Мистицизм Николая II и был попыткой уйти от ужасавшей его действительности в область чуда. Она не могла закончиться ничем иным, кроме как трагичным вторжением действительности в сферу иллюзий.
Николай встретил такую подругу жизни, которая целиком и полностью удовлетворяла его сокровенным стремлениям. Принцесса Гессен-Дармштадтская Виктория-Алиса-Хелена-Луиза-Беатриса, названная в России Александрой Федоровной, любила своего мужа, и он любил ее. Они родили четырех дочерей и сына, которых старательно воспитывали. Идеал семейной жизни. Иногда кажется, что Николай II был слишком счастливым семьянином, чтобы быть хорошим монархом. Во всяком случае, заботы о семье, о подраставших детях отнимали довольно много времени и энергии императора, а интересы семьи он ставил выше любых государственных интересов. Вернее будет сказать, что семейными интересами, как он сам их понимал, он в конце концов подменил интересы государственные. Это особенно явственно видно в его нежелании как-то поступаться своими прерогативами абсолютного монарха, ибо Николай II был убежден, что его высший долг – в том, чтобы передать самодержавие своему сыну целостным и неприкосновенным. А что при этом станет с Россией – это уже на втором месте по важности.
Александра Федоровна всячески поддерживала и даже разжигала религиозно-мистические настроения своего мужа. Более того, перейдя в православие, она стала ревностной религиозной фанатичкой. И именно она ввела Распутина под царский кров.
Александра Федоровна принадлежала к истероидному типу личностей, о чем свидетельствуют все ее письма супругу. Весь окружающий мир казался императрице наполненным врагами, которые только и делали, что строили козни ей и ее «дражайшему Ники». Врагами оказывались даже первые министры государя. А истинными друзьями со временем стали только те, кто хорошо относился к «нашему Другу», то есть к Распутину. Так отношение к обласканному сибирскому мужику стало единственным критерием оценки людей императорской четой.
Николай II не мог во всем следовать рекомендациям своей половины, даже если они были продиктованы «нашим Другом». Например, не мог он по закону повесить оппозиционных депутатов Государственной Думы, как ему советовала императрица! Но если не конкретные действия, то общий фон окружающего мира, каким его изображала Александра, стал со временем полностью определять мировидение самого Николая. Вместо расширения социальной опоры, в чем монархия катастрофически нуждалась, он в конце концов все сужал свою «зону комфорта» и за несколько месяцев до падения дошел до того – неслыханное дело! – что с императором, как с конченым человеком, перестали общаться даже члены императорской фамилии: великие князья и княгини, его дяди, тети и кузены!
Неизвестно еще, сложилась бы таким роковым образом судьба Николая II и его семьи, если бы не неизлечимая врожденная болезнь его сына. Цесаревич Алексей родился уже после четырех дочерей и стал долгожданным наследником императорского престола. К сожалению, он страдал гемофилией – отсутствием свертываемости крови – и любая малозначительная царапина, любой ушиб грозили стать для него смертельными.
О том, что в роду Алисы Гессенской многие мужчины страдали гемофилией, было известно. Однако еще не был ясен характер передачи этой болезни. Она передается по наследству, хотя и не всякому мужчине, от матери – переносчика рокового гена. Впрочем, даже если бы Николай и знал о неминуемой болезни своего будущего сына, вряд ли это остановило бы его от женитьбы по любви. Последний российский император обладал удивительным упрямством, особенно в тех вопросах, которые того не заслуживали. Это обстоятельство, кстати, целиком опровергает популярные и сто с лишним лет назад, и теперь утверждения, будто Николай II был слабовольным. Нет, воля у него была, и довольно твердая, только часто направлялась не на те цели, на какие следовало бы…
Так гемофилия цесаревича Алексея и стала тем игольным ушком, в которое к царскому двору пролез погубивший его сибирский мужик.
Предшественники Распутина при царском дворе: Филипп, Папюс и другие мошенники
Мистицизм царской четы создавал благоприятную обстановку для разных авантюристов, постоянно втиравшихся в ее доверие.
В 1849 году в горах французской Савойи родился сын крестьянина Низье Антельм Филипп, который еще в детстве обнаружил у себя необычайные способности к самоисцелению внушением и с помощью молитв. Повзрослев, он начал лечить других людей с помощью гипноза. Неизвестно, насколько успешными были такие опыты, но Филипп, вступив в ложу мартинистов, сумел создать себе такую рекламу, что к его услугам начали прибегать разные высокопоставленные особы, щедро за это платившие. Его слава разлетелась по всему миру. Университет Цинциннати выдал ему диплом доктора медицины. При этом медицинского образования Филипп так и не получил.
В 1900 году дядя Николая II великий князь Владимир Александрович, будучи в Лионе, посетил «школу магнетизма» Филиппа. Увиденное в ней и способности Филиппа настолько его поразили, что он пригласил его в Россию. В 1901 году мэтр Филипп был представлен царской чете.
Он удивил Николая и Александру своими способностями, как они поверили, мага и предсказателя. Гипнотизер из Савойи, как пишут, якобы предсказал Николаю II скорую революцию и грядущее в следующем десятилетии окончательное падение монархии. Впрочем, для таких предсказаний не нужно было сверхъестественных способностей; достаточно было хоть немного разбираться в политической жизни. Но если он действительно сделал такие предсказания, то можно предположить, что пассивность Николая II в попытках предотвратить надвигающийся крах империи можно объяснить самовнушением, основанным на таких вот «пророчествах» магов и экстрасенсов: раз этому суждено быть, значит, ничего изменить нельзя, и да будет на все Божья воля! Деятельность мэтра Филиппа при царском дворе в этом смысле была, безусловно, вредной.
Но для Николая II французский проходимец стал на несколько лет одним из ближайших советников. Царь просил французское правительство дать Филиппу диплом доктора медицины, но Париж ответил вежливым отказом. Тогда Николай II решил вручить экстрасенсу российский диплом доктора. Но тут запротестовал даже сервильнейший царский кабинет министров. Министры сказали, что по существующим законам Российской империи соискатель должен сдать для этого экзамен.
Учитывая высочайшее покровительство экзаменующемуся, экзамен являлся, скорее всего, заранее спланированным фарсом. Профессора принесли Филиппу истории болезней пациентов одной клиники. Но он, не глядя на них, попросил называть номера кроватей больных и по номеру объявлял диагноз, а под конец сказал, что все больные излечены. Профессора устремились в клинику и были весьма поражены тем, что все сказанное французом – истина.
В 1904 году, после того как сбылось еще одно предсказание мэтра Филиппа – о рождении наследника у Николая II, француз отправился домой – ему было явлено вскоре сбывшееся «откровение» о смертельной болезни его дочери, а затем и о своей собственной смерти. Но Филипп обещал, что его место как «друга» императорской четы вскоре займет новый друг. Это предсказание Николай и Александра вспомнили, когда в поле их зрения появился Распутин.
В период увлечения царской четы мэтром Филиппом Россию посетил Жерар Анкосс, более известный под псевдонимом Папюс. Именно он принял Филиппа в ложу мартинистов – последователей эзотерического, по форме христианского учения Луи Клода де Сен-Мартена. По слухам Папюс посвятил в мартинисты и Николая II. А во время очередного приезда в Россию Папюс вызвал для Николая II и Александры Федоровны «дух Александра III».
Оккультизм отвергается православием, поэтому возникает вопрос, насколько искренней была религиозность последней царской четы, к тому же объявленной «святой» Русской православной церковью. Но тут, очевидно, следует вспомнить древнее изречение: «Что позволено Юпитеру, не позволено быку». То есть православие в его обрядовой форме – это, как считали русские монархи, религия для народа. Они же сами имеют право на более широкие религиозно-мистические взгляды, вовсе не думая, что при этом изменяют православию. Вспомним, что точно так же поступали, например, Павел I и Александр I. Один почитал католическую церковь не меньше, чем православную, а другой считал, что реализует высший синтез всех христианских вероисповеданий.
Папюс основал в России немало лож мартинистов для представителей высшей знати и оккультно-мистический журнал «Изида», выходивший до 1916 года.
Но постепенно Николай II отстраняется от увлечений оккультизмом и переходит на более «православные» позиции общения с «людьми Божьими», странниками, «старцами».
Вот что пишет наш современник, историк Александр Боханов:
«Старчество имело в России давнюю и глубокую традицию. Оно являлось неотъемлемой частью православного христианства… Православному человеку требовался наставник, духовный друг, советчик и поводырь, способный указать правильную дорогу в жизни. Православные христиане ждут чудес, знамений, отражающих Божественный промысел. Толкователями их исстари выступали „Божьи люди”. Первые среди них – старцы. Старец – это бесспорный праведник, благочестивый человек и христианин, строго соблюдавший все канонические принципы веры».
Одним из наиболее известных «друзей» последнего царя в этой среде был юродивый Митя Козельский. Если бы не появился Распутин, то Митя вполне мог бы сыграть его историческую роль. Вплоть до 1912 года оба «старца» уживались при дворе, но затем Распутин полностью вытеснил своего конкурента. Умер Митя в 1929 году. По версии, которой придерживается большинство историков, он был арестован и расстрелян в Соловецком лагере.
Этот краткий список самых знаменитых приближенных Николая II (а сколько еще было подобных им, но проигравших в конкуренции за «царское сердце») показывает, в каких диких и извращенных формах возродился фаворитизм при русском дворе в начале ХХ века. Если раньше фаворит монарха выполнял какую-то государственную функцию, пусть и чисто формально, то теперь фавориты становятся семейными друзьями императора как частного лица, совершенно не заботящегося о том, что скажут о таком его покровительстве в Отечестве.