То, что он узнал в Нарбоне, только усилило его недоверчивость. Из писем от Геллия и Клодиана Помпей выяснил, что Сенат лишил их командования. А от Филиппа — что, пошантажировав Сенат и добившись назначения, одобренного Трибутным собранием, Марк Лициний Красс соблаговолил принять командование в кампании против Спартака и получил восемь легионов и многочисленную кавалерию. Когда-то, приняв участие в одной кампании вместе с Крассом, Помпей посчитал его полной посредственностью, равно как и его войско. Поэтому, получив известие от Филиппа, он только в отчаянии покачал головой. Крассу тоже не удастся одержать верх над Спартаком.
Когда Помпей покидал Нарбон, пришло последнее подтверждение его мнения: солдаты Красса оказались такими плохими, что он казнил каждого десятого! А это, как знал всякий командир из истории и руководств по военному делу, крайняя мера, ведущая к поражению, — она совершенно подавляет моральный дух армии. Ничто не может сделать смелыми трусов, которые заслужили децимации. И все же, неужели этот большой, неуклюжий Красс верит, будто подобное наказание в состоянии излечить его армию от трусости?
И Помпей Магн принялся фантазировать: как он вернется в Италию как раз вовремя, чтобы покончить со Спартаком. И из этой фантазии внезапно, как удар грома, возникла ИДЕЯ. Конечно же, Сенат на коленях будет умолять его принять еще одно специальное назначение — чтобы уничтожить Спартака. Но на сей раз Помпей будет настаивать, чтобы его назначили консулом. Только тогда он согласится. Если Красс сумел заставить народ утвердить его назначение, тогда как могут почтенные отцы-сенаторы надеяться, что устоят перед требованиями Гнея Помпея Магна? Звание проконсула (non pro consule, sed pro consulibus) больше уже его не удовлетворяло! Неужели он так и останется навсегда для Сената вечной рабочей лошадкой с полномочиями, далекими от истинной сенаторской власти? Нет! Больше — никогда! Теперь он был не против стать сенатором. Сперва — консул, потом — сенатор. Насколько он помнил, никому никогда не удавалось сделать этого. Это будет первый — небывалый! — случай, и таким образом Помпей продемонстрирует всему миру, что он — Первый Человек в Риме.
Преодолевая милю за милей по Домициевой дороге, он был до такой степени погружен в свои фантазии и имел настолько счастливый вид, что Варрон (как и другие) не мог понять, что у него на уме. Иногда Помпей порывался что-то сказать, потом передумывал, решая сохранить столь великолепный замысел в себе. Варрон и остальные вскоре все узнают сами.
Настроение радостного предвкушения не покидало его и после того, как новый переход через Альпы был осмотрен и вымощен, и армия спустилась в долину Салассов в Италийской Галлии и вышла на Эмилиеву дорогу. Помпей все насвистывал и чирикал блаженно. У небольшого городка Форум Попиллия, уже в самой Италии, его постиг ужасный удар. Помпей и его шесть легионов натолкнулись на беспорядочную толпу грязных людей, вооруженных кто чем. Было понятно, что это остатки войск Спартака. Окружить их и уничтожить было делом нетрудным. Тяжело было узнать, что Марк Красс уничтожил Спартака еще месяц назад. Война закончилась.
Разочарование Помпея было видно всем его легатам, которые догадались, что он напевал под нос всю дорогу, погруженный в грезы о том, что сразу же примет участие в следующей кампании. То, что он планировал требовать консульства из-за этой кампании, никому и в голову не приходило. Несколько дней Помпей был мрачным. Даже Варрон избегал его общества.
«Ах, — думал Помпей, — почему я не услышал об этом, пока был в Заальпийской Галлии? Я буду вынужден использовать тот же прием — якобы угрозу моей еще не распущенной армии. Некогда я привел свою армию в границы Италии вопреки конституции Суллы. А у Красса армия еще в боевом состоянии. Если бы я оставался в Заальпийской Галлии, я мог бы скрыться там, пока Красс не отпразднует свою овацию, а его войско вернется к гражданской жизни. Я мог бы использовать моих ручных сенаторов, чтобы заблокировать курульные выборы, пока я не предприму собственные шаги. Но я в Италии. Значит, на них должна воздействовать именно угроза моей армии».
За этими несколькими хмурыми днями последовало новое настроение. Помпей повел своих людей в лагерь в галльской Сене. Правда, он больше не насвистывал, однако и вид у него сделался менее мрачным. Поразмыслив, он задал себе очень важный вопрос: какие люди служат в армии Красса? Ответ: отбросы Италии, слишком трусливые, чтобы выдержать бой. Почему тот факт, что Красс победил, должен изменить это? Те шесть тысяч беглецов, которых встретил Помпей, являли жалкое зрелище. Значит, децимация вселила немного уверенности в людей Красса, но надолго ли? Могут ли они сравниться с великолепными солдатами Помпея, которые в течение нескольких лет выносили жару и холод в Испании — без трофеев, без приличной еды, без благодарности от драгоценного Сената? Нет. Окончательный ответ был громкий и вполне определенный — НЕТ!
Чем ближе к Риму, тем веселее становился Помпей.
— О чем ты думаешь? — спросил Варрон Помпея, когда они ехали рядом посередине дороги.
— О том, что мне должны предоставить общественную лошадь. Казна так и не заплатила мне за моего дорогого погибшего Снежка.
— Разве это не твой общественный конь? — спросил Варрон, показывая на гнедого мерина, на котором ехал Помпей.
— Эта кляча? — презрительно фыркнул Помпей. — Мой должен быть белым.
— Но это совсем не кляча, Магн, — возразил владелец части Розеи, признанный эксперт по лошадям. — Это действительно отличное животное.
— Только потому, что этот мерин принадлежал Перперне?
— Просто потому, что он — это он!
— Он недостаточно хорош для меня.
— И об этом ты думал?
— Да. По-твоему, о чем же я думал?
— Нет, это я тебя спрашиваю. О чем?
— Почему бы тебе не догадаться?
Варрон наморщил лоб:
— Я думал, что догадался, когда мы натолкнулись на тех повстанцев. Я думал, что ты планировал еще одно специальное назначение и очень разочаровался, когда узнал, что Спартака больше нет. А сейчас — не знаю!
— Ну что ж, Варрон, гадай дальше. А я пока сохраню в секрете свои планы, — сказал Помпей.
Когорта, которую выбрал Помпей сопровождать себя в Рим, состояла из жителей Рима. Типично для Помпея: зачем тащить в Рим людей, которые предпочли бы находиться в другом месте? Поместив солдат в небольшой лагерь у Задней улицы, Помпей позволил им надеть гражданское платье и отправиться в город. Афраний, Петрей, Габиний, Сабин и другие легаты быстро последовали примеру Помпея, равно как и Варрон, который соскучился по жене и детям.
Таким образом, Помпей командовал на Марсовом поле один — или, по крайней мере, на части Марсова поля. Слева от него находился другой небольшой лагерь. Лагерь Марка Красса. Красс прибыл также в сопровождении одной когорты. Как и Помпей, Красс вывесил алый флаг на своей палатке, показывающий, что командующий на месте.
К сожалению, к сожалению… Почему в Италии должна быть еще одна армия? Даже если это армия трусов? В планы Помпея не входила гражданская война. Подобная идея ему не нравилась. Отвергнуть подобную идею заставили его не верность или патриотизм. Скорее всего, потому, что он не испытывал таких чувств, какие испытывают люди вроде Суллы. Для Суллы альтернативы не существовало. Рим был цитаделью, где обитало его сердце, его честь, где таился самый источник его жизни. А цитаделью Помпея всегда оставался Пицен. Нет, гражданская война ему не требуется. Но все должно выглядеть так, словно она нужна ему позарез.
Он сел и стал писать письмо Сенату.
Сенату Рима.
Я, Гней Помпей Магн, получил специальное назначение от вас шесть лет назад, чтобы подавить восстание Квинта Сертория в Ближней Испании. Как вам известно, вместе с моим коллегой в Дальней провинции, Квинтом Цецилием Метеллом Пием, мне удалось подавить это восстание и стать причиной смерти Квинта Сертория. А также нескольких легатов, включая Марка Перперну Вейентона.
У меня нет больших трофеев. В стране, опустошенной целой серией катастроф, не было трофеев. Война в Испании причинила Риму убыток. Тем не менее я прошу триумфа, зная, что выполнил все, что вы приказали, и что благодаря мне много тысяч врагов Рима мертвы. Я прошу, чтобы этот триумф был предоставлен мне безотлагательно, дабы я мог выставить свою кандидатуру на курульных выборах, которые пройдут в июле.
Он хотел составить черновик письма, чтобы Варрон, как обычно, отредактировал его: пусть бы оно звучало получше, дипломатичнее. Но, прочитав эту очень короткую записку несколько раз, Помпей пришел к выводу, что улучшить ее невозможно. С ними надо жестко!
Филипп прибыл как раз в тот момент, когда Помпей, удовлетворенный, откинулся на спинку кресла.
— Вот и хорошо! — воскликнул Помпей, вставая и пожимая Филиппу руку (вялую и потную). — Ты возьмешь это письмо и зачитаешь его в Сенате.
— Требуешь заслуженного триумфа? — вздохнув, молвил Филипп и сел.
Он шел пешком по Задней улице, потому что носилки несли очень медленно. Но он не подумал, как далеко придется идти и какой жаркий этот июньский день, хотя по календарю стояла еще весна.
— Немного большего, чем триумф, — усмехнулся Помпей, передавая ему восковую дощечку.
— Сначала, если можно, немного вина.
Филиппу потребовалось время, чтобы разобрать ужасный школярский почерк Помпея. Он сделал первый большой глоток хорошо разбавленного вина и поперхнулся. Он так сильно кашлял, что Помпею пришлось встать и постучать его по спине. Прошло некоторое время, прежде чем Филипп смог успокоиться и высказать свое мнение.
Но он не стал комментировать прочитанное. Вместо этого он посмотрел на Помпея так, словно видел его впервые. Это был изучающий взгляд. Перед ним стоял человек в кирасе; кожа светлая, в веснушках, очень привлекательное лицо со скошенным подбородком и копной волос яркого золота, как у Александра. А глаза — широкие, светлые, нетерпеливые, такие голубые! Помпей Магн, Новый Александр. Откуда в нем необъятное нахальство, которое питает это требование? Помпей-отец был очень странным человеком, а сыну