Покушения на императора повторялись. Второе из них произошло 25 мая 1867 года в Париже, где, кстати, Александр тайно встречался с Долгоруковой. Когда он прогуливался с императором Наполеоном III в открытом экипаже, внезапно из толпы выбежал человек и дважды выстрелил по карете, ни одна из пуль не причинила сидящим в ней вреда.
Когда известие о покушении пришло в Царское Село, где находилась в это время императрица с младшими детьми, Александра Долгорукова записала: «Я знала, что императрица осталась одна, и представляла, в каком она теперь состоянии. Поколебавшись одно мгновение из боязни показаться нескромной, я все же решилась подняться к ней и правильно сделала. Она тут же приняла меня и, казалось, была рада возможности облегчить сердце. Она изливала мне душу с лихорадочным возбуждением, не свойственным ей обычно. Я чувствовала, что каждое ее слово продиктовано горечью…
— Господь сохранит императора, сударыня, как Он хранил его до сих пор, — сказала я, чтобы ободрить ее.
— О, но не следует искушать Господа, подвергаясь без всякой нужды опасности! — возразила она с негодованием, которое явно относилось к государю».
Очередное покушение на императора произошло 2 апреля 1879 года, снова во время прогулки. Когда Александр переходил через Певческий мост, направляясь в Зимний дворец, его подстерег член революционной организации «Земля и воля» Александр Соловьев и открыл огонь. Император бросился бежать, а охрана схватила стрелка.
Позже Вера Фигнер рассказывала о Соловьеве: «Он изложил нам свой взгляд на деятельность в народе и на общее положение дел в России. Пропаганда была, по его мнению, простым самоуслаждением при современном порядке вещей, когда борьба за интересы массы на почве легальной является беззаконием, нелегальностью в глазах всех представителей собственности, всех лиц администрации. Стоя на этой почве, вооруженные лишь принципом народной пользы и чувством справедливости, мы не имеем никаких шансов на успех, так как на стороне наших противников — материальное богатство, традиции и власть…
— Смерть императора, — говорил Соловьев, — может сделать поворот в общественной жизни; атмосфера очистится, недоверие к интеллигенции прекратится, она получит доступ к широкой и плодотворной деятельности в народе; масса честных молодых сил прильет в деревню, а для того, чтобы изменить дух деревенской обстановки и действительно повлиять на жизнь всего российского крестьянства, нужна именно масса сил, а не усилия единичных личностей, какими являлись мы».
Летом 1879 года от организации «Земля и воля» отделилась еще более радикальная организация «Народная воля», поставившая своей целью подтолкнуть политические изменения убийством императора Александра II.
Одна из первых акций народовольцев — взрыв императорского поезда на пути между Петербургом и Крымом. Императора спасло то, что 19 ноября 1879 года обычный порядок следования царского поезда был нарушен: сломался паровоз грузового состава, поэтому первым поехал поезд Александра II. Не зная об этом, террористы пропустили его и подорвали грузовой состав.
Расследование этой акции только началось, а 5 февраля 1880 года народовольцы нанесли новый удар — на этот раз взрыв прогремел в самом Зимнем дворце. Степан Халтурин, нанятый во дворец столяром, проник в погреб, расположенный прямо под императорской столовой, и заминировал его. Императора и его гостей снова спасла случайность: в тот день ждали из Германии принца Гессенского, племянника Марии Александровны, и из-за опоздания его поезда обед перенесли. Врыв унес жизни 11 солдат, было ранено еще около 60 человек.
Разумеется, все эти покушения стали тяжелыми переживаниями для императрицы. «Я, как сейчас, вижу ее в тот день, — вспоминала Александра Толстая о встрече с императрицей в день крушения царского поезда, — с лихорадочно блестящими глазами, разбитую, отчаявшуюся. „Больше незачем жить, — сказала она мне, — я чувствую, что это меня убивает“».
Жить ей оставалось совсем недолго. «Здоровье императрицы Марии Александровны быстро слабело, роковые условия ее жизни сломили ее физически и нравственно, мучительный крест ее последних лет принадлежит истории», — пишет С. Д. Шереметев. Во время покушения Халтурина она была так больна, что даже не услышала взрыва.
Тем временем Александр перевез Долгорукову в Зимний дворец и поместил ее на третьем этаже, где жили фрейлины. Ее комнаты находились как раз над комнатами Марии Александровны, и умирающая императрица слышала над головой топот маленьких ножек: Долгорукова уже родила Александру четверых детей, один из которых умер в младенчестве.
В ночь со 2 на 3 июня 1880 года (22 мая по старому стилю) императрица Мария Александровна скончалась.
Княгиня Юрьевская
Художник Александр Бенуа рассказывает о слухах, которые ходили по Петербургу в последние дни жизни императрицы: «Рассказывали, что специально для нее в Зимнем дворце устроена особая герметически закрытая камера для ингаляций, и мне это представлялось ужасно жутким, что супруга самодержца должна часами сидеть в своего рода темнице и дышать особенным, для нее специально приготовленным воздухом.
Бедная царица! Она не была популярна, но теперь нечто вроде популярности ее окружило благодаря тому, что измена державного супруга стала известна уже во всех слоях общества, о ней говорили всюду: и во дворцах, и в буржуазных домах, и в людских, и в трактирах. Тут-то тетя Лиза и перешла с критического тона на угрожающий и пророческий: „Только бы старик не вздумал жениться!“. Обсуждался и вопрос о том, какова эта княжна Долгорукая, действительно ли она такая красавица? Действительно ли она совсем „забрала“ государя? В художественных магазинах можно было теперь купить ее фотографии, и одну такую приобрела мама. И вот царица умирает (10 мая); погребение происходит согласно раз принятому церемониалу, но без какой-либо особой торжественности, в которой выразилось бы горе овдовевшего супруга, а уже через месяц по городу начинает ползти слух, что княжне дарован титул княгини Юрьевской, что государь собирается узаконить детей, от нее рожденных, и, наконец, что он уже с ней и обвенчался. Казалось совершенно невозможным, чтобы наш добрый и сердечный государь мог совершить такой поступок; чтобы хотя бы из простого приличия он, не дождавшись положенного конца годичного траура, назвал кого-либо своей супругой! Бог знает, что это готовило в будущем! Уже не собирался ли он короновать „эту княжну Долгорукую, свою любовницу“?
Негодование тети Лизы приняло патетический характер. В это лето мы не переехали на дачу, и тетя Лиза не прерывала своих еженедельных посещений, оттого мне особенно и запомнился этот ее гнев, сопровождавшийся совершенно убежденными пророчествами: Бог-де непременно накажет его за такое попрание божеских и людских законов!».
Княгиня Екатерина Юрьевская
В том же 1880 году, не дожидаясь истечения траура по первой жене, Александр тайно обвенчался с Екатериной Долгоруковой у походного алтаря в Царскосельском дворце. Своей сестре Ольге он написал: «Я никогда бы не женился раньше прошествия года положенного траура, если бы не жили мы в это опасное время и если бы не случайные покушения, которым я подвергаю себя ежедневно и которые могут неожиданно и внезапно кончить мою жизнь. Именно поэтому я весьма озабочен как можно скорее обеспечить будущее женщины, которая живет для меня уже в продолжение 14 лет, а также обеспечить счастье троих наших детей».
Долгорукова получила титул светлейшей княгини Юрьевской, по одному из фамильных имен бояр Романовых. Фамилию Юрьевских получили и их дети.
Великий князь Александр Михайлович вспоминает, как Александр впервые представил Екатерину своим родственникам. «Мне понравилось выражение ее грустного лица и лучистое сияние, идущее от светлых волос. Было ясно, что она волновалась. Она часто обращалась к Императору, и он успокаивающе поглаживал ее руку. Ей, конечно, удалось бы покорить сердца всех мужчин, но за ними следили женщины, и всякая ее попытка принять участие в общем разговоре встречалась вежливым, холодным молчанием. Я жалел ее и не мог понять, почему к ней относились с презрением за то, что она полюбила красивого, веселого, доброго человека, который, к ее несчастью, был Императором Всероссийским?
Долгая совместная жизнь не уменьшила их взаимного обожания. В шестьдесят четыре года Император Александр II держал себя с нею, как восемнадцатилетний мальчик. Он нашептывал слова одобрения в ее маленькое ушко, интересовался, нравятся ли ей вина. Он соглашался со всем, что она говорила, смотрел на всех нас с дружеской улыбкой, как бы приглашая радоваться его счастью, шутил со мною и моими братьями, страшно довольный тем, что княгиня, очевидно, нам понравилась. К концу обеда гувернантка ввела в столовую их троих детей.
Александр II с княгиней Юрьевской и детьми
— А вот и мой Гога! — воскликнул гордо Император, поднимая в воздух веселого мальчугана и сажая его на плечо. — Скажи-ка нам, Гога, как тебя зовут?
— Меня зовут князь Георгий Александрович Юрьевский, — ответил Гога и начал возиться с бакенбардами Императора, теребя ручонками.
— Очень приятно познакомиться, князь Юрьевский! — шутил Государь. — А не хочется ли, молодой человек, вам сделаться Великим Князем?
— Саша, ради Бога, оставь! — нервно сказала княгиня. Этой шуткой Александр II как бы пробовал почву среди своих родственников по вопросу об узаконении своих морганатических детей. Княгиня Юрьевская пришла в величайшее смущение, и в первый раз забыла она об этикете Двора и назвала Государя — своего супруга во всеуслышание уменьшительным именем.
К счастью, маленький Гога был слишком занят исполнением роли парикмахера Его Величества, чтобы задумываться над преимуществами императорского титула, да и Царь не настаивал на ответе. Одно было ясно: Император решил игнорировать неудовольствие членов Императорской фамилии и хотел из этого первого семейного обеда устроить веселое воскресенье для своих детей».