Позже Мария Федоровна написала на этом документе: «Инструкция, которую великий князь начертал для меня, прежде чем меня узнал, и которую он передал мне в Рейнсберге. Благодаря Бога, она мне не понадобилась, так как моя привязанность к нему всегда побуждала и всегда будет побуждать меня предупреждать его желания; муж мой сознал сам, что требования, им предъявленные, были ему внушены злополучным опытом его перваго брака», а Павел приписал ниже: «Я не стыжусь в этом перед Богом и совершенно отказался от мыслей, внушенных мне моим злополучным опытом. Я обязан сделать это признание такой супруге, как моя, которая обладает добродетелями и достоинствами и которую я люблю всем сердцем».
Великая княгиня
Действительно, Павел не ошибся в Марии Федоровне. Она выполнила все его требования и сделала даже много больше. Французский дипломат Шарль Массон рассказывает: «Она, быть может, самая трудолюбивая и занятая дама России. Музыка, живопись, гравирование, вышивание — вот искусства, в которых она блистает талантами; они скрашивают печальное одиночество, в коем она живет. Науки и чтение — для нее не столько дело, сколько отдохновение, и домашние мелочи, равно как и заботы о благотворительности, довершают удачное наполнение ее дней…
Красота души есть главная ее черта… Воспитание детей (будучи удалена от них, она долго вздыхала) есть сейчас ее счастье. Снисходительность, с которой она относится к мужу, заставляет ее мириться с занятиями, всего менее приличными ее полу и вкусам. Разве не видели неоднократно, как она сопровождала его верхом в печальных полях Гатчины и Павловского? Измученная усталостью и жарой, порой промокшая под дождем или засыпанная снегом, она еще улыбалась ему…
Нередко он ставил великую княгиню на каком-нибудь возвышении, чтобы она служила указателем пути или пунктом, который он предписывал своим войскам атаковать; сам же он защищал к ней подступы…».
Кроме того, она родила ему четырех здоровых сыновей и пять прекрасных дочерей. Лишь одна принцесса Ольга умерла во младенчестве, вероятно, от кишечной инфекции.
Но была ли она счастлива?
Что ж, несомненно, у нее бывали и радостные дни. Они с мужем совершили большое путешествие по Европе под именем графа и графини Северных, то есть неофициально. Они находились в Европе в течение года и двух месяцев, посетили Италию, Францию, Англию, Австрию, Бельгию и Швейцарию. В Италии с ними произошел забавный случай, который потом обсуждался во всех гостиных Европы. Отправляясь в Неаполь, они оказались в одной карете с лордом Гамильтоном. Небезызвестный блюститель нравственности и образец британской чопорности, который в свое время купил свою будущую вторую супругу, девицу Эмму Лайнон, у своего сына, а потом делил ее с лордом Нельсоном, заметив, что Павел держит за руку Марию Федоровну и целует ее в щечку, счел его поведение неприличным и сделал молодому человеку замечание. На что Павел без всякого смущения ответил, что если почтенный лорд считает, что любить свою жену — дурно, то тут они полностью расходятся во мнениях. Замечание это на самом деле является ответом человека будущего, XIX века — человеку XVIII-го, человека эпохи романтизма — человеку эпохи просвещения, когда приличным считалось быть сдержанным и скрывать свои чувства, даже такие естественные, как любовь к законной супруге. Да, Павел, несомненно романтик и оставался им до последних своих дней.
Кроме всего прочего, это была действительно образовательная поездка, содержание которой не исчерпывалось дипломатическими приемами и праздниками. Достаточно взглянуть на расписание графа и графини Северных во время их пребывания в Париже. Они останавливаются в русском посольстве и 22 мая 1782 года отправляются в Версаль на королевский прием. После Версаля они посещают Парламент и Академию, затем осматривают церкви и памятники Парижа, затем приходит черед больниц, тюрем и приютов для престарелых. Затем пригороды — Люксембург, Со, Марли, Багатель, Севр, где высокородные путешественники осматривают не только дворцы и достопримечательности, но и фабрики, заводы, мануфактуры. А еще во время путешествия Мария Федоровна повидала своих родных, а Павел сделал и вовсе невероятную вещь. Он завел себе… друга.
10 июня 1782 года Павла и Марию Федоровну принимает в своем имении Шантильи принц Конде. Позже Павел будет часто вспоминать и старинный замок, и обелиск «Коннетабль», посвященный одному из славных предков принца, и изящный «Павильон Венеры» на острове любви, и украшенные вазами балюстрады над спокойными водами озера, и зеленый лабиринт. Все эти украшения и затеи он позже не без успеха попробует воспроизвести в Гатчине. После охоты и череды праздников 19 июня великокняжеская чета уезжает в Монбелиар, где росла и воспитывалась Мария Федоровна. Позже, в 1785 году, принц Конде посылает в Гатчину картину своего придворного живописца Лепана «Охота в Шантильи», напоминающую Павлу о днях, когда тот гостил в резиденции принца. Павел отвечает искренним и любезным письмом:
«Monseieur,
Все, что идет от вашего высочества, имеет в моих глазах особую цену, что является естественным последствием чувств, которые я к вам питаю и которые вы мне внушили. Поэтому я с большим удовольствием и большой благодарностью получил письмо, которое князь Барятинский мне передал вместе с картиною Шантильи. Она живо возобновляет в моей памяти вашу приязнь и все удовольствие пребывания нашего у вас, воспоминание, о котором никогда не сможет изгладиться в моем сердце. Вашему высочеству угодно будет принять здесь вновь уверения в моих чувствах и в моей искренней привязанности к вам и поверить, что я навсегда, Monseieur, вашего высочества нижайший и покорнейший слуга.
Павел».
Потом, после того как в 1792 году принц Конде, великий приор Мальтийского ордена, вынужден бежать из революционной Франции, Павел решил построить в Гатчине приют для принца и его мальтийских рыцарей.
Постройку дворца он поручил архитектору Николаю Александровичу Львову.
Приоратский дворец. Гатчина. Современное фото
Легенда гласит, что генерал-прокурор П. Х. Обольянинов, руководивший постройкой, забраковал место, на котором Львов задумал строить дворец. «Тогда укажите сами», — сказал Львов. Обольянинов указал на болото возле Черного озера. «Хорошо, — невозмутимо ответил Львов, — я построю дворец и там, но это будет стоить государю намного дороже». Чтобы осушить болото, он прокопал рвы и поставил здание на искусственном холме, образовавшемся из вынутой земли.
Для Приората Николай Александрович придумал «нечто особенное»: он воспользовался уникальной технологией le Pise (из умятой земли), или по-русски — землебита. Плиний сообщает, что технологию землебита уже в древности использовали в нынешних Африке и Испании. Позже эту технологию применяли во Франции и Германии XVIII века. Сначала строится форма из кирпичей и досок, в форму засыпают землю и плотно утрамбовывают с помощью колотушек и специальных тисков, постепенно сдавливающих доски. Из полученных прочных земляных блоков и строится здание. Оно не боится пожаров и очень долговечно. Львову удалось подобрать состав земляной смеси из гравия, песка, пыли и глины, который по прочности был равен железобетону. Фундамент дворца сложен из известкового камня, слой глины, смешанной с соломой, защищает его от грунтовых вод.
Гатчинский Приорат строили три летних месяца 1798 года, и он стоит до сих пор. Он пережил бомбардировки Великой Отечественной войны и практически не пострадал. Однако принцу Конде так и не пришлось увидеть своей новой резиденции. В 1801 году он уехал в Англию, а уже после смерти Павла, в 1814 году, в свите Людовика XVIII вернулся во Францию.
Впоследствии Павел и Мария Федоровна украшали свои загородные дворцы на Каменном острове, в Гатчине и Павловске мебелью, картинами, скульптурой, купленными и заказанными во время путешествия по странам Европы.
Однако поездка закончилась печально. При Дворах европейских правителей Павел открыто критиковал политику своей матери. Разумеется, Екатерина быстро узнала об этом и по возвращении в Россию наследник попадает под опалу. Теперь Екатерина звала сына и невестку «месье и мадам Второй сорт». Она запретила Павлу появляться в столице, и он вынужденно живет в Гатчине и Павловске.
Павловский дворец. Современное фото
Двор Екатерины мог представить глазам великого князя всевозможные варианты разврата, интриг, лести и двуличия. Возможно, поэтому Павел предпочитал проводить время с военными — людьми, которые уже по роду своих занятий имели понятие о чести, дисциплине и верности. Возможно, ему нравились занятия на плацу, потому что только в эти мгновения он мог полностью контролировать ситуацию, к нему были обращены все взгляды, его приказ воспринимался именно как приказ, и никому не приходило в голову скакать в Царское Село и узнавать мнение императрицы по поводу последних распоряжений ее сына. И главное, как мы уже знаем, — изучение военной науки, управления армией было и остается совершенно нормальным, естественным и одобряемым занятием для любого наследника престола. Муштруя своих солдат, Павел ни на шаг не отступал от многовековой европейской традиции: дело короля — война, и в мирное время он должен учиться воевать.
Разумеется, в реальности многие офицеры были не менее развращены и вероломны, чем царедворцы, недаром впоследствии именно гвардейские офицеры и стали убийцами императора. Но Павел, похоже, не желал иметь дела с реальностью. Может быть, лучше всех его понял историк К. Валишевский, написавший о Павле следующие слова: «Он считал все возможным, а именно: все сделать сразу и все исправить — силой того абсолютного идеала, который он носил в себе, противопоставляя его решительно всему».
Так или иначе, а утро в Гатчине неизменно начиналось с военных учений, обычно на плац-параде перед дворцом. Князь Долгорукий пишет об этих утренних часах так: «Для меня всего тягостнее были утренние строи. Я любил высыпаться, а для них надо было выезжать часа в четыре утра, да и верхом, но великий князь любил военные игрушки и хотел, чтобы всякий в них находил такое же удовольствие, как и он сам. Часто я просыпал учения, и никогда мне это дело с рук не сходило. Великий князь по несколько дней иногда, в наказание за мою лень, со мной не говаривал ни слова. В угодность его я должен был притворяться и против воли