Хотя и неохотно, легаты разошлись по домам, позволив Цезарю пойти на Марсово поле в лагерь Красса. О содержании заседания уже знал весь Рим. Когда Цезарь пробирался сквозь толпу на Нижнем Форуме, он слышал обрывки разговоров, основной темой которых была возможная гражданская война. Помпей хочет быть консулом — Сенат не разрешит этого — Красс не получит землю — пора Риму преподать заслуженный урок этим самоуверенным командующим — какой ужасный этот Помпей — и так далее…
— Ну вот и все, — закончил рассказ Цезарь.
Красс с каменным лицом слушал краткое изложение событий, и теперь, когда Цезарь замолчал, лицо его сохранило ту же маску. Некоторое время он безмолвствовал, только смотрел в открытый полог в стене палатки на спокойную красоту Марсова поля. Наконец Красс показал на пейзаж и, не оборачиваясь, обратился к Цезарю:
— Красиво, правда? И не подумаешь, что такой отстойник, как Рим, находится меньше чем в миле отсюда.
— Да, красиво, — искренне согласился Цезарь.
— А что ты сам думаешь о приятных событиях в Сенате?
— Я думаю, — тихо сказал Цезарь, — что Помпей поймал тебя за яйца.
Это вызвало улыбку, потом тихий смех.
— Ты абсолютно прав, Цезарь. — Красс указал на стол, заваленный денежными мешками. — Знаешь, что это такое?
— Несомненно, это деньги. Больше ничего не приходит в голову.
— Это все деньги, которые задолжали мне сенаторы, — сказал Красс. — Всего пятьдесят возвратов.
— А голосуют в Палате меньше пятидесяти.
— Именно.
Красс без усилий повернулся вместе с креслом, положил ноги на эти мешки, откинулся на спинку и вздохнул.
— Как ты говоришь, Цезарь, Помпей поймал меня за яйца.
— Я рад, что ты спокойно к этому относишься.
— А что толку бесноваться? Это не поможет. Я ничего не мог изменить. Что важнее, может ли что-нибудь изменить ситуацию?
— Если иметь в виду яйца, то да. Ты еще в состоянии действовать в рамках, которые установил Помпей. У тебя остался некоторый простор для маневра, даже если твои бедные старые яйца оказались в чьей-то волосатой руке, — усмехнулся Цезарь.
— Да, конечно. Кто бы подумал, что Помпей такой умный?
— О, он умный. Но ум у него дикий. И это не политическая уловка, Красс. Сначала он оглушил тебя молотком, а потом поставил условия. Будь у него хоть малейшее политическое чутье, он сначала пришел бы к тебе и сообщил о своих намерениях. Тогда это можно было бы организовать мирно и спокойно, не ввергая Рим в лихорадку ожидания еще одной гражданской войны. Беда Помпея в том, что он понятия не имеет, как думают другие люди или как они отреагируют.
— Вероятно, ты прав. Полагаю, все дело в том, что Помпей в себе не уверен. Если бы он не сомневался в том, что сможет сам заставить Сенат разрешить ему стать консулом, он пришел бы ко мне, прежде чем что-то предпринимать. Но для него я значу меньше, чем Сенат, Цезарь. Это Сенат он должен склонить на свою сторону. И я — его инструмент. Какое ему дело, если сначала он меня оглушит? Он поймал меня за яйца. Если я хочу земли для моих ветеранов, я должен информировать Сенат, что он не может рассчитывать на меня, чтобы противостоять Помпею.
Красс передвинул ноги на столе. Мешки с деньгами звякнули.
— И что же ты будешь делать?
— Я намерен, — сказал Красс, снимая ноги со стола и вставая, — послать тебя к Помпею прямо сейчас. Мне не нужно говорить тебе, что ты должен сказать. Договаривайся, Цезарь.
И Цезарь ушел договариваться.
«Хоть одно несомненно, — думал он, — что оба полководца сидят по своим палаткам». До триумфа или овации ни один командующий не мог переступить померий, чтобы пойти в город. Ибо переступить померий означает автоматически снять с себя полномочия командующего, тем самым лишаясь триумфа или овации. Так что если легаты, трибуны и солдаты имели право уходить и приходить, когда захотят, сам военачальник обязан оставаться на Марсовом поле.
Конечно, Помпей был дома — если палатку можно назвать домом. Его старшие легаты Афраний и Петрей находились с ним. Они с интересом уставились на Цезаря. Они кое-что слышали о нем — пираты и все такое — и знали, что он награжден гражданским венком в возрасте двадцати лет. Это были заслуги, которые вызывали большое уважение в таких вояках, как Афраний и Петрей. И все же этот блестящий безукоризненно одетый человек не выглядел истинным военным мужем. В тоге, а не в доспехах, ногти подстрижены и отполированы, сенаторские сандалии без единого пятнышка, без пылинки, волосы великолепно уложены. Он определенно не мог идти пешком от лагеря Красса до лагеря Помпея, на ветру и под палящим солнцем.
— Я помню, ты говорил, что не пьешь вина. Могу я предложить воды? — спросил Помпей, жестом приглашая Цезаря сесть.
— Благодарю, мне ничего не надо, кроме личного разговора, — отозвался Цезарь, устраиваясь в кресле.
— Увидимся позже, — сказал Помпей легатам.
Он подождал, пока оба разочарованных легата вышли из палатки и пошли по тропинке по направлению к Задней улице, и только потом обратился к Цезарю.
— В чем дело? — спросил он, по обыкновению резко.
— Я пришел от Марка Красса.
— Я ожидал видеть самого Марка Красса.
— Тебе лучше поговорить со мной.
— Он сердит, да?
Цезарь удивленно поднял брови.
— Красс? Сердит? Совсем нет!
— Тогда почему он не может прийти ко мне сам?
— И заставить весь Рим трезвонить еще больше? — вопросом на вопрос ответил Цезарь. — Если тебе и Марку Крассу надо о чем-то договориться, Гней Помпей, лучше это делать через таких людей, как я. Которые не любят болтать и преданы своим начальникам.
— Значит, ты — человек Красса, да?
— В этом деле — да. А вообще я сам по себе.
— Сколько тебе лет? — прямо спросил Помпей.
— Двадцать девять в квинктилии.
— Красс назвал бы это «вдаваться в тонкости». Значит, скоро ты будешь в Сенате.
— Я уже в Сенате. Почти девять лет.
— Почему?
— Я был награжден гражданским венком за сражение при Митилене. По конституции Суллы, военные герои становятся сенаторами, — объяснил этот франт.
— Все считают конституцию Суллы конституцией Рима, — проговорил Помпей, нарочно игнорируя неприятную для него информацию относительно гражданского венка. Он так и не завоевал главных воинских наград, и это задевало. — Я не уверен, что должен благодарить Суллу.
— Должен. Ты обязан ему своими специальными назначениями. Но после этого маленького эпизода я очень сомневаюсь, что Сенат когда-либо захочет наградить всадника специальным назначением.
Помпей широко открыл глаза.
— Что ты имеешь в виду?
— Только то, что я сказал. Ты не можешь заставить Сенат позволить тебе стать консулом и ожидать, что Сенат простит тебя, Гней Помпей. Ты также не можешь считать, что всегда будешь контролировать Сенат. Филипп уже стар. И Цетег — тоже. Когда они уйдут, кого ты используешь вместо них? Старшие по возрасту в Сенате все будут поддерживать Катула — Цецилии Метеллы, Корнелии, Лициний, Клавдии. Так что человек, желающий получить специальное назначение, должен будет пойти к народу, а под народом я подразумеваю не патрициев с плебеями. Я имею в виду плебс. Раньше Рим действовал почти исключительно через Плебейское собрание. И я считаю, что в будущем он снова вернется к этому. Плебейские трибуны очень полезны, но только если они имеют законодательную силу. — Цезарь покашлял. — К тому же покупать плебейских трибунов дешевле, чем птиц высокого полета вроде Филиппа и Цетега.
Все сказанное дошло до цели. Цезарь с равнодушным видом наблюдал, как Помпей жадно впитывает его слова. Цезарю не нравился этот человек, но он не мог понять почему. Большую часть детства Цезарь провел среди галлов. И раздражало его вовсе не то, что в Помпее было от галла. Так что же? Пока Помпей сидел, переваривая услышанное, Цезарь размышлял об этой проблеме и пришел к выводу, что ему просто не по сердцу данный человек — тщеславный, почти по-детски сосредоточенный на самом себе, с пробелами в уме и явно не уважающий закон.
— Что хочет мне сказать Красс? — спросил Помпей.
— Ему хотелось бы урегулировать этот вопрос путем переговоров, Гней Помпей.
— На каких условиях?
— Может быть, будет лучше, если сначала ты выдвинешь свои требования, Гней Помпей?
— Пожалуйста, перестань звать меня так! Я ненавижу, когда меня так называют! Для всех я — Магн!
— Это официальные переговоры, Гней Помпей. Обычай и традиции требуют, чтобы в данном случае я обращался к тебе по имени. Ты согласен первым выдвинуть свои требования?
— О да, да! — бросил Помпей.
Он не понимал, почему так раздражен. Наверное, из-за этого свежего, отполированного хлыща, которого Красс послал своим представителем. Все, что говорил Цезарь, имело определенный смысл, но это только больше его раздражало. Он, Магн, должен был задать тон разговору, но беседа обещала закончиться не так, как ему бы хотелось. Цезарь держался самоуверенно, словно именно он контролировал ситуацию. Этот человек красивей покойного Меммия и умнее Филиппа и Цетега, вместе взятых. И он награжден второй по значимости военной наградой Рима, и притом по представлению такого неподкупного человека, как Лукулл. Значит, он должен быть очень храбрым, очень хорошим солдатом. Если бы Помпей знал истории о пиратах, о завещании царя Никомеда, о сражении при Меандре, он по-другому вел бы эту беседу. Афраний и Петрей кое-что слышали о прежних похождениях Цезаря, но сам Помпей Магн — как типично для него! — ничего не ведал. Поэтому беседу вел истинный Помпей, не информированный и не искушенный.
— Твои условия? — настаивал Цезарь.
— Просто убедить Сенат принять решение, позволяющее мне выдвинуть свою кандидатуру на консула.
— Без членства в Сенате?
— Без членства в Сенате.
— А что, если ты убедишь Сенат принять решение, позволяющее тебе выдвинуть свою кандидатуру на консульский пост, а на выборах ты проиграешь?
Помпей засмеялся, искренне развеселившись.