Началось с того, что его бабушка Екатерина II, боясь, как бы ее внук не вырос таким же грубым солдафоном, как отец, изъяла юного Александра из-под влияния Павла и отдала на воспитание специально выписанному из Швейцарии Фредерику Сезару Лагарпу. Он был по убеждениям республиканец. Его даже удалили от русского двора за симпатии событиям Великой Французской революции. Можно представить себе полное несоответствие понятий: республиканец воспитывал человека, которому суждено было стать неограниченным в своей власти монархом Европы!
А впрочем, лучше всего об Александре I и эволюции его нрава и характера рассказывал великий русский историк Василий Ключевский в тех отрывках, которые по цензурным соображениям не вошли в его опубликованный при Николае II «Курс русской истории». «Александр I. Это был характер не особенно сложный, но довольно извилистый. Мысли и чувства, составлявшие его содержание, не отличались ни глубиной, ни обилием, но под давлением людей и обстоятельств они так разнообразно изгибались и перетасовывались, что нельзя было догадаться, как этот человек поступит в каждом данном случае». При этом историк дает важное замечание о способности Александра обманывать и самого себя, убеждая в том, что и он не чужд новым мыслям умного собеседника и давно имел такие же. Все это ему было нужно для поддержания самоуважения. Ключевский замечает, что Александр воспринял либеральные идеи Лагарпа, однако не смог их «переварить», поскольку они были не в его природе. Окруженный образованнейшими людьми своего времени, деятельными реформаторами, Александр воспринимал их идеи как свои. И самого себя считал даже республиканцем, приверженцем конституционных ограничений монархии. Но он слишком сильно держался за самодержавие и не был готов отказаться от него даже частично.
После возвращения в Россию в 1915 году император переменился настолько, что окружающие решили, будто Александр Павлович в глубоком душевном кризисе. Однако Ключевский считает, что царь сбросил все маски и наконец-то стал самим собой. Он принял свою чужеродность стране. Но победителю Наполеона, освободителю Европы, больше не было нужды оглядываться на других, он мог полностью доверять себе.
Вот в этот второй период его правой рукой, незаменимым сотрудником и сделался один Аракчеев.
Если же кто-то считает, что характеристика, данная Александру I Ключевским, незаслуженно резка и необъективна, то вот суждение белоэмигрантского военного историка, до мозга костей монархиста Антона Керсновского: «Могучий и яркий патриотический подъем незабвенной эпохи Двенадцатого года был угашен императором Александром, ставшим проявлять какую-то странную неприязнь ко всему национальному, русскому».
Не нужно быть глубоким мыслителем, чтобы в этом антипатриотизме государя не увидеть истоки тайных обществ и мотивы, выведшие цвет гвардейского офицерства в роковой день 14 декабря 1825 года на Сенатскую площадь…
До Аракчеева у Александра I были другие фавориты. Четыре года вплоть до 1812 царь тесно сотрудничал с Михаилом Сперанским – сыном сельского священника, дослужившегося до чина действительного тайного советника. Сперанский провел ряд реформ государственного управления и уже разрабатывал план учреждения в России выборной Государственной Думы. На этом этапе его настигла разгромная критика Карамзина. Придворный историк настойчиво обращал внимание на то, что Сперанский в своих реформах следует примеру революционной Франции и планирует ограничить права монарха. Александр I, готовившийся тогда к войне с французским императором, был вынужден отправить Сперанского в ссылку. Может быть, он сделал это с радостью, потому что проекты Сперанского начинали внушать самодержцу беспокойство. Впоследствии он простил его и вновь начал выдвигать на губернаторские посты, но Сперанский уже больше никогда не занял своего прежнего положения при дворе.
Вместе с тем в натуре Александра I было много загадочного. Кто скажет, почему именно в этот реакционный, аракчеевский период царствования он поручил своему соратнику первых лет правления – графу Николаю Новосильцеву – составить конституционный проект для России под названием «Уставная грамота Российской империи»? Зачем он был ему нужен, если бы он никогда не собирался вводить его в действие? Никто теперь не скажет.
Начало карьеры Аракчеева. Фаворит Павла
Аракчеевы долгое время были незаметным дворянским родом, владевшим поместьями в Новгородской и Тверской губерниях. Алексей Андреевич Аракчеев родился в 1769 году. Перед ним практически не стояло выбора, на какой стезе служить Отечеству, поскольку все его предки, о которых можно было вспомнить, были военными. Его отец, Андрей Андреевич Аракчеев, сумел устроить своего старшего сына в Артиллерийский кадетский корпус в Петербурге. В это время он познакомился с графом Николаем Ивановичем Салтыковым, воспитателем обоих старших сыновей наследника престола Павла Петровича.
Однажды цесаревич Павел Петрович обратился к Салтыкову с просьбой прислать ему расторопного молодого офицера. Салтыков недолго думал: его выбор пал на давнишнего знакомого – Аракчеева. Так юный Аракчеев оказался в свите будущего императора Павла I. Когда тот взошел на престол в 1796 году, Аракчеев был уже полковником. Став императором, Павел по обычаю начал щедро раздавать чины и награды своим приближенным. Уже в ноябре 1796 года, в первые дни нового царствования, Аракчеев стал майором гвардии, армейским генерал-майором, кавалером ордена святой Анны, а чуть позже ему были пожалованы орден Александра Невского и баронское достоинство.
Аракчеев сумел завоевать расположение Павла точным и быстрым исполнением всех поручений, неутомимостью, знанием военной дисциплины, умением подчинять себя установленному распорядку. Аракчеев умел исполнять не рассуждая. Павел был любителем муштры и фрунта ради них самих, и Аракчеев, тонко почувствовав эту черту характера своего державного повелителя, сделался не за страх, а за совесть таким же поклонником внешних признаков армейской дисциплины. Стоит ли говорить, что эта позиция лишала Аракчеева способности критически мыслить, но зато превращала его в превосходного и угодливого карьериста.
Итак, уже при Павле Аракчеев сумел сделаться одним из любимцев монарха. Зная о сравнительной бедности Аракчеева, Павел пожаловал ему две тысячи крепостных душ и даже предоставил право выбрать поместье. Аракчеев выбрал Грузино Новгородской губернии как находящееся недалеко от всех прочих родовых владений.
Карьера Алексея Аракчеева развивалась стремительно. В 1798 году он стал генерал-лейтенантом. В следующем году был назначен генерал-квартирмейстером Главного штаба (фактически начальник Генерального штаба в то время), получил Орден Иоанна Иерусалимского (новая награда, которую учредил и чрезвычайно высоко ценил Павел), а чуть позже в том же году – и графское достоинство. При этом Алексею Аракчееву не исполнилось еще и 30 лет!
У Аракчеева было двое младших братьев, о которых император Павел тоже не забывал. Андрею Андреевичу Аракчееву (1772–1814) пожаловали чин генерал-майора, а Петр Андреевич Аракчеев (1780–1841) только еще начинал службу, был поручиком лейб-гвардии артиллерийского батальона, милости императора еще не успели излиться на него. Как, впрочем, и немилости.
Павел отличался непредсказуемостью своих решений и осенью 1799 года уволил Алексея и Андрея Аракчеевых со службы, правда, с подобающей их высоким чинам пенсией. Аракчеевы не были втянуты в дворцовый переворот, приведший к убийству Павла и воцарению его сына Александра. Но тот хорошо знал Алексея Аракчеева еще по прежней службе его отцу. В 1802 году Александр I снова призвал Аракчеева, назначив его председателем особой комиссии для преобразования русской артиллерии. Начинался самый плодотворный этап жизни Алексея Андреевича.
Организация русской артиллерии. Военный министр
Комиссия под председательством Аракчеева, одним из членов которой был сын цирюльника и любимца Павла I, грузинского невольника, освобожденного от турок, граф Александр Кутайсов, выработала единый оптимальный стандарт русских полевых пушек разного калибра. Эту систему с тех пор прозвали аракчеевской.
В 1803 году Алексей Аракчеев был назначен инспектором всей артиллерии русской армии и командиром лейб-гвардии артиллерийского батальона. В 1805 году ему пришлось единственный раз в жизни поучаствовать в полевой кампании. В несчастной битве под Аустерлицем ему дали под начальство пехотную дивизию. Здесь Аракчеев был ранен.
В 1807 году Аракчееву присвоили звание генерала рода войск – генерал от артиллерии. Выше был только чин генерал-фельдмаршала. В январе следующего года его назначили министром военных сухопутных сил. На этом посту Аракчеев произвел реорганизацию русской артиллерии. Один из методов упрочения артиллерийской мощи русской армии Аракчеев видел в ее централизации и отделении от прочих сухопутных войск с тем, чтобы в войне можно было насыщать артиллерией любые нуждающиеся в этом части армии. Еще до битвы при Аустерлице, будучи генерал-инспектором артиллерии, он сформировал 13 артиллерийских полков (11 пеших и два конных) двухбатальонного состава. После первой войны с Наполеоном Аракчеев распределил русскую артиллерию по 23 артиллерийским бригадам. Позднее, уже после Заграничного похода, плодом дальнейших реформ Аракчеева станут артиллерийские дивизии – по одной на пехотный корпус. Аракчеев также отделил инженерные войска от артиллерийских.
«Графа Аракчеева по справедливости можно назвать создателем современной русской артиллерии. Она – плод его трудов, 20-летней упорной, планомерной, продуманной работы, как теоретической, так и практической. С этих времен у нас завелся тот артиллерийский дух, установились те артиллерийские традиции, носители которых на всех полях Европы отстояли за русской артиллерией место, указанное ей суровым гатчинцем – первое в мире. Из многотрудной аракчеевской школы вылетели орлы наполеоновских войн – Ермолов, Яшвиль, Никитин, Костенецкий, Железнов – все те, кто вели в атаку передки и гнали банником полки на полях Шенграбена, Пултуска, Эйлау и Бородина!»