молодому человеку.
Но поверишь ли, Цезарь появился в моем лагере в ноябрьские календы с превосходным флотом! Много лучшим, нежели можно было ожидать от такого скряги, как Никомед. Он привел еще два больших понтийских корабля, за которые не нужно платить – только провиант и жалованье командам. Увидев счет, я был поражен: Вифиния еще получит свою прибыль! Конечно, не очень большую. Что обязывает меня вернуть флот, как только Митилена падет. И заплатить. Я надеюсь выделить средства из трофеев, но, если трофеи окажутся не такими внушительными, как я ожидаю, есть ли способ убедить казну финансировать часть расходов?
Должен добавить, что молодой Цезарь вел себя высокомерно и дерзко, когда передавал мне флот. Я был вынужден осадить его. Естественно, существует лишь один способ получить от старой проститутки Никомеда такой великолепный флот за столь короткое время – переспать с ним. На это я и указал Цезарю, чтобы поставить его на место. Но сомневаюсь, что существует на свете способ действительно поставить его на место! Он набросился на меня, как очковая змея, и сказал, что ему не надо прибегать к женским хитростям, чтобы получить желаемое, и что в тот день, когда ему придется пойти на это, он проткнет себе живот. И я теперь не знаю, что с ним делать, как научить его дисциплине, – проблема, которой у меня не бывает, как ты знаешь. Я понадеялся было на его товарищей, младших военных трибунов. Ты помнишь их – ты должен был видеть их в Риме. Габиний, два Лентула, Октавий, Мессала Руф, Бибул и сын Филиппа.
Думаю, малыш Бибул пытался это сделать. И в результате оказался на высоком шкафу. С тех пор лагерь младших военных трибунов разделился. На сторону Цезаря встали Габиний, Октавий и сын Филиппа. Руф занял нейтральную позицию. А два Лентула и Бибул ненавидят его. Во время осад среди молодых людей всегда возникают неприятности, конечно из-за скуки. Трудно заставить этих злодеев работать. Даже мне. Но от Цезаря неприятностей сверх меры. Я не люблю заниматься людьми такого низкого звания, но в нескольких случаях у меня не было выбора. Цезарь – это наказание. Слишком смазливый, слишком самоуверенный и, увы, знает, что очень умен.
Однако следует отдать Цезарю должное, он работяга. Он не отдыхает. Понятия не имею, как он этого добился, но почти каждый солдат в лагере знает его и любит. И еще, к сожалению, он нарушает субординацию. Мои легаты стали избегать его, потому что он не выполняет приказов, если не одобряет их. И к несчастью, всегда оказывается прав! Он из тех, кто все продумывает до мелочей, прежде чем нанести первый удар или дать распоряжение подчиненному. И в результате очень часто мои легаты ходят с багровыми лицами.
Единственный способ, которым мне удается уколоть его самолюбие, – спрашивать его, как он получил такой чудесный флот от Никомеда за столь ничтожную цену. И это действует. Он приходит в ярость. Но поддастся ли он на провокацию? Получу ли я повод привлечь его к суду? Нет! Он умен и держит себя в руках. Конечно, он мне не нравится. А тебе? У него хватило наглости смешать мой род с грязью!
Хватит о младших трибунах. Нужно бы что-нибудь сказать о более важных людях, например о старших легатах. Но боюсь, что не могу припомнить ничего интересного.
Я слышал, ты занялся брачными делами и нашел Помпею знатную жену. Если у тебя есть время, может быть, подберешь невесту и мне. С тех пор как мне исполнилось тридцать, я все время в отъезде. Теперь я почти достиг преторского возраста, а у меня до сих пор нет жены, не говоря уж о сыне, который продолжит мой род. Беда в том, что я предпочитаю хорошее вино, хорошую еду, хорошую компанию тому сорту женщин, на которых должен жениться Лициний Лукулл. К тому же я люблю очень молоденьких, а где найти такого отца, который отдаст за меня тринадцатилетнюю? Мой брат отказывается быть сватом, поэтому можешь вообразить, как я был счастлив узнать, что ты занялся этим делом.
Я люблю тебя и скучаю по тебе, дорогой Луций Корнелий.
В конце марта Марк Минуций Терм прибыл из Пергама. Он поддержал Лукулла в его желании атаковать. Когда он услышал подробности о вифинском флоте Цезаря, то расхохотался, хотя Лукулл не мог понять, что же здесь смешного. Его жизнь отравляли жалобы высшему начальству о непокорных, действующих ему на нервы младших военных трибунах.
Однако существовал очень древний и неписаный армейский закон: если человек является постоянным источником неприятностей, поставь его в бою на такое место, где его определенно убьют. И, планируя нападение на Митилену, Лукулл решил последовать этому старому армейскому правилу. Цезарь должен погибнуть. Лукулл будет командовать предстоящим сражением. Терм останется только наблюдателем.
Для военачальника было обычным делом созвать всех своих офицеров на последний военный совет перед боем. Но в данном случае это вызвало кривотолки. Многие посчитали странным увидеть на совещании младших военных трибунов. Они причиняли особенное беспокойство, и было ясно, что военачальник не доверял им. Обычно они служили курьерами под командованием старших трибунов, и таковыми Лукулл и назначил их в конце совещания. Кроме Цезаря, которому он холодно сказал:
– Ты – шило в заднице, но я заметил, что ты трудяга. Поэтому я решил назначить тебя командиром специальной когорты, составленной из самых худших элементов бывшей армии Фимбрии. Эту когорту я буду держать в резерве, пока не увижу, где сопротивление противника самое яростное. И тогда я пошлю ее именно туда. Твоя задача как командира – переломить ситуацию.
– Ты – покойник, – сказал Цезарю Бибул с самодовольным видом, когда они сидели у себя после совета.
– Не я! – бодро ответил Цезарь, разрезая волос мечом, потом кинжалом.
Габиний, который симпатизировал Цезарю, беспокоился.
– Хотел бы я, чтобы ты не был таким торчащим mentula, – сказал он. – Если бы ты сбавил тон и держался незаметно, тебя бы не назначили. Он дал тебе поручение, которое не должен выполнять младший военный трибун, особенно тот, кто ни разу не участвовал в кампаниях. Все его войска – это бывшая армия Фимбрии, приговоренная к вечной ссылке. Он собрал самых отъявленных мерзавцев, которые не хотят драться, и тебя поставил во главе их. Если он собирался дать тебе настоящую когорту, она должна была состоять из солдат Терма.
– Я все это знаю, – терпеливо ответил Цезарь. – И ничего не могу поделать, раз уж я такой торчащий mentula, – спроси любую из лагерных женщин.
Это вызвало смешки у некоторых и мрачные взгляды – у других. Даже ненавистники могли бы простить Цезаря, если бы за прошедшую зиму он не приворожил всех женщин лагеря, которые стали намного свежее и куда привлекательнее благодаря тому, что Цезарь настаивал, чтобы его избранницы сияли чистотой.
– Разве тебя это совсем не беспокоит? – спросил Рыжий Руф.
– Нет, – ответил Цезарь. – На моей стороне удача и талант. Подождите – и увидите.
Он осторожно вложил в ножны меч и кинжал и направился с ними в свою комнату. Остановившись около Бибула, Цезарь пощекотал его под подбородком.
– Не бойся, Блошка, – сказал он. – Ты такой маленький, что враг тебя не заметит.
– Если бы он не был таким самоуверенным, я бы мог его терпеть, – заметил Лентул Лентулу Нигеру, когда они поднимались к себе по лестнице.
– Кто-нибудь его укротит, – сказал Нигер.
– Надеюсь, я буду в том месте, чтобы увидеть это. – Лентул вздрогнул. – Завтра отвратительный день, Нигер.
– Для Цезаря, – сказал Нигер и мрачно улыбнулся. – Лукулл бросает его на стрелы.
Шесть осадных башен подкатили к самым стенам Митилены. Каждая башня была такой большой, что сотни солдат могли быстро подняться по ней и перелезть через стены, сбросив оттуда защитников. К несчастью для Лукулла, осажденные хорошо понимали, что у них гораздо больше шансов победить в открытом сражении за городскими стенами.
В середине ночи Лукулла разбудили, сообщив, что за ворота города выходят шестьдесят тысяч жителей, чтобы занять позиции между стенами Митилены, рвом и осадной стеной, которую возвел Лукулл.
Затрубили сигнальные трубы, забили барабаны, заиграли горны. Лукулл призвал своих солдат к оружию, и римский лагерь превратился в муравейник. Теперь он располагал всеми четырьмя азиатскими легионами, так как Терм привел с собой еще два. Они не были частью армии Фимбрии, и поэтому им было разрешено возвратиться в Рим с Термом после окончания срока его службы. Таким образом, их присутствие в осадном лагере в Митилене лишний раз напомнило легионерам Фимбрии об их вечной ссылке и вызвало новую волну недовольства. Теперь, когда генеральное сражение неминуемо, Лукулл боялся, что легионеры не захотят сражаться до конца. Было жизненно важно, чтобы когорта Цезаря, составленная из наиболее агрессивных мятежников, была отделена от остальной армии.
У Лукулла имелось двадцать четыре тысячи солдат против шестидесяти тысяч митиленцев. Но среди защитников Митилены много стариков и мальчиков – как случается всегда, когда осажденный город призывает своих жителей к оружию.
– Я дурак! Я должен был подумать об этом! – в гневе сказал Лукулл Терму.
– Кстати, как они узнали, что мы атакуем сегодня? – спросил Терм.
– Шпионы, наверное, среди лагерных женщин, – ответил Лукулл. – Потом я прикажу убить их всех. Плохо, что сейчас еще слишком темно и невозможно разглядеть, как они расположились. Я должен держать их на расстоянии, пока не выработаю план.