– Сулла говорит, что ты должна выйти за меня замуж, – заявил он, сверкая голубыми глазами и белыми зубами.
– Это единственное, что я знаю, – отозвалась она, чувствуя, как антипатия к нему куда-то улетучивается: он выглядел откровенно счастливым и действительно очень привлекательным.
– Это Сулла о тебе позаботился, – сказал он, затаив дыхание от радости. – Ты должна признать, что он заботится о судьбах других людей.
– Естественно, что ты так думаешь, – холодно проговорила Юлия.
– На что ты жалуешься? Он поступил с тобой гораздо великодушнее, чем с прочими вдовами осужденных, – бестактно выпалил влюбленный, не отрывая взгляда от своей будущей жены.
Юлия хотела было сказать, что Сулла повинен в смерти ее единственного ребенка, но передумала. Было известно, что этот недалекий человек предан Сулле. Вряд ли у него может быть другая точка зрения.
А Цезарь, сидевший в углу, незаметно разглядывал Гнея Помпея Магна. Внешность не римская, это точно. Галл из Пицена: нос курносый, лицо широкое, смуглая кожа. Да и выговор у него не римский. Это точно. Полное отсутствие утонченности поражало. Мясничок. Очень подходящее прозвище.
– Что ты о нем думаешь? – спросила Аврелия Цезаря, когда они возвращались в Субуру по полуденной жаре.
– Уместнее спросить, что думает о нем Муция.
– Ей-то он понравился. Намного больше, чем нравился Марий-младший.
– Значит, осложнений не будет, мама.
– Да.
– Тете Юлии станет одиноко без нее.
– Она найдет себе занятие.
– Жаль, что у нее нет внуков.
– В этом виноват Марий-младший! – резко отреагировала Аврелия.
Они почти дошли до улицы Патрициев, когда Цезарь заговорил снова:
– Мама, я должен вернуться в Вифинию.
– В Вифинию? Сын мой, это неразумно!
– Знаю. Но я дал слово царю.
– Разве, согласно новому правилу Суллы, любой сенатор не обязан просить разрешения покинуть Италию?
– Да, это так.
– Тогда вот что, – сказала Аврелия с довольным видом. – Ты должен быть предельно откровенным и сообщить всему сенату, куда ты едешь. Возьми с собой Евтиха и Бургунда.
– Евтиха? – Цезарь даже остановился, изумленно глядя на мать. – Но он же твой управляющий! Тебе будет нелегко без него. И почему?
– Я обойдусь без него. Он родом из Вифинии, сын мой. Ты должен сказать сенату, что твой вольноотпущенник, который все еще остается твоим управляющим, должен отправиться в Вифинию по своим делам и что ты, как патрон, будешь его сопровождать.
Цезарь расхохотался:
– Сулла абсолютно прав! Тебе следовало родиться мужчиной. Это так по-римски утонченно! Открыто объявить всем, куда я еду, вместо того чтобы наплести, будто я собираюсь в Грецию, чтобы потом меня уличили в обмане! Ложь всегда всплывает. – Он о чем-то подумал немного и добавил: – Кстати, об утонченности. Вот чего нет у Помпея, так это утонченности, правда? Мне хотелось его ударить, когда он брякнул бедной тете Юлии… О боги, как же он любит хвастаться!
– Думаю, он это делает постоянно, – сказала Аврелия.
– Я рад, что познакомился с ним, – серьезно сказал сын. – Теперь я знаю, что пятно на моей репутации сослужило мне хорошую службу.
– Что ты имеешь в виду?
– Пока никто еще не смог поставить его на место. Место, которое не так высоко и не столь нерушимо, как он считает. Обстоятельства позволили ему невообразимо раздуть самомнение. До сих пор он всегда получал все, что хотел. Даже жен, намного более знатных. И он привык считать, что так будет всегда. Но конечно, это ошибка. Когда-нибудь все обернется против него. Урок окажется для него невыносимым. А я, по крайней мере, уже получил урок.
– Ты действительно полагаешь, что Муция ему не ровня?
– А ты разве так не думаешь? – удивился Цезарь.
– Нет. Ее происхождение не имеет такого уж большого значения. Она была женой Мария-младшего, потому что ее отец намеренно отдал Муцию сыну «нового человека». Сулла не забывает таких вещей. И не прощает. Он ослепил этого легковерного молодого человека, бедняжку Помпея, родственными связями Муции Терции. Но утаил причины, по которым отдает ее человеку ниже ее по происхождению.
– Хитрец!
– Сулла – лис, как все рыжие со времен Улисса.
– Тогда мне действительно стоит уехать из Рима.
– Пока Сулла не уйдет со сцены?
– Пока Сулла не уйдет со сцены. Он говорит, что это произойдет после выборов – через год после назначения следующих консулов. Может быть, через одиннадцать месяцев, если так называемые выборы пройдут в квинтилии. Консулами на следующий год станут Сервилий Ватия и Аппий Клавдий. Но кто будет через год, я не знаю. Наверное, Катул.
– Останется ли Сулла в безопасности после того, как перестанет быть диктатором?
– Без сомнения, – ответил Цезарь.
Часть IVОктябрь 80 г. до Р. Х. – май 79 г. до Р. Х
– Ты должен поехать в Испанию, – сказал Сулла Метеллу Пию. – Квинт Серторий быстро занимает всю территорию этой провинции.
Метелл Пий укоризненно посмотрел на диктатора.
– Да нет же! – рассудительным тоном возразил он. – У него д-д-друзья среди лузитан, и он очень силен западнее реки Бетис. Н-н-но у тебя хорошие наместники в обеих испанских провинциях.
– Ты так думаешь? – спросил Сулла, уголки его губ опустились. – Уже нет! Мне как раз сообщили, что Серторий нанес поражение Луцию Фуфидию, после того как этот дурак навязал ему бой. Четыре легиона! Фуфидий не смог побить Сертория c какими-то семью тысячами солдат, только треть которых – римляне!
– Он п-п-привез римлян с собой из Мавретании прошлой весной, конечно, – сказал Метелл Пий. – Остальные – лузитане?
– Дикари, дорогой Свиненок! Не стоят гвоздя на подошве римского сапога! Но оказались способными разбить Фуфидия!
– О… Edepol!
По какой-то причине, которой Свиненок не понял, это вполне пристойное ругательство заставило Суллу громко рассмеяться. Прошло некоторое время, прежде чем диктатор сумел овладеть собой и снова заговорил о Квинте Сертории:
– Послушай, Свиненок, я давно знаю Квинта Сертория. И ты тоже. Если бы Карбон удержал его в Италии, я мог бы и не победить у Квиринальских ворот, потому что потерпел бы поражение задолго до этого. Серторий по меньшей мере равен Гаю Марию, а Испания – его излюбленное место. Когда Луск выгнал его из Испании в прошлом году, я надеялся, что Серторий сделается мавретанским наемником и не будет нам больше досаждать. Но мне следовало знать его лучше. Сначала он отобрал Тингис у царя Аскалида, потом убил Пакциана и увел его римских солдат. Теперь он вернулся в Дальнюю Испанию и занимается тем, что разбавляет лузитанами великолепные римские войска. Необходимо, чтобы ты поехал управлять Дальней Испанией – прямо с начала нового года, а не весной. – Сулла взял лист и весело помахал им в сторону Метелла Пия. – У тебя будет восемь легионов! По крайней мере, для восьми легионов мне не придется искать земли. И если ты уедешь в конце декабря, можешь отправиться морем прямо в Гадес.
– Большая команда, – довольно сказал великий понтифик.
Он был совсем не против уехать из Рима, чтобы принять участие в длительной кампании, даже если это означало, что ему предстоит сразиться с Серторием. Никаких религиозных церемоний, никаких бессонных ночей, полных тревоги: вдруг язык подведет его. Он знал, что, как только уедет из Рима, его заикание исчезнет, – так всегда случалось.
– А кого ты пошлешь управлять Ближней Испанией? – поинтересовался Метелл Пий.
– Думаю, Марка Домиция Кальвина.
– Не Куриона? Он х-х-хороший военачальник.
– Куриона я предполагаю послать в Африку. Кальвин лучше поддержит тебя в главной кампании, дорогой Свиненок. Курион слишком независим в своих решениях.
– Понимаю, что ты имеешь в виду.
– Кальвину можно дать еще шесть легионов. Всего – четырнадцать. Достаточно, чтобы укротить Сертория!
– Никаких сомнений! – с благодарностью сказал Свиненок. – Н-н-не бойся, Луций Корнелий! Испания в б-б-безопасности!
Сулла снова засмеялся:
– Почему меня это беспокоит? Право, не знаю. Я уже буду мертв, когда ты вернешься.
Метелл Пий вскинул руки в протестующем жесте:
– Нет! Ерунда! Ты же еще не стар!
– Мне было предсказано, что я умру в зените славы и власти, – произнес Сулла без страха и сожаления. – В следующем квинтилии я уже не буду диктатором, Пий, и удалюсь в Мизены, чтобы провести там последние, славные, разгульные дни. Это продлится недолго, но я буду радоваться каждому моменту оставшейся мне жизни!
– Пророки не римляне, – сурово возразил Метелл Пий. – Мы оба знаем, что большей частью пророчества их не сбываются.
– Но только не в этом случае, – твердо сказал Сулла. – Тот прорицатель – халдей, предсказатель парфянского царя.
Считая это более разумным, Метелл Пий переключился с разговора о предсказаниях на обсуждение предстоящей кампании.
Если говорить правду, Сулла выполнял свои обязанности уже по инерции. Поток законов иссяк, новая система казалась прочной, способной выстоять даже после его ухода. Процесс раздачи земли ветеранам дошел до той стадии, когда сам Сулла уже мог отстраниться, наконец-то пали Волатерры. Только Нола – старейший и самый непримиримый враг среди городов Италии – все еще выступала против Рима.
Сулла сделал все, что мог, и упустил очень мало. Сенат был покорен, народные собрания фактически бессильны, плебейские трибуны превратились в фигуры чисто номинальные, его суды оказались популярны и доказали свою эффективность, а будущим наместникам были подрезаны крылья. Казна полна, чиновники под страхом наказания обязаны отчитываться во всех тратах. На тот случай, если всадники не усвоили урок, потеряв тысячу шестьсот человек, павших жертвами проскрипций, Сулла растолковал им свою позицию дополнительно, лишив владельцев государственных коней всех их социальных привилегий. А потом распорядился, чтобы все, кто был отправлен в ссылку по решению суда, состоявшего из всадников, вернулись домой.